КОНТРАБАНДА

Катя? Неужели действительно меня сдала Катя? Я снова возвращался к этому вопросу и снова не хотел в это верить, но, взвешивая все «за» и «против», моя логика не могла подсказать никаких других вариантов.      
После слов здоровяка я постарался сделать вид, что не понимаю, о чём речь:
- Какая флэшка? Мне не известно ни о какой флэшке.
- Не известно? – хмыкнул здоровяк. - Смотри паря, не пожалей...
Разговор на этом был окончен, но позже точно в такой же ненавязчивой манере он начинался ещё несколько раз и заканчивался, к счастью для меня, примерно так же скоротечно и с теми же результатами…  
Таким образом, с горем пополам, прошла ночь, а  утром в камеру привели ещё двоих заключённых, истощённых и постоянно кашляющих, как оказалось, больных туберкулёзом.
Следом за ними пришёл врач и всем сделал профилактические инъекции антибиотиков.
После врача, очевидно, вспомнив об антисанитарии, принёс ведро хлорки надзиратель для обработки унитаза, и в камере ко всем прочим добавился  её резкий запах, на время, правда, перебивший тошнотворный запах испражнений.
Что будет дальше, я боялся даже представить. В течение дня, как ни странно, меня никто не беспокоил: ни сокамерники, ни люди, чьими руками я был изолирован от общества. Ужасала неопределённость, непонятность, неизвестность. Я жаждал встречи с любым сотрудником правоохранительного органа, организовавшего заключение меня под стражу, который мог бы внятно   объяснить причины и основания принятия ко мне столь суровых мер. И вот, ближе к вечеру я не поверил своим ушам. Задвижка громко лязгнула, и тяжёлая железная дверь камеры со скрипом отворилась. Надзиратель громко произнёс мою фамилию, добавив к ней долгожданное «на выход». Ещё через секунду  уточнил:
- С вещами.
Это было что-то новенькое! Неужели разобрались? Неужели выпустят? А может быть, просто переводят ещё куда-нибудь?.. Я совершенно не верил в справедливость. Тем не менее, перебирая в голове догадки, я ощутил, что произнесённая надзирателем короткая фраза вселила в меня небольшую надежду и прошлась маслом по сердцу.    
Скрутив трубой матрац вместе с лежавшим на нём одеялом, я вышел в коридор. По привычке надзиратель поставил меня лицом к стене и, закрыв  за собой дверь, снова лязгнул задвижкой.
- Пошли.
Надзиратель сопровождал молча, стуча каблуками по жёсткому полу. Волнение теребило мою душу, и вскоре я оказался в маленьком кабинете с зарешеченным окном.
Меня ждали. Высокий круглолицый офицер с полковничьими погонами, представившийся начальником следственного изолятора, встретил при входе и, к моему недоумению, протянул руку. Это было что-то новенькое. Чего, чего, а такого я не ожидал. Переминаясь с ноги на ногу, я поздоровался.
- Извините,  - сказал полковник. По всей видимости, с вами вышло  недоразумение. Вы можете быть свободны.
Сказать, что его слова прошлись маслом по сердцу будет не совсем точным. Слова полковника как будто погрузили моё сердце в банку с парным молоком, в котором плавали ежовые колючки, создав одновременно и ощущение глубокой радости, и колющее чувство огромной обиды на всю правоохранительную систему.  
Я не нашёлся, что ответить. Мой язык не повернулся, чтобы, сказать «спасибо» или какими-то другими словами выразить благодарность. Да и за что, собственно говоря, «спасибо»? За экскурсию в места не столь отдалённые?..        
Полковник дал мне какую-то бумагу и попросил расписаться.
Я расписался и вскоре оказался на улице.
Свобода! Теперь я по-настоящему чувствовал, что это такое свобода, на своей шкуре убедившись, что от тюрьмы  никогда не следует зарекаться.  
