как убийственно это «еще ждем»!
Боже, прости ей ее косноязычие, вытекающее из дурацкой прямолинейности, которую в дорыночную эпоху называли прямодушием и причисляли к достоинствам. Как же, оказывается, непросто жить в обществе, освободившемся от морального кодекса строителя коммунизма. Мало, мало внимания она уделяла понятиям этики межличностных отношений. Марина Васильевна, переживая свой позор, поставила перед собой задачу овладения элементами этикета – она встречала на книжных развалах книжки с яркими заголовками, но до сих пор не задумывалась над тем, что они появились не случайно. Ведь ныне спрос определяет предложение. Значит, в обществе назрела потребность в церемонности! И слава богу!
- Ну, слава богу, вы еще не ушли, простите, я вас не успела предупредить заранее. Пойдемте, Соломон всех ждет, - Алена Александровна пристально посмотрела в лицо погрустневшей коллеги. – Что вас сегодня терзает? Все забудьте. И бросьте эту привычку носить чужие чемоданы. Нам предстоит несколько приятных мгновений оттяга – вот и все! Пойдемте. Дайте расческу.
Она разбросала челку Марины надо лбом, остальное все причесала слева направо и подвела послушную Марину Васильевну к зеркалу:
- Ну, как? Девочка в порядке. Нужно освежить губы. Доставайте помаду!
И тут в пустом коридоре появилась запыхавшаяся Катя.
- Марина Васильевна! Маршрутка уехала! Мамин телефон не отвечает! Что мне делать?
Алена Александровна с любопытством посмотрела на Марину Васильевну: так и есть, она уже обнимала Катю за плечи, и успокаивала по-своему:
- Мы доберемся сами. Ты где живешь?
- Около автозавода, только там, кажется, еще автобусом надо проехать от метро.
Алена Александровна безнадежно махнула рукой на прощанье. Один только путь в противоположный конец города занимал не менее часа, а ведь Марине надо было бы еще возвращаться. Значит, не судьба. Ну что ж, сама Алена Александровна чужих чемоданов носить не намерена, если Марина по-другому не соображает, пускай расхлебывается. А ведь можно было посадить ребенка в обычное такси, расплатившись, потребовать в бухгалтерии возмещения, но на это должна была быть ее собственная инициатива – директор не очень-то приветствует подобные траты. Хотя в отдельных случаях допускает. Главное, не проявить со своей стороны слабинки. Люди готовы подчиняться, благодаря своей, пардон, животной природе, главное – правильно определять интонацию для воздействия на ход той или иной ситуации. Алена Александровна в очередной раз подивилась, что человек такой необыкновенной эрудиции, как Марина Васильевна, может быть абсолютно беспомощен в самой простой житейской ситуации.
Марина Васильевна плотно обвязалась шарфом, проверила, все ли пуговицы застегнуты на Катиной легкой курточке, не рассчитанной на длительное путешествие по зимнему городу, – и они двинулись в путь. По дороге Катя рассказала, как она сначала разыскивала один сапожок, чтоб переобуться из сменной обуви. Сапожок оказался в ящике Ольги. Потом не могла найти свой ранец. Его обнаружил Князек в своем шкафчике и потребовал выкуп – она рассчитается завтра шоколадкой. Потом ей понадобилось заскочить на одну минутку в туалет. А когда она выходила из лицея, ее маршрутка разворачивалась на перекрестке, и из заднего окошка смотрело веселое лицо, конечно же, Князька, помахивавшего на прощанье рукой.
Не иначе, Князек, по обыкновению, пошутил с водителем, как это бывало не раз: тот ученик не придет, потому что заболел и его отправили еще днем в больницу, этот уехал с родителями срочно в Прагу, третий – на машине с директором куда-то отправился – ждать не надо… Как можно верить Князьку? Ему не верили. Но именно тогда оказывалось, что его информация была истинной. В следующий раз верили. И - попадали впросак. В общем, Князек был виртуозом цирка, именовавшегося лицеем.
В результате - Марина Васильевна должна была доставить лицеистку до дома. Таковы правила. Еще хорошо, что не в Шабаны, где заканчивался маршрут, по которому ездила Катя, а все-таки на полчаса поближе.
Марина подавила вздох и подвела Катю к остановке городского автобуса, на котором предстояло ехать до метро. Толпа внесла их внутрь и развела по разные стороны прохода. Марина с грустью пробила два талончика, которые за неделю сэкономила, преодолевая свои пятьсот метров пешком, спортивным шагом, с заходом в универсам. Теперь бог послал кару за скупердяйство!
Катя с удивительной выдержкой снесла испытание автобусным братством, только сообщила Марине Васильевне, что уже имела опыт езды в общественном транспорте. Правда, в Германии, где работает папа и куда скоро все они переедут. Правда, там, когда сидений свободных нет, автобус отходит от остановки, чтобы пассажиры вошли в следующий. Что бы сказала Катя, если б в такое время, в час пик, им пришлось ехать в направлении не из спального микрорайона, а в него? Хотя чего там: говорить она бы не смогла – дай бог дышать.
Зато метро для Кати оказалось настоящим потрясением. Она в метро попала впервые. У папы и мамы свои автомобили. Катя с самого рождения смотрит на мир из окна легкового транспорта. Когда ей исполнится 18, папа подарит ей отдельное авто, надо только подумать, какой марки.
Теперь она познавала феномен направляющей мощи стихийного движения масс.
В подземном переходе Марина Васильевна приостановилась возле старушки в потертом пальтеце и что-то ей положила в руку, Катя не успела разглядеть что – ее увлекла толпа. Мимо безногого в камуфляже Марина поспешно прошла, ища глазами Катю: у нее не было таких денег, каких, по ее представлениям, достойны эти люди.
