– Гедеон выдвинул одну из пешек на два поля вперёд. Симона задумалась и ответным движением выдвинула свою пешку на те же два хода вперёд, заблокировав движение для пешки графа.
–Вы ответили мне той же монетой! – Гедеон усмехнулся и вывел коня. Он очень любил играть именно конями, по его опыту соперники не могли просчитать всех комбинаций именно для коня, и это давало Гедеону преимущества.
Симона не стала реагировать на коня и вывела ферзя, загнав его так, что теперь по прямой горизонтали между ним и королём была лишь защитная белая пешка.
–Неразумно сразу идти в атаку, – попенял граф и поменял положение коня, поставив его под удар, но отделяя собой ещё на одну позицию ферзя от короны. – Лучше подумать об обороне.
–Зато вы теперь заблокированы здесь и не будете ещё долго разбирать эту ситуацию, – заметила Симона, – вам удобно, что конь прикрывает вашего короля.
–Ходите, – холодно предложил Гедеон.
Она сделала новый ход. Гедеон через пару ходов уже понял, что принцесса могла сколь угодно долго прикидываться для Адриана послушной, и для него, графа, такою и казаться, но шахматы обнажили её ум. Она вела атаку, истребляя фигуры Гедеона и стараясь зажать его среди своих фигур в невыгодных позициях. Симона метила в центр, рассудив, что из центра все тяжёлые и лёгкие фигуры будут ходить удобнее, и пока её потери были значительно меньше потерь графа.
Но граф не паниковал. Он знал, что Симона входит в азарт. Видел, как в её холодных и почти всегда опущенных глазах, блестят нехорошие огоньки…
Она не сразу заметила свою ошибку. Увлекшись нападением, пропустила то мгновение, когда слон Гедеона проскользнул меж её фигур к другим, понемногу перетянутым к краю, и последовало:
–Шах и мат.
Симона замерла. Она смотрела на доску, где, как ей казалось, уже выигрывала, но…
–Как? – тихо спросила Симона, и снова вид её стал растерянным и покорным. – Я же почти выиграла!
–Ты увлеклась атакой, – Гедеон указал ей на несколько позиций чёрных фигур, – забыла задачу своих защитников. Король прежде всего!
Симона убрала руки от доски на колени и спросила, взглянув на своего единственного в этом мире друга и защитника:
–Что же угодно от меня королю?
–Имя принца Ровена тебе о чём-нибудь говорит? – граф Гедеон не стал теперь уже увиливать и завёл разговор, который был ему самому неприятен.
–Мой брат хочет, чтобы я вышла за него замуж?
Симона знала, что однажды про неё вспомнят и разменяют: либо брак, либо монастырь. Нельзя долго быть в тени двора, даже в самые могучие закоулки однажды проникнет солнце.
–Всё готово, нужно твоё согласие…
–Формальность! – вскинулась Симона. – Полагаю, его послы уже в пути?
Гедеон не ответил. Вместо слов он принялся составлять в прежние позиции фигурки, и это было лучшим ответом.
–Гедеон, – позвала Симона тихо, – вы видели моего…будущего супруга?
–Видел, – успокоил граф, – он не красавец, скажу честно, но вполне обаятелен и мил. Не то, чтобы добр, но и злым его не назовёшь. Не азартен, не жесток.
Симона внимала в молчании. С каждым словом графа ей становилось всё легче. Она прекрасно знала, что всё могло быть хуже, куда хуже! И никто не вступился бы за неё, но если всё так, как говорит Гедеон, значит, Бог услышал Симону и отвёл от неё зло и порок.
–А ещё он третий сын, – продолжил граф как бы между прочим.
Симона закусила губу. Она не сразу поняла зачем это уточнение. Разве что…обозначение, что она не займёт трон и не станет королевой? Так это факт.
Почти факт. Есть подлое и мерзкое «а вдруг?». То самое «а вдруг», заставляющее вспомнить, что у сводного брата нет детей, за десять лет брака – это повод к беспокойству.
–Короне нужна защита. Нужны ладьи и слоны, нужен ферзь. Держите это в уме и наши с вами игры станут интереснее, – Гедеон смотрел на принцессу, наблюдая за её смятением и задумчивостью.
Она встряхнулась, отгоняя мысли:
–Разумеется, я согласна. Это мой долг. Я понимаю и принимаю волю своего сводного брата.
