Повесть "Я иду искать" Глава РАЗ

АНДРЕЙ


«Хорошо, что мне попался этот не самый вредный из «прапоров», возле больнички. По ходу,  слегка переборщил я этим «косиловом». Кто же знал, что чифир так  сногсшибательно бьёт по организму. Но этот старый уркаган  сказал, что стоит только после «этого» чифирнуть, и всё проходит. Слава Богу, не обманул».  Андрей полулежал на кровати в больничной палате, болезненные ощущения медленно покидали его. Кружка с очень крепким чаем  была уже наполовину пуста. Хотелось курить, но вставать было лень, его,  что называется,  «разволокло». Он  вдруг поймал себя на мысли о том, что так бездумно и спокойно  ему не было уже больше трёх лет. Да, именно с момента задержания. Почему-то тогда, уже в самые первые секунды, он понял - «Это -  всё!». Нет, он не боялся, не переживал, просто, где-то глубоко в подсознании, что-то говорило ему – «Стоп! Выхода нет».
   В дальнейшем все зависит только от тебя самого. Сколько бы тебе не дали, это уже - тюрьма. Поэтому он и сохранял  холодное, отстранённое спокойствие. Это сбивало с толку даже видавших виды ментов. Странного в этом не было ничего. Все в нашей жизни  происходит по своим законам, которые практически не меняются от сотворения мира. И эта система жизни «вне закона» отнюдь не исключение. Они (имеются в виду сотрудники правоохранительных органов всех мастей и званий) привыкли к тому, что арестованные, тем более взятые практически с поличным на месте преступления, юлят, хитрят, впадают в истерику, лгут, угрожают. Но, в конце концов, «ломаются». Потому что, для следователя, это тоже своего рода рутинная работа. Игра по правилам. И, в конце концов,  добрыми посулами, мелкими подачками, угрозой,  «прессом» или просто  физической расправой, нехитрыми пытками следователь добивается  таки  своего. Опять же, потому, что всё это до того ему привычно и знакомо, что даже азарт пропадет.
   Андрей молчал... Молчал весь этот показавшийся ему бесконечным первый день. День, который грубо и зримо разделил его жизнь на ДО и ПОСЛЕ.
    Благодаря своему холодному уму он сразу понял - от 108-й (тяжкие телесные повреждения) не уйти. А вот с Натахой, похоже, пока «всё в тумане». Это, сам того не подозревая, выложил ему опер, который в первые часы, так сказать, по горячим следам, очень хотел получить от него чистосердечное признание либо явку с повинной. Молчание Андрея он принял за элементарный шок и страх от содеянного. И поэтому сразу решил оглушить его количеством прямых и косвенных улик. Наконец, устав от собственного красноречия и непробиваемости «клиента», он рявкнул:
    - Ну, всё! Достал! Иди в камеру, сейчас там ребята устроят тебе «прописочку»  по 117-й (изнасилование), сам взвоешь и ко мне попросишься. Учти, я до вечера буду здесь, и чтобы совсем плохого не случилось, стучи в дверь. Я там, в ИВС, предупрежу.
   Андрей молчал. Пожав плечами, опер  встал из-за стола и, грубо схватив его за руку, попытался завернуть её за спину. Андрей напряг мускулы.   Потоптавшись, пыхтя несколько секунд, и не добившись желаемого результата, тот сильно толкнул Андрея в плечо:
    - Пшёл!
    В дежурке его более тщательно обыскали, забрали шнурки, ремень, часы и сигареты. Он молча стоял, раскинув руки вдоль стены и широко расставив ноги. Опер подмигнул дежурному и, улыбнувшись, сказал:
    - Курево оставьте, парень еще не отошел, пусть посидит, подумает. Ему всё равно хана, как бы до вышки дело не дотянул. Терпила в реанимации, девка неизвестно где, жива или нет, тоже под вопросом. Так что его только явка с повинной спасти может.  
  Всё это говорилось специально для Андрея. Но он и глазом не моргнул, по-прежнему выглядел слегка пришибленным.  Только буркнул хрипло:
   - Благодарю.  