А Кате трудно было принять дискомфорт того естественного для метро закона, по которому индивид лишался права свободного перемещения в пространстве, да еще и в пространстве, замкнутом практически со всех сторон. Марина Васильевна, ухватила тревожно озиравшуюся девочку за руку – и поток людей внес их на эскалатор (жетонов тоже было жалко, да делать нечего). Затем, тесно прижавшись, «будто две сестры», как «струи Арагвы и Куры» у Лермонтова, поэму «Мцыри» которого семиклассники должны прочитать дома до конца, - они дышали друг дружке в воротники. В Катиных огромных глазах застыло изумление. Соотечественники, такие ярко-розовые и золотисто-зеленые, какими их Катя знала по телепрограммам, здесь имели другую, не поддающуюся определению, расцветку. Почти одинаковые, турецко-корейского происхождения одежды, несмотря на лейблы, лжесвидетельствовавшие об эксклюзиве, делали трудноразличимыми окружающих по возрастному или социальному признаку. Впрочем, присмотревшись, Катя убедилась, что есть различие по признаку половому: мужчины в большинстве своем сидят – женщины, соответственно, стоят. Своим открытием Катя поделилась с Мариной Васильевной. «Да, да», - кивала та, опасаясь непредвиденных коррективов со стороны сидящих, умевших, на памяти Марины Васильевны, защитить свои гражданские права…
Катя замолкла. И лишь после метро, проехав по незнакомой улице в полутемном автобусе, который указала одна из старожилов района в ответ на расспросы Марины Васильевны, девочка оживилась при виде белого автомобиля с иностранным номерным знаком. Она вскрикнула так, что весь автобус обернулся на нее:
- Вон же наша машина!
Все дружно повернули головы к окошку. Марина Васильевна повлекла Катю к выходу. К счастью, автобусная остановка оказалась всего в полукилометре за углом. И хотя местность с позиций пешехода не совпадала с той, которую привыкла видеть Катя из окна автомобиля, девочка узнала свой дом, оказавшийся сталинского периода крепкой двухэтажкой. Она опрометью бросилась к подъезду, на ходу крича:
- Спасибо, Марина Васильевна! До свидания, Марина Васильевна!
Неужели рабочий день окончился? Марина может больше не контролировать ситуации? Вот оно, призрачное счастье…
Возможно, под пытками Марина бы и вспомнила обратный путь до дома – но по своей воле она больше напрягаться не желала: верхние этажи сознания отказывали. Не одни только учительницы, погруженные в тьмы проблем, - многие женщины отлично знают по опыту, что такое функционировать на автопилоте и приходить в себя уже у цели, имея полные руки авосек, груженных оптом и в розницу закупленным в неустановленных торговых точках товаром. Марина к реальности вернулась, услышав звон ключей в собственной руке, открывавшей дверь собственной квартиры. Мимоходом привычно отметила, что давно пора стереть пыль, собравшуюся на выпуклостях старой обивки. Однако эта суетная мысль как пришла, так и ушла.
На звук открывшейся двери откликнулась соседка. Она высунулась из проема соседней двери, как кукушка из часов:
- Наконец-то, Мариночка, - приветливо закуковала Тамара. – А я думаю, что телефон трезвонит и никто трубку не берет? Не случилось ли чего? – Тамара работала где-то в мифически выгодном месте – через два дня на третий – и, кроме приличной зарплаты, носила в дом продукты, которыми, случалось, подкармливала и Марину с дочкой. О происходившем в Марининой однокомнатной квартире знала больше Марины, так как больше бывала дома. Ведь стены в их хрущевке – это та иллюзия, которая развенчивает так называемую материальность воплощенного мира. Тамара не была посвящена в учение индусов об истинной и ложной реальности, она иллюзорность стен использовала в соответствии с необходимостью и случайностью: например, в гости Марину она звала простым стуком «раз и два-три». «Раз!» обозначал: «Приглуши телевизор!»
Тамара заспешила доложить результат последних случайных наблюдений:
- Твой приходил. Долго звонил. Ждал-ждал. Ходил туда-сюда. Внизу на лавочке сидел. Я мусор выносила, смотрю: совсем замерз. Ушел вот только что.
Тамара ждала увлекательного продолжения разговора, но Марина вяло отмахнулась:
- Господи, как надоел! Давно пора понять, что я ему больше не учительница… Заходи, если хочешь, чаю попьем.
Тамара крикнула вглубь своей квартиры: «Я у Мариши», – и, прихватив с полки ключи, втиснулась вслед за Мариной в ее узкую прихожую.
Книги встречали входившего у порога: все стены прихожей занимали стеллажи, господствовавшие по всей квартире (в том числе и в туалете, над треснувшим сливным бачком, пострадавшим при обрушении полки, - здесь Марина разместила методическую литературу).
- Если среди зимы отключат отопление, ты не замерзнешь. Костер выйдет знатный, - то ли позавидовала, то ли сыронизировала Тамара.
- Ага, - привычно согласилась с житейским здравомыслием соседки Марина. Стеллажи, частично самодельные, частично купленные по случаю в ближайшей комиссионке, были прилажены еще Вовой Белогорским, - из первых выпускников, - не стерпевшим вида лежавших стопами и горками солидных трудов. Сам Вова книг не читал. Времени не хватало. На уроках литературы он активно включался в обсуждения любых проблем, уличая одноклассников в отсутствии логики. Его прозвали «доцент» за постоянные победы на физических олимпиадах. Писал он диктанты стабильно на «два», несмотря на дополнительные занятия, на которые Марину, молодого специалиста, воодушевляла строгая администрация вкупе с парторганизацией, еще