Жадно вдыхая воздух, хотя и загаженный выхлопными газами, но всё же более приятный, чем тот, которым я дышал в камере, я уверенно шёл по городу, наслаждаясь каждым сделанным шагом. Иногда под ногами пробегали электропоезда московского метрополитена. Я чувствовал, как от них немного дрожал асфальт, и это ощущение, как ни странно, меня не тревожило, как  раньше, не пугало тем, что земля в любой момент может уйти из-под ног. Я чувствовал землю, и это было самое главное. Я шёл и дышал на одном дыхании с городом – непредсказуемым, прекрасным и безжалостным одновременно…
   
15.

В квартире вроде бы всё было по-прежнему, хотя чувствовался некоторый дискомфорт. Ряд  вещей, имеющих своё постоянное место – джинсовая куртка, компакт-диски, тетради, дискеты, мобильный телефон, лежали не там и не так, как должны были лежать по многолетней привычке. Судя по всему, во время моего отсутствия квартиру кто-то посещал.
Мобильный телефон, оставленный в день ареста дома, был переполнен сообщениями о непринятых вызовах, среди которых были номера телефонов Ливониса и Кати. Для чего звонил Ливонис, было вполне очевидно: все организационные хлопоты повисли на его плечах, и моё двухдневное отсутствие  естественно заставляло его волноваться. Но, что было нужно Кате, этого я совершенно не мог понять…    
Больше всего мне хотелось придти в себя и отдохнуть, звонки и всё остальное - потом. Единственное, правда, что «на потом» я не мог отодвинуть – это поиски  своей машины, необходимость которых определяло огромное естественное желание убедиться в её непричастности к аварии. Насколько я помнил, последним местом, где я оставил машину, была стоянка недалеко от ВДНХ. Найти автомобиль и закрепить соответствующие выводы о причинах его ареста – эта цель позволила  превзойти немыслимую усталость.
Впрочем, в причинах ареста я уже не сомневался, по крайней мере, в одной из них. В камере следственного изолятора трудно было о ней не догадаться. Всё та же история убийства, карта памяти мобильного телефона и загадочная записка – вот причина. Странно, как меня вообще выпустили на свободу. Что  будет дальше?..
По пути на ВДНХ в моей голове всплыл ещё один интересный момент. Карта памяти и записка! Меня можно было пытать в те дни самым жесточайшим образом, я бы не сказал, где они находились. И это не из-за геройства. Проблема в том, что в результате посиделок в кафе «Ветерок», я просто не помнил, куда их дел.
Погулял я, ничего не скажешь. Слава Богу, с приближением к стоянке память постепенно возвращалась.
Я шёл с невообразимым душевным трепетом и понемногу восстанавливал события того печального вечера, боясь ошибиться в своих предположениях.
От Катиного дома тогда я ехал на машине. Позвонил Гаю. Договорились встретиться в кафе на ВДНХ… Машину поставил на стоянке и пошёл пить пиво. Так?.. Так… Пиво напился – пришёл Гай, напились (точнее, напился только я) коньяка. Ехали назад… Нет. Нет-нет, я не сидел за рулём. Я сидел сзади. И машина была не моя. Большая была машина, просторная: или «Мерседес», или «БМВ». Что-то вроде того. Конечно. Всё именно так и было. И «девятку» свою я не брал со стоянки, даже не подходил к ней…        
Ветер колыхал мой чуб и выбивал из глаз небольшие слезинки, на столбах уже горели и слегка качались фонари, но развеять сомнения окончательно это не помешало уже метрах в пятидесяти от стоянки. Даже сквозь полумрак я увидел свою «девятку», стоявшую на том же самом месте, где я её и оставлял, целой и невредимой. Ура! Это обстоятельство меня очень обрадовало. Я добрался до машины, осмотрел её со всех сторон – ничего  подозрительного, никто её не трогал. Рассчитавшись за стоянку, сел за руль и рука моя сама потянулась к бардачку. Это было каким-то чудом. Точно не подвластный сам себе, ведомый в каждом движении высшими силами, я вспомнил. Именно там, в бардачке, я оставил записку и карту памяти. Открыв бардачок, я убедился в этом. Всё-таки на судьбу мне было грех жаловаться. Она вела меня тернистыми и непростыми путями, но я был абсолютно уверен, что мужчина никогда не должен искать лёгких путей. Если уж ставить перед собой какие-то цели, то обязательно нужно бить в одну точку, и тогда повезёт, обязательно повезёт...  

