Восемь стадий безумия

песка.
— Провожай клиента. Поговорить надо, — сказал тот и, подарив Вадиму брезгливый взгляд, ушёл в подсобку.
После того, как на кассе она объявила цену, Вадим улыбнулся и протянул барсетку. Она не поняла.
— Это Вам. За всё.
Она открыла. В сумке были все его сбережения.
— Это очень много. Я не могу…
Он схватил её за руку:
— Возьми. Мне это не нужно, а ты всегда знала, что с этим делать. И… прощай, Кать.
Он направился в сторону выхода, оставив её в полном недоумении. На её бейдже всегда было написано «Лиза». Этот псевдоним она выдумала только для клиентов своего бутика. Но откуда он знает её настоящее имя?
Вадим шёл по улице угрюмый и задумчивый.
— Эй ты! — послышалось позади, что заставило обернуться.
Его догнал тот парень:
— Я знаю кто ты. Больше, чтоб я тебя здесь не видел. Не то полицию вызову! Если так не поймёшь, то…
Парень хотел ухватить его за шиворот и пригрозить не только полицией, но Вадим схватил и скрутил его запястье.
— Говори что хочешь, делай что хочешь, зови кого хочешь, но если бы ты помял мой галстук, мальчик, от сломанного носа тебя бы ничего не спасло. Понял?
Вадим оттолкнул его.
— Я тебя предупредил, — кривясь от боли фыркнул парень и направился обратно.
Небо посерело. Мир посерел. В бутике было светло тепло и уютно от одних только счастливых карих глаз, но теперь… он снова один.



Кожаные перчатки он надел не только для того, чтобы спрятать рану на ладони. Руки сильно тряслись от волнения. Сердце колотилось, как ненормальное. Вдыхал он часто и коротко, как будто воздух потяжелел так, что он не мог полностью набить им лёгкие. Чем больше он ждал, тем хуже ему становились.
— Ты прям побледнел, Тарас, — заметил пожилой сотрудник морга, — может успокоительного тебе дать?
Тарас не убирал взгляд с трупа девочки и думал, каким нужно быть животным, чтобы такое сделать. Каким больным ублюдком быть, чтобы довольствоваться болью ребёнка. Издеваться и мучить, а потом просто браться за следующего.
Родители пропавших девочек настояли на опознании, хотя Тарас не сомневался в личности жертв. Знал, что они придут и узнают своих детей. Ещё больше нагоняло жути то, что произойдёт потом. С каждой секундой на сердце становилось всё тяжелее. Он боялся смотреть на то, как родителей покинет надежда.
— Не надо, — угрюмо ответил Тарас, — успокоительные мне уже не помогают.
— Да уж. За года работы здесь я видел людей со стальными нервами. У многих в итоге были проблемы с психикой. Иди в отпуск…
— Да уволюсь к чертям! Дело доделаю.
Открылась дверь и вошли первые мужчина с женщиной. На их бледных лицах читался страх. Первая подошла мать. На её расширенных голубых глазах ещё искрилась надежда. Но… когда открылось от простыни тело, она замерла. Время будто замерло, но потом словно полетело вперёд. Голубые глаза словно покинула жизнь, и они залились слезами. Она рухнула на колени и горько зарыдала. Звала дочь, словно та просто спит.
Сердце защемило, как будто впитывало страдания матери. Тарас с трудом сдерживал слёзы.
— Воды! — плачевным голосом закричал отец.
В его мокрых от слёз отчаянных глазах читалось презрение к следователю.

Тарас вырвался в коридор, с грохотом открыв дверь. Он не мог больше на это смотреть. Боль на душе не спадала.
— Как всё прошло? — непринуждённо спросил Вадим, опёршись спиной о кафельную стену в коридоре.
— Ты так спрашиваешь, будто я в театр сходил! Где ты был, Вадим?!
— Это тебя не касается, — напарник уже был пьян.
— Мы работаем в паре, пьянь ты сраная! Ты должен…
— Я тебе ничего не должен, Тарас. Осталось ещё две семьи. Доделывай дело и иди домой.
— Что? Ты меня не поддержишь? — Тарас явно испугался. — Нет, Вадим, прошу, давай ты. Я больше не могу…
— Надо, Тарас, — отмахнулся Вадим и побрёл прочь.
— Сволочь! — грозно фыркнул Тарас напарнику вслед. — Я полностью выдам отчёт о твоей деятельности. Понял? Я сделаю так, что ты об этом пожалеешь!
Вадим остановился, но не обернулся:
— Прощай, Тарас.

