стебли подсолнечника и кукурузы – раздаривая аромат летнего солнца.
Поворачиваю голову к двери летней кухни. И едва не охаю – возле плиты, пышущей жаром, орудует с чугунком бабушка. Ловит краем глаза мой взгляд, поворачивается, уголком белого платка утирает пот со лба:
- Сейчас, внучок, пообедаем. Борщ готов. С петухом, как ты любишь. Сходи пока за овощами, набери с грядки свежих…
И, сорвавшись с места, с плетёнкой в руках, едва не падая, мчусь на огород.
- Вот, возьмите, - как рыбку, выуживает меня из озера прошлого голос хозяйки. – Думала, так и останется непрочитанным.
Смотрю на обычный почтовый конверт.
- Что это?
- Письмо от женщины. Она так хорошо описала вас…
- Какой женщины?
- Вам виднее… Она приезжала прошлым августом. Француженка.
Кол от макушки до копчика – кто?!
- Как узнали, что она француженка?
- Моя дочка бойко с её детьми говорила, показывала дом, участок, огород. Она французский в школе учит. Лучшая в классе!
Недоумеваю.
- Из Франции?
- Что необычного: жила тута, теперь живёт там.
Повторяю вслух:
- Франция… Франция… Может…
Женщина размашисто крестится:
- Вот бог святой! Если брешу, нехай покарает.
Машу руками.
- Только без крайностей. Помимо письма ничего на словах не передавала? – спрашиваю, понимая, если бы что и было, давно бы словоохотливая хозяйка поведала.
- Та не, - сказала она любимое присловье. – Говорила, вы угощали её в детстве яблоками…
Дикий, почти ураганный свист оглушил – каким образом она оказалась во Франции? Как? Зачем? Почему? Голова пошла кругом, закружилась земля, окружающее слилось в одну сплошную цветную линию.
Кто-то назойливо повторяет в самые уши6 чем дальше углубляешься за проводником-памятью в прошлое, тем отчётливее становятся воспоминания.
- Что с вами?
Тактично отвечаю:
- Бывает, понимаете, закружится на мгновенье голова…
Женщина понятливо кивает.
- Можно письмо? – протягиваю руку.
Конверт не заклеен. Обычный листок тетради в клетку исписан красивым мелким почерком. Вижу сквозь строки её светловолосую голову с застрявшими в них травинками.
- Угостишь яблоком? Бабушка говорит, вот с того дерева они очень вкусные.
«Всё в прошлом, - пульсирует в голове и отдаётся в сердце тупо, - всё в прошлом».
- Водички? – протягивает хозяйка ковшик с водой. – Колодезная. Вкусная.
Выпиваю залпом и спрашиваю:
- Можно на чердак… Просто посидеть…
- Да там пусто…
- Хочется…
Женщина неожиданно краснеет:
- Ой, да что это я говорю! Да можно, конечно, можно… Пыльно там, цыбуля висит в связках, кукуруза в початках…
С каждой ступенькой, как на машине времени, возвращаюсь в прошлое. Роятся мухи по самым верхом. На горище светло – через слуховое окошко достаточно льёт света, в воздухе беспорядочно летают пылинки. Сухо, аж сразу зачесалось в носу, как в тот день, когда тайком рылся в чемоданчике, перебирая ноты, папа позже начал учить меня игры на баяне, а так – обычная китайская грамота. В прошлый раз меня выдал чих. И бабушка, стоя на пороге дома строго спросила, кто разрешил без спроса подняться на горище.
Возле печной трубы опустился на ящик из-под сока; спиной упёрся в трубу. Раскрыл письмо.
Предложения полностью не воспринимаю. Мешает не то свет, не то желание чихнуть, не то ещё какая напасть.
«Очень хочу узнать, как обстоят твои дела… У меня всё в порядке… После печального события… Ты помнишь, что случилось со страной… была в полной растерянности: что делать?..»
В голове сплошное колокольное звучание и надоедливо звучит речитатив забытой песни. Концентрируюсь на тексте.