–Смотрите в будущее, – посоветовал граф Гедеон. – Не увлекайтесь ни обороной, ни атакой. И то и другое ослепляет. Нужно видеть картину целиком.
Гедеон сам не знал, хочет ли он, чтобы она поняла смысл его несказанных напрямую слов или не хочет. С одной стороны, она молодая, с другой – любой глупец должен быть учтён. Здесь же глупость исходит из наивности. А это легко лечится…пара-тройка месяцев при дворе, в кипении жизни и циничность затмит наивность, выдернет из недр ума и души недоверие, разольётся яд по крови.
Да, с Адрианом ещё непонятно, но история любит коварство и Гедеон знал это прекрасно. Его образование позволяло ему прочесть и подумать о многом.
Симона думала недолго, затем, наконец, промолвила:
–Вы учили меня не шахматам, я знаю. Сразу знала. Вы показали мне свой мир, так позвольте напомнить мне, что шахматы – это не весь мир. Есть показатель случайности. Именно за его счёт творится история. У моего сводного брата нет детей, я знаю. Но завтра он разведётся, послезавтра женится на другой, и если дело в королеве – у него будут дети.
–Если.
Симона осеклась, неожиданно мрачно и тяжело усмехнулась:
–Вы правы. Если. Но мы с вами допустим «а вдруг» и легко поймём, что вы просто боитесь остаться не у дел.
–Адриан – король, да будут дни его славны и долги, – Гедеон улыбнулся, теперь ему была ясна позиция этой нарочито строгой и послушной девушки, которая впервые сняла маску, – и всё же, история любит поворачивать свой ход. Я хочу, чтобы вы держали в уме, что пешка может сама стать любой фигурой.
–Но никогда не станет королём, – принцесса Симона поднялась, – вы сами сказали…ладья, конь, ферзь или слон. Я понимаю, что за всё придётся платить. И если я стану во главе королевства, то только с вашей помощью…или с помощью своего несчастного супруга. И каждый будет напоминать о своей роли в моём триумфе.
–Но если выпадет шанс, неужели вы откажетесь? Неужели пожелаете остаться пешкой?
–Если, – напомнила Симона, – и нет…не останусь. Я никогда не была пешкой. Меня разменяли, да. Но я никогда не была слабой, иначе вы не пытались бы мне служить, Гедеон.
Она больше не позволила сказать ему и слова, выскользнула тенью, привычной блеклой тенью из залы, скрылась, прошелестев тканью платья, в коридорах и оставила ошарашенного графа позади себя.
***
С самого раннего детства Симона научилась прикидываться и таиться ото всех, с самого раннего детства скрывалась она под маской покорности судьбе и короне, но стала ли она по-настоящему покорной? Сдалась ли? Кем себя считала?
Граф Гедеон полагал, что знает о ней всё, но ошибался. Больше всех знал король Адриан, тот самый, избегающий всегда своей сестры, но оставляющий ей год от года жизнь.
Он зашёл к ней однажды тёмной ночью, зашёл с примирением и сказал то, что скрыл от других:
–Я болен, Симона. Целители говорят, что дело во мне. Не в ней…
–Мне жаль, – попыталась посочувствовать Симона.
–Разве? – удивился Адриан и нехорошо усмехнулся, – правда жаль?
И она промолчала. Ей не было жаль. Судьба дала ей шанс, великую удачу.
–Я знал, что должен сохранить тебе жизнь, – продолжал Адриан, – потому что иначе династии конец! А ты – единственная, кто может хоть как-то…
Он осёкся. Закончить уже не сумел.
–Я не люблю тебя, – наконец, выдохнул он, – я презираю тебя, но это великое коварство истории!
–Не печалься, брат, – улыбнулась Симона, – я унесу твою тайну и буду хранить. И когда придёт время, воздам должные почести.
Адриан поднялся и пошёл уже прочь, но остановился у самых дверей. Он не имел тёплых чувств к сестре и не знал, как подобает ему уйти, но понял вдруг, что должен сказать что-то ещё. Оглядев ближайшие полки в поиске темы для беседы, заметил шахматную доску, спросил:
–Играешь?
–Чаще сама с собой, – призналась Симона. – И, наверное, делаю это неправильно.
Подумав, добавила с тихим смешком, который поглотила ненасытная ночь:
–Зато я всегда выигрываю.