В конце дня Тарас пришёл в свою квартиру разбитый, подавленный. Лицо опухло от слёз. Скатился по стене, сев в углу. Так и уснул.



— Мы готовы к завершению восьмой стадии, — доложил молодой сотрудник в очках.
— Хорошо, — ответил Алексей, директор «МемоКоррект». — Родители жертв?
Подчиненный листнул страницу на планшете:
— Они уже здесь. Запускать?
Алексей оглядел, как подготовлен зал, после чего ответил:
— Да. Давайте уже начнём.
— Хорошо. Их уже сопровождают. Да и… генерал уже здесь.
Алекс посмотрел на широкое зеркальное окно, за которым, в другом помещении предположительно за ним наблюдал гость.
— Вовремя. А где Вадим?
— На проходной засветился, но, видимо, не торопится.
— Хм. Зря я заключил с ним договор. Раздражает. В последнее время совсем с ума сходит. Ладно… осталось чуть-чуть.



— Генерал! — приветственно произнёс Алекс и протянул руку. — Вы довольно пунктуальны.
— Здравствуй, Алекс. Да, свои дела я на потом не откладываю. Кто эти люди? — генерал указал на окно, ведущее в зал, где две пары гражданских лиц молодой сотрудник усаживал в кресла.
— Это часть эксперимента, — твердо ответил Алекс.
— Алексей, — лицо генерала явно погрубело, — мы профинансировали Вас исключительно в военных целях. Даже позволили Вам сделать имя на лечении психологических травм у людей. Но я не думал, что Вы будете использовать гражданских для нашей программы.
— Это единичный случай. Маньяка, которого мы выбрали для нашей программы четыре года назад, жертвы запомнили хорошо. Они требовали жестокого наказания, и я, собственно, решил включить и их, экспериментируя над новой веткой, программой «наказания преступников». Убить двух зайцев, так сказать.
— И в чём же заключается эта новая ветка?
— В военной программе нам требовалось полностью изменить мировоззрение человека. Нам это удалось. И последняя стадия должна определить насколько наша работа устойчива. Собственно, в ней, когда объект уже полностью поменял свои взгляды, нам нужно вернуть всю память, чтобы определить какая личность победит. Останется ли он верен новым моральным установкам или же снова примет старые.
— Причём здесь гражданские?
— Мне нужна их реакция. Видите ли, я уверен в своей работе. Объект точно не вернётся к старым привычкам. А поскольку мы сделали сентиментальную тряпку из конченого социопата, чувство совести должно заставить его мучиться. Если гражданские положительно оценят его состояние, то мы неплохо сможем на этом заработать.
Генерал молчал. По его лицу было понятно, что ему это не нравиться. Тишину прервало внезапное появление Вадима, что сильно удивило Алексея:
— Вадим, это помещение не для Вас…
— Всё в порядке, — прервал генерал.
— Мы завербовали этого человека после того, как Вы заключили с ним договор. Думали, я оставлю Вас без присмотра?
— Хм, неожиданно, — задумчиво произнёс Алекс. — Генерал, Вы должны понимать, что у Вадима непростая ситуация. Его мнение может сильно отличаться от действительности.
— Что ж, тем объективней будут мои суждения.
— Хорошо, — Алекс явно занервничал, — присаживайтесь. Скоро всё начнётся.
Алекс вышел. Вадим стоял молча. Трезв.
— Вижу, Вам совсем не доставляет удовольствие происходящее, Вадим. Вы же служили так?
— Да.
— Как Вы думаете, зачем мы всё это делаем?
— Может, чтобы менять мысли пленных и с новыми взглядами, нужными Вам, отправлять их домой. С целью диверсии какой-нибудь.
— Хм, допустим. И как Вы, как военный человек, к этому относитесь?
— Причём здесь я? Вы лучше думайте, как отнесётся к этому страна, сыну которой Вы перевернули мозги и вернули домой зомби.
Генерал задумался и взглянул в окно, за которым Алекс распинался перед гражданскими во вступительной речи.
— Вам пора быть там, Вадим.



