следственной части слил знакомому журналисту из краевой газеты, что суд будет по громкому делу. Подсудимый - сын одного из «коммерческих столпов» города, поэтому и в окончании следствия, и на суде избежать назойливого внимания прессы не удалось. Вначале статьи были насыщены фразами «Зверское преступление», «Насильник с ангельским лицом» и «Высшая мера - это справедливость». Но к окончанию слушаний вся эта пафосность куда-то исчезла. Была пара коротеньких заметок, типа, «по вновь открывшимся обстоятельствам». Конечно, в этом чувствовалась могучая рука папы, но и сам Андрей не оплошал. Он бился за каждый эпизод с таким остервенением и ненавистью, что даже видавший виды прожженный адвокат только в недоумении разводил руками. На очной ставке Наталья, только взглянув ему в глаза, тут же захлебнулась рыданиями и выскочила из кабинета следователя, и туда возвращаться наотрез отказалась. На ядовитый вопрос: «А что это она тебя так боится?» Андрей спокойно ответил: «Наверное, стыдно стало, что наговаривала на меня, вот совесть покоя и не даёт». Адвокат только ахнул. И с тех пор называл Андрея исключительно на вы. Правда, Андрей слегка подгадил себе в последнем слове. Но и это относительно. Очевидно, почувствовав, по присутствию прессы в зале, по окаменевшему лицу отца и суетливому хлопанью защиты, что дело, скорее всего, уже решённое, и приговор будет жестким, он, слегка рисуясь, сказал:
- Гражданин судья! И вы, уважаемые заседатели. Пройдет время, и вы поймете, что осудили меня неправильно. А почему неправильно - вы догадываетесь уже сейчас...
Эта двусмысленность, конечно, не могла пройти не замеченной, но, скорее всего, и особого влияния на приговор не оказала. Спокойно выслушав приговор, Андрей повернулся к подошедшему к клетке отцу.
- Дурак и хвастун! Трепло! Но, если будешь вести себя правильно, УДО (условно-досрочное освобождение) гарантирую, - отец помолчал немного и тихо сказал: - Мать плачет, на суд прийти не смогла, сердце, плохо ей. Не дури. Держись.
Он неловко, сквозь прутья, ткнул Андрея в плечо, и ушёл, не оглядываясь.
Потом, сидя в «отстойнике», на тюрьме, ожидая, пока его переведут в камеру, уже как осуждённого, Андрей вдруг вспомнил, как плакала Наталья. Его передернуло - «Шушлайка, тварь, все они твари". Так уж сложилось в его жизни, что женщин он не то что не уважал, а глубоко презирал и ненавидел. Любых! Невзирая на возраст, рост и цвет волос. Как он сам любил говорить - «До жопы все они одинаковы». Причиной такого отношения, наверное, было то, что ещё в пионерском лагере, 13-летним мальчишкой, он стал, как сейчас говорят, жертвой сексуальных домогательств немолодой пьяной пионервожатой. Вот так закончилось его детство, без всяких иллюзий.
Но Андрей был не в состоянии сопоставить тот свой далекий первый опыт с последующим своим отношением к женщинам вообще. Тем более, что из испуганного мальчишки вырос здоровый, красивый и сильный мужчина, которому не было нужды добиваться чьей-либо благосклонности. Наоборот, любили всегда его, и недостатка в обожательницах Андрей не испытывал. А его холодность и брезгливость все принимали почему-то за мужественность и благородство. Так что убедиться в своей правоте ему, казалось, помогает сама жизнь. Почти всегда получалось так, как он этого хотел. И не считая этого нелепого, по его мнению, приговора, всё так и было. Поэтому и на «зоне» с самого «карантина» он держал себя очень независимо.
Началось все это ещё в бане, куда их этап привели не помывку. Сидя в камере для осужденных, Андрей живо интересовался всеми, даже самыми мелкими нюансами предстоящей жизни «там». И он многое почерпнул для себя, и понял, что благодаря своей силе, уму и изворотливости ему можно рассчитывать на более чем благополучное житье. Когда набежавшие «шныри» (уборщики, дневальные) из банного наряда и представители «козлиной» (сотрудничающей с администрацией) части этой «командировки» стали наперебой выкупать более-менее приличные шмотки, обещая за это мифические привилегии в будущем и скромную пачуху чая в настоящем, он молча отодвинул придвинутый к себе главным банщиком его чёрный джинсовый костюм, итальянские полусапожки и прочие недешевые тряпки. Причем, если быть точным, он не вещи отодвинул от банщика, а совсем наоборот, банщика от своих вещей. Легко проскользнув задницей до конца скамейки, тот с грохотом приземлился на мокрый кафельный пол. Его глаза бешено сверкали из-под съехавшей на глаза «пидарки» (фуражка, входящая в форму одежды осужденных).
