слышал от неё какое-то бессвязное, невнятное объяснение, что она ничего не знает о том самом, безответственном Валере. Раздражённо говорил ей – как же ты могла довериться какому-то пустозвону, искателю приключений и развлечений – непорядочному человеку? Ведь ты у меня девочка совсем не глупая, с отличием закончила школу. Ты о чём думала, вступая неизвестно с кем в такие отношения? Часто, в гневе он попрекал, что обманулся в своём доверии к ней, и из-за своей большой занятости ослабил контроль над ней – не доглядел. Мать была гораздо мягче, хотя и попрекала, но всё же, жалела её и как могла, успокаивала. Из-за беременности и неопытности, пережить свою первую любовь, втайне от родителей, она не смогла. В своей семье она была не одна, у неё был совсем, малолетний брат, лет на десять или двенадцать моложе её, приходилось ей в помощь родителям приглядывать за ним, это давало возможность ей, хоть самую малость, отвлечься от горьких переживаний. Вне семьи, она общалась больше, со своей школьной подругой Мариной, – жили в одном Московском дворе. Ещё многие годы и после школы, они сохраняли свои дружеские отношения.
Её переживания были столь велики, что этим годом, после школы, в институт, запланированный ранее, она не поступала, вся её жизнь резко изменилась и протекала теперь, в ином русле. Добрые отношения в семье, когда её баловали, почти ни в чём не отказывали, особенно отец, теперь, надолго сменились на прохладные, какие бывают только, в отношениях между чужими людьми. Она никак не могла к этому привыкнуть, её преследовала убийственная пустота и полное безразличие ко всему, когда уже ничего не хочется. Жизнь померкла и поблекла, всё было в мрачном чёрно белом цвете. Долгое время ей и жить не хотелось, будущее, казалось ей местом ада. Вместо былых романтических грёз, страстного ожидания их воплощения, был тихий, сдавленный плачь по ночам, от понимания, или может быть от предчувствия, что такое глубокое чувство искренней любви никогда больше, не вернётся к ней, и не озарит светом безмерного счастья. Её пугало надвигающееся состояние бесчувствия – тупое безразличие ко всему. Что дальнейшая её жизнь будет, как в темнице, скудной и безрадостной, без любви и света. Так умирала душа той чистой, светлой, романтической девушки. Из-за отсутствия жизненного опыта, неудачная девическая любовь нередко приводит к таким тяжёлым последствиям. Мало у кого, оскудевшая, утратившая чувствительность душа, столкнувшаяся с холодом отвержения, предательства и равнодушия в этом злом мире, способна, ещё раз, зажечься пламенем большой, искренней любви, – взамен душа обретает бесчувствие. Любовь не может быть, находить своё место, в пустом, бездушном, глубоко порочном мире, никак не приживается (не выживает) она в нём, лишь её грубый, топорно сработанный суррогат в очерствевших, примитивных душах, её подделка, имеет место в нём.
Но, это ещё не самое худшее, что происходит в этой смрадной жизни, имеется не мало примеров, и пострашнее. Особенно, с приходом в страну «демократии», и вместе с ней наркотиков, и прочих Западных «ценностей», (заморских чудищ) ещё большим смрадом наполнивших этот, и без того, злой и пропащий мир. Сколько ослеплённых, околдованных неуправляемым чувством первой любви, нарывались и нарываются на наркоманов – особая, дегенеративная разновидность гомо, становятся их лёгкой добычей, попадают под их влияние. Увлекаемые пустозвоном их исковерканных, пропащих душ, издающих ложный сигнал «симпатии» и «любви», они попадают в пучину их пустой, гадкой жизни. Не имея адекватных представлений об этом зле, они принимают их ложный сигнал, как единственный признак ожидаемого ими, самозабвенного счастья любви. Ошибочно воспринимают его, как зов к воплощению этого счастья, который, им невозможно упустить. И они совершенно не осознанно устремляются к нему, не понимая, что за ним скрыта, вовсе, не любовь и симпатия, а их глубоко порочная, ничем неотвратимая физическая зависимость от этого смертоносного вещества-зелья, истязающего и умерщвляющего их плоть. В результате, нездоровая плоть не имеет здоровый дух. Одновременно, с поражением плоти, это смертоносное зелье выжигает и коверкает их души, становящиеся не горючим материалом, неспособным зажечься пламенем большой, искренней любви и симпатии. В их исковерканных, ущербных душах, это вещество вызывает иллюзию счастья, и за этим «счастьем», эта разновидность гомо, следует всю свою короткую и никчёмную жизнь. Всё остальное в их жизни подчинено этой иллюзии, избавиться от которой, они, уже не могут. Но, их коварные, ущербные души хорошо приспособлены издавать ложный сигнал любви и симпатии, чтобы привлечь к себе юные, неопытные жертвы, жаждущие большой искренней любви и симпатии. Оказавшийся фальшивым, абсолютно не адекватный их трепетным ожиданиям искренней любви и счастья. Этот сигнал, заводит их в трясину такой, весьма, необычной, гадкой и тошнотворной жизни. Накрепко связывает их с этими, не то людьми, не то, какими-то бездушными, потусторонними существами. Юные и не опытные, многие из них, не способны опознавать их ложный сигнал, и не следовать его зову. И они, своим искренним, сильным чувством первой любви, слепо отвечают на него, что сильно и надолго, а иных навсегда, привязывает их к ним, как к объекту запредельной симпатии. Так, стремление к счастью, оборачивается для многих большим несчастьем (напастью, бедой, горем). Оказавшись в пучине их смрадной жизни, они не могут освободиться из неё, точно так же, как насекомые из ловчих сетей паутины пауков. Скольких затаскивали они в пучину своей омерзительной, смрадной жизни. Оказавшись на долгое время под их влиянием, души, прежде, светлые, добрые, чувствительные, мечтательные, стремительно выгорают, и в лучшем случае, пережив с ними этот кошмар, становятся бесчувственными, до всего безразличными и навсегда потухшими. И впереди у них жалкая, убогая, безрадостная жизнь, совсем не та, о которой, многие из них, так трепетно, самозабвенно мечтали в юности. В результате, сколько исковерканных, изувеченных судеб, душ, жизней... И всё больше таких, новых героев производит и поставляет этот пустой, бездушный – смрадный мир. Эта скверна всё больше овладевает миром и ведёт его в небытие.
