хамов и самовлюблённых эгоистов с мелкой и скрытой душой, искать среди них спутника жизни она была, на то время, не готова. Её душа ещё долгое время не могла принять это, как должное, что иного и быть не может в этой смрадной жизни. Это будет позднее, к тому времени, когда она, пройдёт полный курс обучения в пресловутой школе жизни, тогда, её омертвевшая душа, всё же, смирится со всем этим. Недавний, столь печальный опыт, когда она так жестоко обманулась в мечтах и предчувствии большой любви, навсегда лишил её романтических настроений. В её оскудевшей, выгоревшей душе, ставшей не горючим материалом, не способным зажечься пламенем новой, большой любви, что уже, не могло способствовать возникновению каких-то романтических настроений. Теперь, всё было пресным, безвкусным и безрадостным. Её душа, как и у многих других, обрела бесчувствие. Мужчины её больше раздражали, нежели интересовали, она видела в них сигнал опасности для себя, мол, осторожно, это очередная фальшь, обманка с весьма серьёзными последствиями. А происшедшее с ней тогда, в юности, казалось ей теперь, досадным недоразумением, вызывающим лишь, какое-то сочувствие самой себе, своей наивности, будто тогда, это была вовсе, и не она, что хотелось, поскорее это всё забыть. Этот злой и холодный мир расчёта, таких настроений, никак не допускал, они были абсолютно чужды ему и не допустимы в нём. Она приходила к пониманию, что отношения с мужчинами, могут быть, только, как бесчувственный, циничный, взаимовыгодный договор. Всё по правилам этого холодного, бесчувственного – смрадного мира. Просто, в семье и школе, её этим правилам, почему-то не обучали, напротив, вводили в заблуждение. Теперь же, ей мир казался, в её изменяющемся сознании, холодным, мрачным и безрадостным, – не интересным, обрёл свои реальные черты и краски в её представлении о нём, совсем не таким, каким его рисовали на всяких торжествах – так бессовестно врали всякий раз. Не скупясь, раскрашивали его в неестественно яркие цвета. Жизнь, конечно, не останавливалась и продолжалась, проходили вёсны, но они, уже не вызывали у неё того трепета и очарования в душе. Мечтать, уже не хотелось ни о чём – пустота и смрад кругом.
Доверившись однажды, ложному сигналу любви и симпатии, издававшимся пустым, остывшим сердцем, не нашедшей в этой обманке никакой любви и симпатии. Она, тяжело пережила тягостное, горестное состояние своей души, явившейся последствием такой веры во всё доброе светлое и силу искренней любви. Теперь, в её, охладевшем сердце, понимающем и чувствующем все эти подделки, – подобия любви, издаваемые лжецами, больше, не воспламеняли искреннее чувство большой любви. Мужчины, теперь, вызывали в ней чувство неприятия, настороженности и защиты от них, влекущих за собой в пустой, тёмный, бесчувственный мир лжи, фальши, и холодного расчёта, где нет любви, света и добра. Поэтому, по большей части, она не считала нужным принимать участие во всяких студенческих вечеринках, с обильным возлиянием спиртных напитков, приводящих всех её участников к ещё большему оскудению, и зачерствению их, и без того неразвитые души, куда её, так настойчиво, старалась затащить Света, находившая там утеху своему, когда-то, разбитому сердцу. Предполагавшая, что и её подруга нуждается в том же, исцеляющем воздействии, что её томящаяся душа непременно исцелится на этих вечеринках, навсегда и скоро освободится от тех, недавних душевных потрясений. Возможно, из-за влияния своих родителей, Таня, довольно упорно, избегала излишнего соприкосновения со всем этим смрадом, на протяжении всего времени её учёбы в институте, и была совершенно не готова к ним. Она всё ещё пребывала в какой-то растерянности, и не определённости. Конечно, как-то резко, и открыто она не протестовала, так, тихо, сославшись на что-то, уходила. На трезвую голову, ей было невозможно сообразить себя собравшимся на этих вечеринках, напрочь одурманенных, до степени малой вменяемости от действия алкоголя. В её мыслях было обидное и стыдливое, – вот она мелкая, пресная, никчёмная жизнь со своими убогими страстишками и обманками – подобиями любви, не о такой жизни она мечтала совсем недавно, – в юности. Она была пока, ещё, психологически не готовой к восприятию тех реалий, обнаруживаемых ею, при каждом новом шаге в этот пустой, бездушный мир. До этих пор, до поры вхождения во взрослую жизнь, не сталкивающейся с ними, живя под опекой школы и семьи с довольно прочными, нравственными устоями, готовивших, будто её к каким-то другим реалиям, не имеющим места в этой смрадной жизни. Необходимо было ей привыкать, и подбирать уже, себе новый образ, совместимый с этим миром. Давалось ей это не сразу и не просто, а постепенно, по мере очерствения её души, будто вызванное какой-то необходимостью, прокладывать себе путь по незнакомой, очень зыбкой топи. Этим она, весьма, заметно, отличалась от своей подруги Светы, гораздо, раньше и быстрее, не вникая, особо не во что, освоившей все премудрости этого порочного мира. Наверное, употребление ею алкоголя, снимавшего всякие нравственные тормоза, ускорили процесс её адаптации к этому миру, довольно, скоро изменив (переформатировав) её душу. После своей неудачной первой любви, чтобы, не сойти с ума от горя, она очертя голову, сорвалась в пучину этой смрадной жизни. В результате, она быстрее нашла своё, весьма, скромное место в нём, оказавшееся, совершенно не устойчивым, с которого она вскоре, не удержавшись, сорвалась в омут алкогольного смрада, но, без него, этакой анестезии души, гораздо мучительней проходит адаптация в этом гадком мире.
