Таня

                 Ей было тогда всего семнадцать лет, этой весной она окончила школу, уже прозвенел последний школьный звонок. Прошёл школьный бал, прощание со школой и детством. Она вся была полна ожиданием любви, чистой, светлой. Очень хотелось ей быть счастливой, обласканной и любимой. Только этой мечтой она и жила тогда. Она была доброй, отзывчивой, романтической девушкой, наверное, как и большинство других в её столь юном возрасте. Она, как и многие её сверстницы, тайно, про себя, мечтала о таком же добром, отзывчивом и романтичном молодом человеке,  со светлой, открытой душой,  восприимчивой к её любви, который, полюбив её, навсегда станет ей спутником жизни. В своих мечтах, она не допускала даже мысли, что такого никогда не будет, будто мысль об этом, была смерти подобна. По молодости лет и неопытности, следуя школьному и домашнему воспитанию, она представляла мир полным света, любви и счастья. Она совсем не представляла тогда, бедняга, что спустя девять десять лет её спутником жизни будет совершенно ей безразличный, и даже, постылый ей человек.  И тем более, она представить не могла тогда, что она сама скоро превратится в злобную, циничную, меркантильную стерву, навсегда лишённую любви и ласки. Собственно, как и подавляющее большинство других, следующих одному и тому же алгоритму этой смрадной  жизни.

                  В то самое время, когда она, всё ещё жила романтическими мечтаниями и грёзами, томясь приятной тоской ожидания их скорого воплощения,  в городском парке, где она, ещё со школьной поры любила гулять и приятно мечтать, к ней подошёл познакомиться подвыпивший Валера. Уже  отцвела сирень, яблони в садах, сердце томилось ожиданием и предчувствием большой любви, от ещё, не воплотившихся мечтаний о нём, единственном…, её душу всё больше наполняла грусть, тревога, казалось, будто навсегда уходит праздник, оставляя после себя мрачные, серые будни. Поэтому, она так поспешно, не присмотревшись, получше к нему, приняла его, за того, которого она так долго ждала – доброго, отзывчивого и романтичного молодого человека. Будто по её сокровенному желанию, вот прямо сейчас, он и  явился к ней из её мечты. Она, нисколько не сомневаясь, (сомнениям она ещё не была научена) признала в нём того, о котором, так долго мечтала и грезила по ночам. Теперь, ей грезилось наяву, не в мечтах и не во сне, что её мечта сбывается. Изначально, увидев его, она не сомневалась в его самых, наилучших намерениях, только для того и явившегося к ней, чтобы, сделать её счастливой, – ведь она, искренностью  и глубиной своих чувств, достойна этого. Не сомневалась, что и в его, как ей казалось, светлой душе, она зажжёт пламень большой, искренней любви. Ей казалось, что в мире добра, света и любви, по-другому, никак не может быть. Думы о нём, ей сладко пьянили голову, и приводили в состояние райского блаженства и оцепеняющей неги, когда душа и плоть не раздельно, вместе переживают очарование первой любви, походящее на что-то колдовское, совершенно необычное, дотоле незнакомое ей. Состояние, при котором разум, обретает будто, свою ненужность. Она вся покорилась захватившему её  чувству.  При расставании, она  с большим нетерпением и трепетом ждала нового свидания с ним. Её самозабвенной радости не было границ, всё окружающее, ей теперь, казалось, было наполнено светом, теплом и любовью. Находясь во власти романтических грёз, неотступной, всепоглощающей мечты о большой любви и счастье, её рассудок мерк и был неспособен адекватно воспринимать происходящее. Разочарование ещё долго не являлось ей и после того, как этот ветреный Валера, по истечении менее месяца их знакомства, навсегда исчез из её жизни, оставив её беременной.

             Этому вертопраху был тогда двадцать один год. Совсем недавно он вернулся из Советской армии. Никакими продолжительными любовными отношениями он связывать себя ни с кем  не собирался, и тем более, жениться. И никаких других увлечений, кроме пьянства и коротких знакомств с девушками, у него не было, точно так же, как и у большинства его сверстников. Обогащением и развитием своего внутреннего духовного мира он не занимался, таких задач себе не ставил, впрочем, как и подавляющее большинство других молодых и не молодых людей. Да, в таком молодом возрасте он и не нужен, спрос на него появляется, годам, ближе, к тридцати, когда пылкие сердца уже остывают от сжигающего пламени первой любви. Вот  тогда всем, вдруг, подавай с богатым внутренним духовным  миром, чтобы им заполнить  образовавшуюся, устрашающую их душевную пустоту, вводящую в состояние хронической тоски и скорби. Ну, если, не духовный мир, то эту пустоту, стремительно заполняют алкоголь и наркотики. И представления о нём, этом самом мире, очень разные у всех. Так  появляется  спрос на всё более, одухотворённых субъектов, по их разумению, способных осчастливить их после того, как  проходит время  острой нужды в любви и ласке, заканчивающейся обычно бесчувствием (разочарованием в любви). И  наступает пора, в необходимости того  самого, богатого духовного мира. Проблема только в том, – где их столько взять? – этих самых одухотворённых. Пустой, бездушный мир не занимается их производством и поставками, они ему не нужны, они его антиподы.

