КОНТРАБАНДА

пеняй на себя.
Теперь связь прервал уже звонивший, и я остановился в некотором замешательстве. Вечер явно не задался. Кати не было до сих пор, ещё этот звонок… Кто бы это мог быть, и откуда у звонившего мой номер телефона? Неужели, Катя?.. Недавно  мы с ней обменивались телефонными номерами.  Но неужели, её встреча со мной была специально кем-то запланирована? Меня начали одолевать догадки. Получается, что Катя вешала мне лапшу, узнавая от меня тем временем всё, что было нужно. Да, попал я.  Моему недоумению не было границ: страшно было представить, как я опростоволосился. Не было сомнений, что меня посадили на крючок? Если Катя действительно была заодно с контрабандистами и убийцами оперативника Горохова, значит, им был известен не только номер моего телефона. Телефон – пустяки по сравнению с информацией о карте памяти. О том, что у меня находится эта злосчастная штука, очевидно, им теперь тоже известно. Что будет дальше?  Первое предупреждение у меня появилось.
Я посмотрел на часы. Семь ноль пять. Ожидание Кати теряло всякий смысл. Звонить ей не стал. Решил уйти – куда-нибудь подальше, уехать, куда глядели глаза, и переварить всё, что со мной  происходило и происходит.  
Выйдя из Катиного двора через арку её дома, я сел в машину и поехал в сторону ВДНХ. Лёгкий ветерок дул в приоткрытое окно, ещё больше навевая тоску. Ничего, думал я, всё наладится, мир не без добрых людей. Нужно обязательно поговорить с редактором нормальной серьёзной газеты, и тогда будет несколько проще.  Газета «Мир» в которой я когда-то работал, перестала существовать, связи с бывшими руководителями издания у меня не было. Я вспоминал знакомых, которые могли бы оказать хоть какую-то помощь, вспоминал одногруппников по журфаку, многие из которых разъехались по периферии, но подходящего человека память не выдавала.
Стремительно удаляясь от Катиного дома, не желая впадать в уныние, я продолжал себя подбадривать мыслями о том, что всё происходящее со мной - пустяки, мелочи, шелуха… Обидно, конечно, вышло с Катей. Как я ей мог довериться? Растаял, как мальчишка, расчувствовался. Вот что значит  - красивая и умная женщина. Подморгни, улыбнись, сделай ещё каких-нибудь пару хитрых  женских трюков, и всё -  ты в её власти, она может делать с тобой всё, что хочет, выпытает любые секреты, ты и не заметишь. Да что там выпытает, ты сам ей расскажешь всё, как на духу, точно на исповеди. Нельзя так, нельзя, нужно быть аккуратнее…
В пути наконец-то я вспомнил достойную кандидатуру, которая, возможно, могла бы помочь разобраться с навалившимися проблемами.
Я взял мобильный телефон и нашёл имя Бориса Гая.
Это был мой старый, ещё со студенческих времён, случайный знакомый, у которого когда-то я брал интервью. С того времени наше знакомство и началось. Тогда Гаю было лет пятьдесят, теперь, соответственно, на десяток лет больше. Сказать, что мы были приятелями, конечно, нельзя, но то, что иногда общались (а собеседником он был отменным), я не скрывал. Гай владел некоторыми заводами в Подмосковье, сетью небольших пивных ресторанов в столице, но не это было главным в его характеристике. Насколько было мне известно, Гай несколько раз отбывал срок в местах не столь отдалённых и имел большое влияние в криминальной среде. Известили меня об этом третьи лица, говорить же с Борисом на эту столь деликатную тему я не решался никогда. Не упоминал об этом и Гай.  
Просить Бориса о помощи для меня было непросто, я испытывал лёгкий мандраж, но другого выхода не видел. Гай мог раскрыть мне глаза на многие вещи, и поэтому разговор с ним я посчитал очень даже уместным.
Нажав на кнопку телефона, дождавшись, пока сигнал дойдёт до адресата, я услышал его голос, поздоровался.
- Привет, привет! – благодушно сказал Гай.
- Борис, я бы хотел с вами встретиться, есть одна серьёзная тема для разговора.