   Потом впервые в жизни он услышал этот самый мерзкий в мире звук -  железный лязг захлопывающейся за его спиной двери камеры и противный скрежет наружной задвижки. Камера была обычной для райотдела, с деревянной сценой. Там уже возлежали трое не самых симпатичных представителей человечества. Андрей встал у двери, спокойно посмотрел на них и сказал:
    - Добрый вечер всем в хату!
    - Ого! Похоже, парень при делах! - наигранно восхитился один из троицы, щуплый, рыжеватый, какой-то неопределенно пыльный, что ли, мужичок с узким лисьим лицом.
   - Слышь, Волчара,  - обратился он к крепко сбитому парню лет 30-ти, который не сводил своих темных, неподвижных глаз  с лица Андрея,  - похоже, галимый браток к нам пожаловал, не по первой ходке. Ну-ка, расскажи людям, какая беда тебя сюда привела и по каким книжкам паришься?
   Теперь все трое не сводили с него глаз, по лицу рыжего  змеилась довольная улыбка предвкушения беспредела.
    - Остынь! - равнодушно бросил Андрей, - вам ведь менты за меня всё обрисовали. Я в «несознанке» (полное отрицание любых доказательств), а это значит, что меня под «пресс» должны кинуть. Я не «поц», с братвой крутился, Ливана, Севера, Роспись знаю. Можете «пробить» (узнать) на волю. А мои дела - это мои дела, разговора о том не будет, так что, вы, братаны, проехали. Прописки  тоже не будет, потому, что я сомневаюсь, что кто-то из вас захочет стать начальником паспортного стола, в падлу, ведь. Ну, как?
    Троица обалдело выслушала этот монолог. Потом рыжий взвыл:
    - Сучааара! Понты колотить?
    И все набросились на Андрея. У Волчары была заточка (самодельный нож) из супинатора (железная пластинка в подошве обуви). Но им и это не помогло. Андрей даже обрадовался, что после вынужденного молчания он может дать выход  накопившейся в нём звериной ярости, оттого, что всё пошло кувырком. Шума ему тоже не хотелось. Поэтому он быстро, точно, ловко и жёстко ударил пару раз каждого из нападающих. Рука, локоть, нога. Особых проблем для него, почти в совершенстве владеющего  приёмами карате и кунфу, эти трое не доставили. Наверное, он мог бы уйти и от группы захвата, но там, как уже говорилось, он почувствовал, что против него, скорее всего, сама судьба,  - не смог. В отличие от героев голливудских боевиков, никто из троицы не очнулся, чтобы с утроенной яростью наброситься на Андрея. Напротив, придя в себя и оценив собственное состояние, они даже шум не подняли. Поняли, что до спасительных ментов могут просто не дожить. На этом всё и закончилось. Этим хорькам  было не с руки признаваться, что их сделали,  как слепых котят. Скорее всего, они доложили своим «шефам», что парень реально не при делах, так как молчит... Вот так оно всё и покатило.

    Савелий сначала, лёжа в больнице, горячился очень, обвиняя Андрея в том, что тот хотел его убить. Сам Андрей ему это и говорил, да было всё видно по поведению Шишкаря (так Андрея называли еще со школьной скамьи). Самое же плохое было в том, что он впрямую указывал на то, что именно Андрей забрал у него из сейфа 150 тысяч долларов. Савелий видел всё это своими глазами. И до сих пор не верит, что эти его деньги не были обнаружены у Шишкаря в момент задержания. Наталья тоже, позвонив следователю, сказала, что акт экспертизы у неё на руках, заявление она перешлёт по почте, и сама тоже появится чуть позднее. Пока же она себя плохо чувствует, так как вдобавок ко всему была сильно избита и боится. Короче говоря, светило Андрюхе немало, попытка убийства, изнасилование, ограбление. Тем более что, судя по материалам, всё это было совершено с особой дерзостью, жестокостью и цинизмом.