Тяжело пережив душевные муки, и оказавшись в состоянии бесчувствия, она осознала со всей полнотой, насколько этот мир зол и враждебен, и насколько она оказалась слаба и беззащитна в нём. В нём нет места жалости и состраданию, любви, добру и свету, есть только, более, или менее, искусные их подделки. Она, ещё совсем юная, входила в этот мир с искренним чувством любви, добра и намерением делать его ещё лучше и краше. Она совсем не предполагала тогда, что этот смрадный мир наполнен тёмными и совершенно бездуховными личностями, с которыми она и впредь будет сталкиваться. И ей предстоит меняться. Стать им подобной, иначе, она не найдёт своего места в нём. Было страшно, даже, очень, но иного выбора не было. Справиться с охватившим её страхом, помогало явившееся бесчувствие. И постепенно она менялась, и становилась другим человеком, адекватным этому подлому, смрадному миру, где нет света, тепла и любви, в который, совершенно не подготовленной, она вступала согласно его требованиям. Теперь же, та добрая, ласковая, романтичная девушка совсем, не адекватная этому лживому, фальшивому миру, навсегда осталась в прошлом.
Спустя год, когда затянулись и поутихли её душевные раны, родители определили её в какой-то институт, ей самой было это безразлично. Там она обзавелась близкой подругой Светой с весьма, схожей судьбой, которую когда-то, покинул какой-то Гена, в него она была влюблена ещё до института, из-за чего, она и пристрастилась к алкоголю, заливала им свою печаль и скорбь после неудачной первой любви. И теперь, после ушедшей поры романтических исканий и мечтаний, она была завсегдатаем всяких кафе, баров и институтских вечеринок. И совсем поблекшие и увядшие краски этого мира, она теперь, восполняла тамошним суррогатом, заполняющим душевную пустоту обострением притупившихся чувств, вызывающих на короткое время в душе иллюзию счастья, всё больше и больше манящую к себе, и не замечала она, как, увлекаемая этой иллюзией, всё увереннее вставала на путь алкоголизма. Таня отчасти, кое в чём, несмело ей подражала, но её строгое семейство держало её под неотступным контролем, особенно первые два, три года учёбы в институте. После той, недавней трагедии, отец уделял ей больше внимания, с намерением упредить, и если возникнет такая необходимость, предотвратить возможную, с его разумения, склонность дочери, к лечению недавней, такой тяжёлой, душевной травмы с помощью алкоголя. Понимал, как важно удержать дочь от алкоголизма, увлекающего очень многих молодых и не молодых людей своими иллюзиями в омут смрада и не бытия. А, если иначе, то, не имеющая жизненного опыта дочь, просто, погибнет в этом смраде. Он был недоволен институтской подругой дочери – Светой, советовал даже, ей, поменять подругу, остерегался её пагубного влияния на дочь, когда приходилось видеть её у себя дома и слышать её плохо скрываемый развязный – излишне нагловатый тон разговора. Таня иногда, вместе с ней по вечерам приходила домой. Обеспокоенных родителей она уверила, что она, уже взрослая, и всё понимает, и ничего плохого с ней, больше, не случится, не зависимо от того, с кем она дружбу водит. Своим деликатным вмешательством, родители, всё же, обратили её внимание, на то, чтобы имела осторожность при выборе друзей и подруг. Своим напоминанием, они пресекли, более сильное и навязчивое влияние этой подруги на их дочь. Отец, по истечении времени, видя, что дочь выправляется после тех душевных потрясений, оставшихся теперь в прошлом, она становится всё увереннее в себе, хорошо учится, был уже мягче к ней, не был, как прежде, излишне строг.
У её, теперь, довольно близкой подруги Светы, (на втором курсе института) появился тогда попутчик по жизни, больше, может быть, собутыльник, Толя. Он был откуда-то со стороны, не институтский. У неё на виду, их отношения были, будто, наглядным примером для неё, мол, смотри, как всё просто образуется и разрешается в этой жизни, без всяких там душевных мук, переживаний и страданий. Проболтались они по жизни, где-то около двух лет, после чего этот Толя, так же, как, когда-то Гена, навсегда исчез из жизни Светы, затерялся где-то в пучине этого смрадного мира. Но в отличие от Тани, Света, имевшая, многим, больший опыт таких изменений и перемен, адаптировалась вполне, к ним, про себя считала, что, по-другому, по большей части, в этой жизни и не бывает. И то, что, когда-то, в самой ранней юности было с ней, это всего лишь, досадное недоразумение, по молодости лет и не опытности, принятое так близко к сердцу. Поэтому, теперь, её выгоревшая душа принимала исчезновение очередного Толи, как не стоящий какого-то особенного внимания пустяк. Она ни сколько не тосковала о нём, вскоре, напрочь забыв его. Всё большее, нарастающее год от года, влияние алкоголя заводили её в омут, ещё более страшный, нежели