- Нет проблем, только чуть позже, сейчас я немного занят.
Гай предложил встретиться часа через полтора там, где я ему скажу, что  было очень любезно с его стороны.
Я поблагодарил Бориса за отзывчивость и сообщил, что приеду на ВДНХ в кафе «Ветерок».
Я никогда не был большим любителем кафе и ресторанов, и ходил туда в редких случаях, но тогда в «Ветерок» меня потянула словно нечистая сила, о чём я понял уже на следующий день.  
Оставив машину на стоянке,  добравшись до кафе, я коротал время в ожидании Бориса и решил немного расслабиться. Уставши от журналистских расследований и прочих головоломок, мой организм уже не выдерживал варки в собственном соку, нужен был отдых.
Пока не было Гая, я взял бокал пива, креветок и постарался просто ни о чём не думать. Жизнь шла и хорошо...
В зале громко играла музыка, помогающая вышибить из головы всё лишнее, и это казалось тоже шло мне на пользу.  
За соседними столиками сидели молодые парочки, о чём-то радостно рассуждая, и очевидно, теряющие головы друг от друга, и я честно признавался сам себе, что начинал им завидовать. Ощущение складывалось такое, что они теряют головы, но их счастье в том, что они  теряют их вместе и живут на одной волне. Я же с некоторых пор начал терять голову один, что было гораздо хуже. Впрочем, наверное, я как обычно накручивал лишнего, копаясь в себе. Опустошив бокал пива, мне показалось, что на душе стало светлее, вроде бы даже и звонок этот сегодняшний, и в целом историю с  флэшкой моя память покрыла туманом, но вот Катя… С мыслями о ней, я так и не мог совладать. Они обрели жизнь в моей голове сами собой и не поддавались никакому укрощению. Может быть, с ней всё-таки нужно встретиться, разобраться, что к чему, поговорить?  
Я заказал ещё пива, и время побежало быстрее. Но после второго бокала кажущаяся лёгкость в голове сменилась на какие-то кошмары - неприятные, негативные ситуации из моей жизни, да и жизни всего общества, которые, если присмотреться, мог увидеть каждый. Насколько же всё у нас гнилое, ложь, коррупция, мошенничество, мысленно негодовал я. Это не в силах изменить за многие годы даже миллиону порядочных и честных людей, не говоря уже, что это можно сделать в одиночку. Всё смешалось: бандиты, бизнесмены, чиновники. Поди, попробуй, разбери, кто есть кто, и кто из них лучше, кто хуже…            
Я пил пиво и, сделав очередной глоток, вдруг за своей спиной услышал:
- Сидеть, не двигаться! – Оглянувшись, я понял, что фраза вырвалась из уст с иголочки одетого Бориса Гая, приближающегося ко мне. В то же время, сидевшие  за соседним столиком, два щуплых молодых человека лет двадцати пяти вскочили и попытались убежать, но сделали всего лишь несколько шагов, и были пойманы крепкими коротко стрижеными парнями, стоявшими в дверях. Что было дальше с молодыми людьми, я не видел, стриженые парни вывели их из кафе. Борис  подошёл ко мне и присел рядом:
- Что ж ты так! Надо быть внимательнее к окружающим.
Несколько затуманенным рассудком, не поняв, к чему это сказано, я вопросительно посмотрел на него.
-  Сейчас тебя могли обчистить. Видел, рядом с тобой сидели люди?
-  Ну, вроде как…  – невнятно сказал я.
- Вроде. Эти карманники вытащили бы у тебя  всё, что есть, ты бы и моргнуть не успел. Только что один из них из-за прилавка ловко увёл банку пива, и ни продавцы, ни посетители этого не видели.
Я обратил внимание, что Борис очень внимательно смотрел на меня, даже как будто не смотрел, а осматривал, пронизывал взглядом.
Гай  потёр ладонью загорелую гладковыбритую щёку:
- Ладно, не будем о шпане, сам-то как живёшь? У тебя проблемы?
-  Есть немного, - признался я.
-  Ну, рассказывай.