Для Андрея потянулись размеренные дни, недели, месяцы. Выходя на прогулку (уже на тюрьме), он иногда ухитрялся подойти к окну, зарешеченному окну,  выходящему на Волю. Всё, что было видно оттуда, это кусочек трамвайного пути. Порой можно было зацепить взглядом убегающий вдаль вагон. И как все это тогда казалось далёким, родным и нереальным. Хотя, по большому счету, за всю свою взрослую жизнь Андрей проехал на трамвае от силы пару раз. Но, тем не менее, почему-то именно трамвай стал в его сознании символом свободы. В тюрьме он обжился быстро. Родители сумели передать ему в камеру портативную видео-двойку. Насчет этого папашке, конечно,  пришлось договариваться с «хозяином». Но исход разговора был, в общем-то, предрешен заранее. Кто мог отказать коммерческому директору Хабаровского железнодорожного узла? Население «хаты», боясь потерять этот чудом свалившийся на них подарок, уступило Шишкарю лучшее место в камере. Ну, скажем так, одно из лучших. Так как он и насчёт проноса кассет договаривался с «коридорными», то по молчаливому обоюдному соглашению и известные стукачи,  и «тихушники»  ничего лишнего об Андрее  операм не докладывали. Под тюрьмой  ему подкричали ребята из его «бригады». Потом один из «дубаков»,  выводя на прогулку, втихаря  сунул ему в руку «маляву» (записку).
Андрею сообщали, что это сержант «прихвачен наглухо» и запала, если он не самоубийца, не допустит. Не очень, впрочем,  доверяя этому своему «Пегасу» в форме, Андрей все-таки рискнул  написать пацанам,  в завуалированной форме, ЧТО  нужно сделать. Он надеялся только на то, что Умник  поймёт всё правильно и сделает, как надо. Не зря же они с ним, еще со школьной поры,  писали друг другу такие записки, что,  чтобы прочитать их, приходилось очень и очень крепко подумать. И вот теперь это вроде ненужное искусство  у них достигло такого уровня, что непосвященному, пусть даже и профессионалу, прочесть и понять эту записку было если не невозможно, то,  по крайней мере, трудно и хлопотно. Тем более,  их шифр был совершенно не криминальным. Там переплелись и литература, и история, и конечно, основную роль играли их с Умником (это кличка тоже со школы), воспоминания. И все завертелось! После того, как дочку Савелия пару раз встретили у школы, сфотографировали во дворе и на даче, невзирая на то, что её охраняли, и передали эти фото прямо в руки Савелия и отдельно,  его жене, тот призадумался. И вскоре дал новые показания, что не может  точно утверждать, что деньги взял именно Андрей. А так как задержали на месте преступления только его одного, а денег при нем не было, что подтверждалось протоколом, то статья об ограблении  практически отваливалась. Правда,  от 108-й деваться было некуда. Тут даже не помогало то, что Савелий согласился было  даже забрать своё заявление. Дело уже завертелось. С Натахой получилось ещё проще. Умник передал ей видеокассету с очень «чёрной» порнухой. Там было всё: и скотоложство, и истязания, и очень длинная и жесткая «групповуха». По телефону он посоветовал ей досмотреть всё до конца, чтобы иметь представление о собственном будущем. А после просмотра  вспомнить о том, что их «команда»  ж/д вокзал держит, а там столько бомжей немытых, которым очень приличную девку поиметь хочется. И в случае… если вдруг... он лично гарантирует ей, что ни один из них  не останется без работы  над её, Наташкиным,  прекрасным телом.

    Всё это было сказано вежливо и серьезно, и оттого еще страшнее. На следующий же день девчонка вся в слезах прибежала в прокуратуру, сказала  там, что справку об изнасиловании она не отдаст. А в том, что Андрей её избил, виновата она сама. Правда, мать её оказалась покрепче и наотрез отказалась забрать свое заявление.  Но  на суде, не без помощи Натальи, всё это прошло как  попытка изнасилования. В общей сложности Андрей получил 8 лет. Могло быть и поменьше, но на беду в самом начале этого процесса один из работников