Чтобы окончательно вписаться (втиснуться) в этот подлый мир лжи и фальши, для этого, Тане необходимо было ещё какое-то время, необходимое на дальнейшее переустройство (переформатирование) своей души, подготовки её к восприятию этих реалий, как должных. Переустройство (переформатирование) её души состояло в том, чтобы скорее зачеркнуть (уничтожить), заложенное в ней её семьёй и школой, как «ошибочные», не пригодные к применению в реальной жизни. И поменять их на принципы и правила этого смрадного мира, дающие возможность приспособиться в этом мире, как-то пристроиться в нём. Так этот глубоко порочный мир, не терпящий никаких сантиментов, переделывает, нещадно ломает (коверкает) души мало (плохо) подготовленных, вступающих в него. Не употребление (благодаря жёстким семейным традициям) ею алкоголя, как ускорителя этого процесса, этот процесс замедлялся, и растянулся на годы. Но, остановиться, никак не мог – это совершенно невозможно, затворничество тоже, не лучший вариант, – не в монастырь же, уходить – совсем не обычный путь всё к тому же, бесчувствию и ещё томительной, истязающей себя, пустой скорби, весьма специфически переформатированной души. Да и там нет спасения от смрада этого мира, всё те же, неискоренимые мирские повадки и в их «святой» обители, прикрытые от стороннего взгляда лицемерием и ложью.
P.S. Уже в преддверии той пресловутой перестройки, разгула организованной за интересантами бесовщины в этом смрадном мире, с целью, ещё более, исковеркать и изгадить души людей, чтобы их, не исковерканные и не изгаженные души, осознающие и понимающие, что такое хорошо и что такое плохо, не помешали им, безнаказанно, нагло орудующим бесам, тёмным, деструктивным силам, вволочь в страну пресловутый капитализм с его гадкими повадками и пороками коверкающими души людей, не совместимыми с нормальной человеческой жизнью. В результате, всё задуманное бесами осуществилось, общество разлагалось, и всё больше утрачивало, и без того шаткие нравственные ориентиры. Тогда, в двадцать семь лет, уже давно окончив институт, Таня вышла замуж по какому-то расчёту (не по любви) за какого-то строительного инженера, всё было серо, пресно, без праздника души. Благодаря переформатированию, за эти годы, её души, она принимает это как должное, как по иному, не могущее быть. Совсем уже остывшая и переформатированная душа, она и не требует того, настоящего праздника, довольствуется какими-то его заменителями, подделками. Выходила замуж, возможно, чтобы, избежать полного одиночества и совсем бессмысленного существования в будущем. Часто попрекала его, что он мало зарабатывает. Детей у них не было (последствия аборта). Любовь и ласку, о чём она так страстно мечтала в далёкой юности, к этим порам, ей заменили деньги. Теперь, она была убеждена, что в этом смрадном мире нет, и не может быть любви. От той, прежде романтичной Тани, не осталось ничего. Это была теперь злобная, циничная и меркантильная стерва, с адекватными повадками этого мира. Её близкая когда-то, подруга Света, к этим порам, после окончания института, из-за имевших место, частых и длительных алкогольных запоев, исчезла навсегда из её жизни. К настоящему времени, концу девяностых, Тане сорок два года, так и живёт теперь, в полном достатке, но без душевного тепла и света, но вроде, как и не нуждается в них, пройденная школа жизни, научила её, так же, как и большинство других, обходиться без них. Её переустроенная (переформатированная) душа уже не нуждается в них, так же, как и у большинства других людей в этой лютой жизни. Наверное, правда, что – всего один лишь только раз цветут сады в душе у нас... Это тогда, когда, ещё юная, трепетная душа, не исковеркана (не переформатирована) лютой жизнью, ещё не ввергшаяся в состояние бесчувствия. И никакая красота, уже, не спасёт этот пропащий, смрадный мир.
