Не бзди, я добрый, лучше чайку мне организуй.
Там же, в карантине, Андрей присмотрелся к одному мужичку, звали его Петром, срок три с половиной, уже к пятидесяти, но крепкий, работящий и молчаливый. Порою в глазах Петра мелькала знакомая Андрею искорка ярости. Так было, например, когда шнырь, мывший полы в жилой секции, с размаху провёз грязной тряпкой по ногам Петра, сидевшего на своей шконке. Да еще и пробормотал что-то типа «глаза разуй, видишь, люди работают». Петр моментально вскочил, схватил шныря за горло и сдавливал до тех пор, пока Андрей, заметивший это, не крикнул:
- Петруха, хорош! Ты же его кончишь!
Петр обернулся и, взглянув на Андрея, так же молча кивнул и отпустил парня. Тот, упав на пол, бился в конвульсиях. С тех пор Петр старался держаться ближе к Андрею. Так же молча он заваривал Шишкарю чай, накрывал на стол во время еды. И когда Андрея отправили с распределения в 5-й отряд, то Петр тоже попросился туда, мотивируя перед комиссией это тем, что может и хочет работать на ДОЦе (деревообрабатывающий цех). Самого Андрея, казалось, вовсе не интересовало, куда он попадет. Но на это были свои причины, с ним уже провели беседу зоновские авторитеты. За их вроде шутливыми и дружескими расспросами таилось очень многое, это была так называемая «пробивка». Андрей, к своему собственному удивлению, и не волновался особо, хотя всё прекрасно понимал. Самым неприятным, по его мнению, был вопрос - «Зачем Ашота оскорбил, ты ведь спецом его сделал?», - который задал, судя по всему, один из «зверьков», а их на этой «дружеской» встрече было штук пять-шесть. «Надо было его на место поставить, иначе дербанят по беспределу весь этап, никто за этим из вас вроде не смотрит, а обирать «мужиков» подчистую нельзя, мне так люди на тюрьме говорили», - ответил он.
Всё было сказано, приличия соблюдены, но Андрей знал, что кавказцы не простят ему унижения земляка. Пусть тот и был козлом, но хачики всегда поддерживают друг друга. Иногда Андрей думал, почему только братья славяне так устроены, что при малейшей возможности стараются затоптать упавшего и посмеяться над слабым. В итоге ему предложили «смотреть» за карантином. К тому времени Ашот уже освободился, и Андрей поставил на баню своего человека. Он на самом деле навел там относительный порядок. Хотя, если честно, то выразилось это в том, что лучшие вещи с этапов теперь проходили через его окружение. Но внешне все выглядело пристойно и справедливо, жалоб не было. В отряде он не вошел ни в чью «семью» (маленькие коллективы, основанные на взаимоподдержке), хотя возможность выбора была, вплоть до семьи смотрящего за бараком. Андрей создал свою, собственную. В нее вошли несколько человек, которых он уже успел узнать. Так как Андрей довольно хорошо играл в карты и нарды, то скоро очень многие зеки были ему что-то должны или чем-то обязаны. Своих должников он не грузил непомерными требованиями, но долги «получал» жёстко. Фуфлыжниками в зоне быть никому не охота, поэтому рассчитывались работой, услугами, передачами.
Так оно и шло все эти годы. Правда, с нерусью ему столкнуться все же пришлось. Но Андрей, чувствуя нарастающее напряжение, сумел и тут всё провести по своему сценарию. Через одного из своих должников он подкинул кавказцам слушок. Что якобы он, Андрей, по «беспределу» получил с одного из мужиков (несправедливо обидел). Чуреки сразу уцепились за возможность отомстить, толком не проверив ничего, собрали «сходняк» (собрание авторитетов). Андрей легко опроверг все обвинения в свой адрес, предоставив братве этого вроде как потерпевшего от него мужика, и претензий у того не было. В свою очередь, Андрей «выписал» одному из авторитетных кавказцев, Рустаму, что тот утаивает большую часть наркотиков, которые заходят в его 3-й отряд. Доказательства тому у Андрея были. И он предложил, изобразив гнев и негодование, потребовать у народа права на сатисфакцию. По всем понятиям, он имел право получить с клеветника. Все согласились, дело ясное. Обычно в таких случаях, тот, кого признали правым, чисто символически бьет по лицу своего визави. Свои люди, всё-таки. Но Андрей сломал Рустаму челюсть, руку и пару ребер. Все были неприятно поражены такой неоправданной вроде жестокостью. Но так как внешне все было вроде в законе, то по молчаливому соглашению зоновские авторитеты оставили Андрея в покое. Некоторые даже стали слегка заискивать перед ним.
С ментами никаких отношений, кроме «товар-деньги-товар», Андрей не имел. Его отрядник пытался как-то достучаться до него, желая понять, что там, под маской равнодушия. Но тщетно. К тому времени, уже по своим каналам, Андрей устроил Петру выход на «бесконвойку» (работа без охраны за пределами лагеря). Тот устроился уборщиком штаба учреждения. Однажды Петр рассказал Андрею, что приморская братва, раз в три-четыре месяца, загоняет «общак» к ним на зону и на расположенные неподалеку еще три зоны. Приезжают на машине прямо к штабу и договариваются с «хозяином», конечно, не безвозмездно. Сам Петр краем уха слыхал, что заходит обычно более 100 тысяч за один раз. Андрей и сам знал, что в лагере сидит очень много деловых людей из Владивостока и других крупных приморских городов. И они отнюдь не бедствуют, но что оперируют такими суммами, он даже не подозревал. Хотя при более зрелом раздумье стало ясно, что «досрочки», «химии» и прочие льготы, начиная с внеочередного свидания, конечно же, имеют свою цену. И вряд ли это минимальная такса. Андрей часто возвращался к мысли об этом, и дело было не столько в деньгах, сколько в ненависти к этим самым «порядочным» авторитетам, а уж он-то знал им цену. Он ненавидел их еще и потому, что для них нахождение в зоне было почти естественным делом, они здесь ЖИЛИ.
А Андрей не мог! Его грызла глухая, звериная тоска по воле, по воздуху, по простору. Часто снился тот трамвай, который он видел из тюремного окошка, но Андрей никак не успевал на него! Трамвай уходил прямо из-под носа. Да и мысль о том, что его ждут деньги, много денег, тоже не уходила. Никто кроме него не знает, где они, это не давало ему покоя. Он хотел все и сразу! А приходилось жить здесь, по идиотским, кем-то когда-то придуманным законам и понятиям, от которых в наше время осталась только радужная словесная оболочка. С каким удовольствием он поломал бы их всех! По одному. Но Андрей понимал, что даже с его силой и ловкостью это всего лишь пустые мечты. С волками жить…
И тогда, в один из этих тоскливых дней, Андрей начал обдумывать свой план.
И вот время пришло, поехали...