Я не заметил, как на столе появился коньяк, закуска. Мы выпили, и я сказал, что хотел бы найти надёжных союзников для того, чтобы распутать одно убийство.
- Зачем тебе это? – спросил Гай.
- Я журналист, и хочу докопаться до истины. Руководству газеты, в которой я недавно работал, я стал неудобен, когда копнул вдруг не то, что нужно,  и вынужден был уйти.
- А что за убийство, если не секрет? - поинтересовался Гай.
- Произошло недавно на Киевском вокзале. Думаю, в нём замешан Ашот Арутюнян.
Борис, пригладив густую седую шевелюру, задумался:
- Да, знаю  такого типа. Очень неприятная рожа.
Меня обрадовал его отзыв об Арутюняне. Если он неприятен Гаю, значит, Гай уже на моей стороне.
- Не  влезал бы ты в это, друг мой, чувствую, опасна твоя затея.
- Не могу отступать, - настаивал я.
Мы выпили ещё, немного поговорили на некоторые нейтральные темы, я рассказал о своей выставке… В конце концов, Гай сказал, что я могу рассчитывать на его помощь.
- Дня через два, - пообещал он, - я сведу тебя с нужными людьми, которые с удовольствием помогут тебе вывести Арутюняна на чистую воду.  
- Спасибо за поддержку, - поблагодарил я, и мы выпили снова.
Гай не спрашивал ничего лишнего, и мне это нравилось.
Мы просидели около часа, и всё это время, в дверях я видел его охранников.
Тогда же я заметил, что Гай пьёт понемногу, не подливая себе каждый раз. Я же выпивал всё до дна, и когда пришло время расходиться, на столе стояла уже опустошённая бутылка, а в моей голове стало совсем мутно.      
Всё, что было потом, я помню лишь эпизодами.
Помню, что долго благодарил Гая, ехал домой с кем-то из его ребят и вспоминал про себя всё, что мне о нём было известно.                  
Седой! Такое было у него прозвище. Он не выходил из моей головы. Вот человек, думал я! Живёт по своим правилам, крутой, но справедливый. За свою справедливость, кстати, не раз и расплачивался.
Насколько я был наслышан, Бориса первый раз посадили, когда ему было лет восемнадцать. С тех пор много воды утекло.
Посадили его за коррумпированного участкового-милиционера, на которого  долго никто не мог найти управы. Нашёл один он. Участковый постоянно ездил на служебном мотоцикле. Гай выследил его, когда тот возвращался с работы, взял где-то обрез, решил припугнуть, и не рассчитал. Участковый, слава Богу, жив остался, а Борис загремел на всё катушку. Тогда же он и седеть стал, отчего и получил соответствующее прозвище. Потом, когда вышел, побыл некоторое время на свободе, и снова в тюрьму, опять из-за своей справедливости. Об этом я узнал тоже случайно, и не от Гая.
Как говорили, ехал он в поезде то ли в Болгарию, то ли ещё куда. В купе с ним девушка одна сидела с сыном, которому и двух лет не было. Когда пограничники стали проверять документы, выяснилось, что у девушки, а точнее, у её сына что-то там не в порядке  с документами. Ничего серьёзного: или штамп где-то не такой поставили, или ещё что, одним словом, не их вина была в этом. Борис начал за них заступаться, а они грубить, девушку эту с ребёнком за руку тянуть из вагона, говоря, что дальше им ехать запрещено. Ладно. Пусть даже  запрещено. Но у самих же дети, наверное, тоже есть. Нельзя же так, как к врагам народа. Седой не сдержался – ударил самого наглого из них в лицо и сломал ему нос. Бориса, естественно, за компанию с соседями по купе,  сняли с поезда и пошло-поехало. Вменили ему, учитывая прошлые заслуги, и что было, и чего не было.
Вроде бы потом, когда он в очередной раз вышел на свободу (а это было уже в начале девяностых, когда ему перевалило за сорок), Гай стал вдруг бизнесменом, тогда же я с ним и познакомился…
Я не хотел быть ему судьёй, не хотел ворошить его сомнительное прошлое. При знакомстве с Гаем, я не знал всего