К утру, отдохнувший и насколько это было возможно восстановивший силы, я позвонил Ливонису, и дабы не слышать лишних вопросов, соврал ему, что немного захворал.
- Здоровье, прежде всего, друг мой, - сказал он, - выздоравливай, а за выставку не беспокойся, всё идёт своим чередом. Люди приходят и радуют свой взор твоим неповторимым искусством.
Лёгкая лесть Ливониса в мои трудные смутные дни была приятна, хотя, через несколько минут после разговора, его слова и вылетели из моей головы стремительно и безвозвратно.
После разговора с Ливонисом я позвонил Гаю. Что, что, но разговор о его помощи я не забывал ни на минуту. Тогда помощь мне была нужна как никогда. Борис, как оказалось, о своём обещании тоже не забыл.
-   Приходи в мой офис на Большой Якиманке, сто шестнадцатый дом, там всё решим.
Поговорив с ним по телефону, минут через сорок я уже был около  названного дома.          
Трёхэтажный дом с синей крышей нашёл быстро. Дом был окружён высоким забором, а на его углах висели камеры видеонаблюдения, зорко следившие за обстановкой. Да, чёрт подери, Борис был не лыком шит. Особняк поражал своими размерами.  На заборе я увидел звонок, нажал на кнопку. Тишина. Нажал ещё раз, постоял. Никто не открывал. Я не отступал, и только моя рука снова потянулась к звонку, за своей спиной я кожей  почувствовал чьё-то дыхание. Я оглянулся. Двое спортивного вида парней, похожие на тех, которых я видел в кафе, стояли сзади.
-   Тебе чего?  - спросил один из них.
Я несколько замешкался:
-  Я к Борису. – Правильнее, наверное, было бы назвать Седого по отчеству, но отчество я вспомнил не сразу. – К Борису… Алексеевичу, - наконец мне удалось это сделать. – Он, ведь, здесь находится?
-   А ты кто такой будешь?
-   Я?.. Знакомый.
-   Знакомый, говоришь? Ну, заходи, если знакомый.
И один из парней открыл передо мной дверь, а второй начал быстро хлопать руками по карманам. Опять обыск. Я растерялся. Такого я не ожидал. Но назад пути не было, и вместе с парнями - один был впереди, другой сзади - я прошёл через двор и вскоре оказался в особняке, где меня встретили  ещё двое.
-  Присаживайся, -  произнёс тот, который был ко мне  ближе, и указал рукой на огромный кожаный диван. – Только Бориса Алексеевича пока нет, он должен быть минут через тридцать. -  Бугай взял пульт от телевизора, нажал на кнопку, и, висевший в десяти от дивана большой плазменный телевизор включился. – Можешь пока посмотреть.
- Спасибо, - отблагодарил я.  
Двое здоровяков снова вышли на улицу, другие сели на кресла около входа. Кто-то из них звучно чмякнул губами, и из соседней комнаты медленно друг за другом вышла пара крупные кобелей – ротвейлеров. Искоса поглядывая на меня, они прошли мимо  него и легли на пол по бокам дивана.
Мне стало не по себе и, отвлекая внимание от ротвейлеров, я уставился в телевизор.
Шла игра, давно действующая мне на нервы, но ничего не оставалось делать, я смотрел на телевизор и испытывал своё терпение.
Как обычно, на экране появилась молодая девица и про себя якобы загадала слово, после чего раскидала вразноброс буквы, из которых оно состояло. Получилось  - « З А М Г А Н И ».
- Какое слово, состоящее из этих букв, я загадала? – Спросила девица. И подсказала, что этим словом называется то, куда мы ходим каждый день.
Без особого труда я увидел «М А Г А З И Н».
На экране отражался номер телефона