«Муж ушёл в бизнес… Связался с криминалом, захотел быстрых больших денег… Пропал бесследно… Родители умерли один за другим… Что делать, - не знаю… Соседка по дому предложила поехать в Польшу за товаром… В кафе к нам подсел Антон, - это я его так называю, - познакомились… Он меня забрал из Донецка, приехал специально за мной… Признался, влюбился с первого взгляда, едва увидел моё печальное заплаканное лицо… Бизнес не шёл, росли долги… У нас трое детей, все взрослые… Есть внуки: две милых девчушки и один мальчик… Не о том пишу… Всегда хранила память о наших детских днях, гадала, как могла сложиться наша жизнь с тобой… Опять не то… Ты просто чудом остался жив после того ужасного случая… По отношению к жене ты поступил благородно… Пиши мне по адресу…»
Повертел листок и конверт. Адреса не было.
Хозяйка сразу ко мне и смотрит внимательно.
- Больше ничего не было? – показываю письмо и конверт.
- Господь с вами, конечно, нет. Разве я бы смогла…
- Мне пишут, могу писать по адресу, его нет, - перебиваю её.
Рука женщины тянется перекреститься.
- Не стоит, - останавливаю я. – Вспомните, отдельным листком могла ваша гостья воспользоваться?
- Нет, - твёрдо отвечает хозяйка. – Как написала вам, сразу села с нами обедать. Дети наелись фруктов. А она, ваша знакомая, всё нахваливала мою готовку, дескать, во Франции так готовить не могут, с душой, хоть и кулинарная столица мира. Кстати, скоро приедет обедать муж. Отобедаете с нами. Приготовила борщ.
- С петухом, надеюсь? – усмехаюсь, спрашивая.
- Как догадались?
- Бабушка всегда готовила к моему приезду.
- Так, сядете с нами?
Извиняюсь перед хозяйкой за отказ.
- У вас есть лопата?
- Штыковая или грабарная?
- Лучше штыковая.
- Возьми возле сарая. Рядом с граблями.
Верчу лопату, проверяю лезвие.
- Что собрались копать?
- Пойдёмте на улицу, всё покажу.
Выходим за калитку. Отмеряю пять шагов вправо в сторону соседей. Размахиваюсь и вгоняют лопату в землю. Металл скрежещет о камни.
- В детстве, было тогда лет десять, с двоюродным братом на половинке белого кирпиче начертили гвоздём рисунки, затем закопали, условились, повзрослев, найти и откопать.
- И что? – в голосе женщины появился интерес.
- Выросли, уже состарились…
- Та какой вы старый.
- Хочу выкопать. Местом кажется не ошибся. Как раз напротив межевого столба. Тогда ещё рядом росла вишенка.
- Спилили. Высохла.
- Ну, с богом, что ли? – плюю на руки, тру ладони.
- Давайте, сначала щупом попробуем. Чтобы наверняка. Видела в одном фильме так делали кладоискатели. Упрётся во что-то – можно копать.
Признаться, удивился находчивости женщины, сам бы, клянусь, не дотумкал бы. Хозяйка возвращается с щупом – длинный, в полметра отрезок арматуры на крепком блинном черепке.
- Муж зимой как пешней лёд скалывает, хотя сейчас, какие зимы, вот, раньше…
Беру щуп и неосторожно бросаю взгляд на ноги: на них тёплые вязаные шерстяные носки, ношеные калоши.
«Не мой визит, так и ходила бы босая, привычная».
Осторожно щупом протыкаю землю. Раз. Другой. Третий. Пусто.
- Ошиблись или место не то? – заботливо интересуется женщина.
- Не должен, - отвечаю, - но времени-то, ого-го, сколько прошло…
Возле забора пусто. Голяк чуть дальше. Прошибает пот. Забыл? Придётся смириться! И тут щуп упирается. Надавливаю – не идёт глубже.
- Оно, неужели? – тихо спрашивает женщина.
- Сейчас увидим, - на руки уже не плюю, не тру ладонями.
Острие лопаты тяжело входит в землю: грунт утрамбован за годы копытами животных, колёсами машин, ногами человека, налетевшим мелким щебнем с дороги.
- Глубоко закопали?