Вадим здороваясь кивнул родителям жертв и сел позади всех. Они узнали его и кивнули в ответ.
— Что ж, все в сборе, — начал Алекс.
— Я не совсем понимаю, зачем мы здесь, — сказал полный мужчина с усами.
— Сейчас объясню. Четыре года назад ваши девочки покинули этот мир и виной тому мразь, которой совсем на это наплевать. Когда его поймали… — Алекс осёкся на Вадима, — когда его поймали, Вы, Михаил, первый стояли у здания полиции и требовали отдать преступника народу на самосуд.
— Ну да, — подтвердил мужчина. — И чё?
— Я Вас понимаю. Всех вас! Эта тварь должна получить по заслугам. Он должен мучиться. Должен страдать! Как эти несчастные девочки. Вы доверили эту задачу мне и мой долг послужить этой идеи. Сегодня! Я говорю вам, что эта мразь за всё ответит. Сегодня вы увидите как он страдает.
Алекс хлопнул в ладоши, снова блеснув ролексами, и позади него включился огромный монитор. Он показывал скромную квартиру. А в углу у входа на полу в одежде спал Тарас.
— Вводите сыворотку. Верните ему память…



— Отпустите меня пожалуйста! — раздавался по подвалу отчаянный крик Анжелы. — Я ничего не расскажу, обещаю. Только…
Слова прерывались горьким плачем:
— … отпустите…
Он проснулся. Во рту, как в обоссанных буцах. Он смочил горло тёплым джином из недопитой бутылки и поднялся с пола. Мел от пентаграммы полоской отпечатался на обнажённой спине.
— Дядя, пожалуйста…
— Помолчи, — грубо перебил он.
В голове звенело. Он подошёл к старому ржавому умывальнику, чтобы умыть лицо, поднял маску и тут… Тарас увидел своё лицо.

Сознание вернулось в реальность, как от страшного кошмара. Глаза кололи жгучие слёзы. Сердце колотилось и дыхание дрожало от лютого страха. Сон. Это просто сон.
— Нет! — испугано простонал Тарас и начал руками карабкаться по стене, чтобы встать. — Это не сон!

— Заткнись! — раздражённо крикнул он, но девочка уже не могла сдерживать плачь.
В руке его блестел нож. Тарас приближался к ней медленно, чувствуя возбуждение от собственного величия. Она молила, просила, и плач становился всё тревожнее, отчего воздух становился дурманящим. Питал и пьянил его.

Память вернулась так быстро и так ярко, будто это происходило прямо сейчас. Он смотрел на своё отражение лица, искажённое ужасом.
— Мемокоррект. Четыре года, раз за разом они заставляли меня расследовать преступление, совершённое лично мной. Заставляли наблюдать за болью жертв, болью их родителей. Боже… что же я наделал! — Он ударил по зеркалу и оно разлетелось на куски. А память открывалась все сильнее…

Она кричала, а нож плавно входил в её плоть…

— Нет, не надо. Прошу вас, уберите это! — крик девочки из памяти буквально грыз его изнутри.
Он зарыдал и схватился за голову:
— Не надо!



Родители смотрели на это с ошарашенными лицами и не знали, как на это реагировать. Алекс ухмылялся, словно сам тащился от зрелища. Вадим презренно наблюдал за директором.


Слезы, сопли и слюни лились рекой. Тарас не мог остановить свою истерику. А девочка в голове всё жалобно кричала.
— Не могу. Не могу! — он достал пистолет, пихнул дуло в рот и спустил крючок…



В зале все шарахнулись, кроме Вадима и Алекса:
— Вы думали мы настоящие патроны ему дадим? — усмехнулся директор «Мемокоррект».



— Не заряжен. Не заряжен, тупой ты идиот! — он швырнул пистолет и,