               Проходила неделя, другая, когда он не приходил на свидания. Напрасно она в тоске, в смятении чувств, приходила на места их былых встреч и проливала там слёзы, шептала, что любит его и жить без него не может, в надежде на чудо, что он услышит её и вновь явится к ней. Но его, уже, было ничем не вернуть. Отдавшись столь сильному чувству, непроницаемой пеленой застлавшему ей разум, она не была способна разглядеть, что было, на самом деле, в его мятущейся, очерствевшей душе – таящееся намерение покинуть её. Она, ещё долго грезила им, внушая себе, что он, непременно соскучится по  ней, истомится. И  жить не сможет без неё, так же, как она без него. И, не пережив долгой, изнуряющей его  разлуки, уже навсегда вернётся к ней. И она вновь, будет счастлива с ним. Неужели он, за время их тайных от её родителей встреч, не заметил, не разглядел и не почувствовал её, такую красивую, добрую и ласковую, как ей казалось, единственную на целом свете, да быть такого не может. Его образ, наделённый ею романтическими чертами, никак не покидал её, она ещё долго и трепетно ждала его возвращения. Она вся была во власти, явившейся к ней любви, озарившей её светом долгожданного счастья, оказавшимся таким, неожиданно коротким. Когда всё кончилось, она долго и мучительно выходила из этого состояния, никак не хотела верить, что всё так быстро закончилось. С какого-то момента, осознав, что он уже никогда не придёт к ней, она никогда, больше, не увидит его, мир для неё померк и погрузился во тьму. Её, такое пылкое и доверчивое  сердце, разрывалось от нахлынувшего горя. Оно безжалостно, день за днём, выедало её душу. Долгое время она тяжело и горько  переживала за своё обманувшееся, томное, трепетное ожидание и предчувствие большой, искренней  любви, оказавшейся чем-то призрачным, лишённым всяких чувств и самой жизни, тем, чего она никак не ждала.

               Но, и его можно понять, ищущего избавления от снедаемой его в прах тоски и скуки, не находящего от них избавления, мешавших ему полюбить, такую, очаровательную, необыкновенно романтичную девушку, оставляло его равнодушным к ней. Считавший, мнивший про себя, что он ещё не подобрался к  той. – Своему, какому-то, выдуманному эфемерному «идеалу», который он ищет, и не находит, воплоти. Она не стала ему источником вдохновения и смыслом жизни, он прошёл мимо неё, так же, как и прочих до неё, даже, не заметив, увлекаемый своим эфемерным, неземным «идеалом», не имеющим своего земного воплощения. Представлял, таил надежду что, только, повстречав ту девушку, (не существующую воплоти), равноценную своему выдуманному «идеалу», он будет счастлив. И только тогда, его навсегда покинет угнетённое состояние его души, оно сменится состоянием безмерного счастья и успокоит его мятущуюся душу. Был подвержен такого рода иллюзиям, находя, хоть какую-то утеху в них.

              Бутылка, вина или водки, была неизменным спутником его жизни, она и приводила его в состояние хронической тоски и скуки, ещё большему оскудению, и без того неразвитой души. В  его сознании, она, своим ядовитым содержимым, порождала фантомы (иллюзии) не связанные или мало связанные с действительностью. Будто сам дьявол рисовал в его голове этот  фантом, пустой, безжизненный «идеал», чтобы сбить его с правильного Земного пути, начертанному Богом или природой, и направить его на путь греха и распутства. Для начала подсадив его на алкоголь, недаром считающийся дьявольским зельем, чтобы навсегда  лишить его здравого рассудка, и  возможности возвращения  на правильный Земной путь. И  никакая земная любовь не может достучаться до его, так рано, остывшего, и очерствевшего сердца, томимого, тяжёлым гнётом, не проходящей, изнуряющей его тоски и скуки. В результате не развитости его души, и непрерывного токсичного воздействия алкоголя, в его душе (сознании) произошла подмена (извращение) большой земной любви,  пустым бесплотным её «идеалом»  –  фантомом. Что обрекло его на долгие годы жить с этим фантомом, вместо полнокровной земной любви. Череда меняемых им девушек и женщин никак не соответствовали тому фантому, были не равноценны ему, прочно засевшему в его порочной душе.

               Его мелкая, не развитая душа, поражённая воздействием алкоголя, лишённая возможности своего развития, с поселившимся в ней фантомом идеальной любви, была не горючим материалом, который не мог зажечься от сжигающего пламени сильной земной любви той очаровательной девушки. Его душа была не способна воспламениться большой земной любовью ни к этой девушке, и ни к какой другой. Поэтому, и далее, снедаемый изнуряющей его тоской и скукой, он скоро покинул её, оказавшуюся, своим образом, не равноценным его фантому идеальной любви, упрочившимся в его порочном сознании. Чем вызвал острые душевные переживания любящей его девушки, ничего не понимавшей в причинах случившегося, – почему этот, её Валера не мог ответить на её такую искреннюю, горячую любовь?  Какие же вериги могли заставить его бросить её, такую юную, очень красивую и так сильно любящую его?  Пьянство всё дальше будет заводить его в омут бесчувствия, неменяющегося состояния тоски, тревоги и тупого  безразличия ко всему.

               Когда узнали о случившемся с ней её родители их интеллигентной семьи – они были инженерами, а её отец, даже, был главным инженером на каком-то важном предприятии. До крайности ущемлённый (оскорблённый)  тем, что произошло с его дочерью, он особенно лютовал, сыпал угрозами, что лишит её всего, и не будет считать её своей дочерью, и настаивал на немедленном аборте, –  не упустить время, торопил устранить возникшую угрозу дальнейшему обучению и её будущей карьере. Был убеждён, что только карьера может принести счастье, всё остальное, менее важно в этой жизни. Его сильно возмущало, казавшееся ему совершенно очевидным, когда слышал от неё какое-то бессвязное, невнятное объяснение, что она ничего не