- Не должны, - отвечаю, - ямку рыли руками. Уложили кирпич, сверху земли слой снятого дёрна. – О! что-то забелело.
Приседаю на корточки. Пальцами очищаю от комочков земли. Кирпич, наш, с рисунками.
- Смотрите, - протягиваю женщине. – Нашёлся.
Будто религиозную реликвию она берёт аккуратно кирпич, рассматривает. Водит пальцами. Сдувает крупинки земли.
- Надо же… Сохранился… А, что тут за зверушки?
- Мамонты.
- Где вы в детстве видели живых мамонтов?!
- На картинках в учебнике по истории и зоологии.
Женщина поджала губы и с умным видом покачала головой. Посмотрела ещё на начерченные рисунки детской рукой.
- Заберёте с собой?
- Нет. – Вижу, женщина не понимает, разъясняю: - Снова закопаю. Чтобы прийти в следующий раз лет через тридцать-сорок и найти.
- Когда? – глаза женщина округлила до размера куриных яиц. – В следующий раз? Это сколько же вам будет…
- Скорее всего, в будущей жизни, - снова женщина запуталась в моих словах. –
Мне пора на кладбище.
- Пообедаете с нами и пойдёте, - женская забота мне приятна, но я снова отказываюсь. – Тогда возьмите отварных яичек, сальца вам нарежу, хлебушка.
Показываю два кулька с продуктами и чекушку.
- Сестра приготовила.
В глазах женщины читаю полное разочарование.
- Яблочки тогда возьмите… Сладкие…
- Возьму, - обижать радушных людей нельзя категорически. – Если дадите, не откажусь от скамеечки. На ногах стоять устал.
Женщина обрадовалась и вприпрыжку, - так показалось, - от радости побежала в дом.
Едва она подошла со скамеечкой, небо затянуло серыми тучами, они скрыли солнце и тотчас потемнело. С мрачных туч с трагической неотвратимостью посыпался крупный снег тёмно-белыми комочками. Поднимаю лицо и по нему секут острые грани снега; жмурюсь и закрываю глаза наружной стороной ладони. С неба на меня смотрело нечто, не жалеющее для моего унижения своих сил.
- Оставайтесь, - умоляет женщина, - смотрите непогода как разыгралась. Да и муж вон едет.
Старенький москвич «Алеко» тёмно-зелёного цвета с кляксами того же тона по корпусу, скрипя соединениями медленно катил по грунтовке, поднимая тучи пыли.
«На таком раритете только ездить по месту и не дальше города, - пришла мысль. – В районе обязательно остановят бдительные и охочие на взятки работники ДАИ».
Пофыркивая, будто усталый конь, автомобиль остановился в полушаге от меня. Из кабины выполз, медленно и значительно, так выходят из дорогого авто пресыщенные жизнью и капиталом бизнесмены, мужчина далеко за сорок в кожаной латаной куртке, затёртых джинсах; круглое симметричное лицо на удивление чисто выбрито, большой подковой свисают «козацькие вуса».
Я здороваюсь и представляюсь; протягиваю руку. Хозяин авто крупной ладонью крепко жмёт, не отпуская, смотрит в лицо, сколько выдержу. Выдерживаю, проделываю один финт, научил один прощелыга, и автовладелец, двинув бровями отпускает мою ладонь.
- Предлагаю вместе пообедать, отказывается, - встревает жена, заглядывая в мужнины глаза.
- Если отказывается, - не напирай, - веско, басовито говорит муж. – Может брезгует.
Прощаюсь и ухожу, про себя продолжаю беседу, не брезгую, просто хочу побыть в одиночестве.
Пока добирался до кладбища, это метров двести-триста, небо очистилось; убралась восвояси туча со своим несметным снежным добром; засияло солнце, припекая на открытом месте.
Конфеты и печенье не жалея разложил на все холмики: и поросшие травой и заросшие кустарником, и те, где чувствовалось недавнее присутствие посетителей.
На каменный крест с выпавшим портретом бабушки, где она запечатлена в молодые годы, примерно, как мне сейчас, смотрел долго. Нет, выпавший портрет вставил на место; овальный металлический медальон с фотокопией встал в выемку, как и не выпадал из неё.
