Лишь одаренный творец, то есть вкусивший вина творчества, не может уступить системе, подавляющей свободу. Лишенный внешнего душевного комфорта, он тем и спасается, что всё глубже и глубже погружается во внутреннюю свою стихию, где он сам себе и царь, и слуга, и раб своего искусства.
7.Творчество процесс индивидуальный, эгоистичный, и для самого автора непостижимый. Никто никогда не прочтет нам лекцию «Как делать стихи». Просто надо смотреть, как пишут те, кто лучше нас. И учиться у них владеть формой. Будет форма, появится и содержание. Чем она совершеннее, тем требовательнее к наполнению. В дырявом кувшине не то что вина или мёду – воды простой не принести.
8.Чтобы создать литературу, необходимо организовать себе литературную жизнь. Войти в неё и, несмотря ни на что, остаться там навсегда. В этом ЧТО немало потерь, страхов и сомнений. Живя литературой, и только ею, ты никогда не будешь успешен в чём-либо другом, на каком-либо ином поприще. Нельзя быть одновременно художником и врачом, юристом или строителем… Любое совместительство расценивается искусством как измена и не прощается. Литература – не хобби и даже не занятие. Литература – это способ дыхания в вакууме. За пределами этой жизни литераторе существовать невозможно.
Литератор – это добровольный изгнанник. И чем совершеннее его творчество, тем он одиноче.
Критериями его достижений является не благополучие и прижизненная слава. Критериями его признания являются зависть и молва.
Формула: чем хуже мне, тем лучше им – стихам нечаянным моим, – близка к истине.
В сплошной социально-бытовой его безысходности Бог дал гению, разумеется, кроме таланта, трудолюбие и радость мимолетного удовлетворения плодами творчества: когда он завершает очередное произведение и ненароком видит восхищение тех, кто понимает весь ужас его положения и не может скрыть это своё состояние.
9.Стихи (а по большому счету – и вся литература) пишутся не для того, чтобы рассказать очередной случай из жизни. Реалии бытия участвуют в творчестве как изобразительный материал. Мы из него делаем детали: метафору, образ... К сожалению, многие читатели (да и авторы тоже!) ищут в стихах информацию, а не поэзию. Литераторы пишут, абы поведать, рассказать, донести… случай из жизни... Этот путь – безнадежен, поскольку бесперспективен. Но ведь автор и читатель могут и должны общаться и на другой базе. Не на информационно-бытовой, а на ассоциативной...
Только при таком подходе мы сможем учиться друг у друга, и расти над собой. Мне, например, глубоко всё равно: бывает ли такое, о чём я пишу, в жизни или нет. Искусство рисует параллельное измерение, очень похожее на это, но другое. Искусство открывает то измерение, которое в тебе, во мне, в другом, третьем... И ценность поэзии в том, чтобы сделать эту параллель доступной каждому, кто хочет в неё заглянуть...
10. Просто ли, сложно... Всё в искусстве относительно. Меры нет. Поэт может подниматься на такую высоту, на которой он доступен пониманию. Многие так растут вместе с читателем.
Однако творца никто и ничто не удерживает в его стремлении ко сколь угодной (но доступной для него) степени сложности. При этом он должен быть готовым к непризнанию и не роптать за него на современников. Если ты на верном пути, изыскания твои не пропадут. Однако никто, кроме автора, догадываться об этом не может. Рискуй! Возможно, и о твоих трудах потомки скажут: всё гениальное – просто. Важно тут избежать усложнённости. Особенно нарочитой. Надо знать,что даже утончённое лукавство не долго воспринимается как чистая монета изысканности, искусственная патина слетает, обнажая банальную изощренность. При низком качестве ремесленного мастерства и слабом или неразвитом таланте часто возникает это желание – выделится из ряда любой ценой. Со временем это желание оборачивается неприглядной выходкой из ряда вон.
11.
Из диалога
– Сберегать родную речь становится всё сложнее.
– Она и сама себя в обиду не даст. Хотя и мы не должны допускать речевую экспансию...
– Вот вроде писать нынче стали стихи и прозу очень много людей. Прямо бум какой-то! Понятно, что большая часть авторов – графоманы. Однако даже такой уровень письма развивает самих этих людей, хотя бы как сочинительство на родном языке. А что если графомания – один из способов противостояния речевой экспансии?! Как защитная реакция? С другой стороны, графомания растлевает, прививая небрежность в плане обращения с родным языком. Особенно у подрастающего поколения, выпускников последних лет.
– Молодежь нынче порядочных писателей не читает. А таких – и тем более… Так что опасаться языкового растления не стоит.
Но вы правы, явление это, видимо, неизбежно в переломные моменты. Не до грамматики сегодня большинству. Увы, те дети, что не читают книг, будут писать с ошибками. Но их дети вернут себе грамматику обязательно. И заставит их это сделать сама родная речь, если, разумеется, сохранится, выживет! Дети наших детей создадут новую литературу.
Сочинительство, что сейчас стало массовым явлением, не графомания. Это примитивно понятая свобода слова. Пишут все, кому ни лень и кто во что горазд, потому что этому делу, полагают, учиться не надо.
Таланту не научишь. Это да. Но мастерство добывается круглосуточным трудом нал словом. Тот из графоманов, кто это поймет, станет писателем. Кто – нет, так и останется посмешищем для Ангелов.
09.04.16
***
Поэты, публикуя новое, в очередной раз выставляют себя на посмешище. Одни – осознанно, иные – оставаясь в заблуждении о самих себе. Потому первые взыскательны, а последние нелепы. Но и те, и другие достойны сожаления и благодарности, потому что, кроме поэтов, никто не говорит правду часто смертельно опасную (непростительную) для них же самих.
21.03.17
Симферополь-Севастополь-Бахчисарай