- Ты это чего, а? - ошеломленно спросил банщик.
Все кружившие вокруг нового этапа зеки с интересом смотрели на происходящее. Даже замерший в отдалении со скучающим видом прапорщик, который привел их сюда, и тот с заинтересованным видом направился в их сторону.
- А что, попу ушиб? - сделав идиотское лицо, слегка улыбнулся Андрей. - Болит попа-то теперь, наверное. Вах-вах, какой товар попортил, да? - нарочито утрируя кавказский акцент, продолжал он.
Завхоз бани был, скорее всего, из «азеров», и поэтому горячая южная кровь от такого оскорбления сразу взыграла. Он был довольно крупным, здоровым мужиком. От своей спокойной сытой жизни, наверное, как и многие на зоне, он занимался спортом, скорее всего, таскал железо. Но жирку в нем было гораздо больше, чем мускулатуры.
- Ты чито сэбэ позволяешь? Да? Кто дал право рук распускат? Мамой клянус, ответишь за попу, понял, да? - бешено завращал зрачками «важный человек».
- Да ты чё, в натуре, зема? Я ж не в обиду, просто беспокоюсь, вон она какая у тебя справная, а ты её по грязному холодному полу возишь. Простынет, кашлять начнёт, - намеренно делая вид, что не понимает оскорбительного смысла своих слов, продолжал Андрей.
Тут его за плечо потряс один из компании менял:
- Слышь, ты, Ашота не цепляй, он здесь главный и шутить не будет.
- Да какие уж шутки, о нём и забочусь, - вроде как изумился Андрей.
Ашот наконец встал, и, взяв в руки тяжелый деревянный валик, громко сказал:
- Вы все слышали! Он меня оскорблял, я его не знаю, и поэтому мы с ним пойдем побазарим. Если ты мужчина, конечно, – обратился он уже к Андрею.
Тот задумчиво скосил взгляд на низ своего живота, и так как одеться после бани они еще не успели, то твердо ответил:
- Ага, мужчина!
- Ашот! - предупреждающе произнес прапорщик.
- Тиха, камандыр, иди каптерку, чай пей, канфет-мафет, тут мы сами разберемся да? - он посмотрел на свое окружение.
Но первым ответил почему-то Андрей:
- Да, да, идите, товарищ, или господин прапорщик, мы тут сами...
Прапорщик усмехнулся сочувственно, жалея, поглядел на Андрея и сказал:
- Смотрите тут у меня, чтоб без шума!
- Какой шум, какой… - загалдели все эти прихлебатели, легонько подталкивая Андрея в темное помещение помывочной.
Он, не сопротивляясь, вошел туда. Дверь за ними захлопнулась. Этап замер в ожидании, через несколько минут дверь снова открылась, и вышел Андрей. Подойдя к своей одежде, он стал одеваться, отодвинув в сторону синее х\б, которое он получил от Ашота, надел свою вольную черную рубаху и костюм. Только когда вышли все те, кто присутствовал при этой скоротечной разборке, этапники смогли узнать, что же всё-таки там произошло. Пока ошеломленные зрители делились впечатлениями, выяснилось, что Андрей никого из них не тронул. Просто, войдя в помещение, он резким и точным ударом руки переломил толстую дубинку, которую крепко сжимал в руках Ашот. Подождав несколько секунд и дав тому возможность оценить произошедшее, Андрей сквозь зубы процедил:
- Это могла быть твоя рука, нога или лучше, шея, выбирай сам. Но, на будущее, запомни, земеля. Не тот фраер, кто лает, а тот, кто кусает. Так вот, я не кусаю, я рву глотки своим врагам. Усёк?
Тот молча кивнул.
- Ну, тогда будем считать, одной проблемой меньше, - вздохнул Андрей, - расходимся краями, я не трогаю тебя, ну а ты... сам понимаешь. Кстати, что там насчет шмоток?
- Бери свое, бери дорогой, хоть с карантина это и не положено, но у нас многие в вольном ходят. А если кипиш будет, я скажу - твоего размера не было.
Андрей помолчал немного, потом кивнул:
- Пусть и у ребят с этапа что-то останется, пригодится в жизни. Ты же не против?
- Хорошо, пусть берут, только немного, потихоньку, да? - согласился банщик.
Таким образом, с момента своего появления в лагере Андрей заставил заговорить о себе. Этому немало поспособствовал и прапорщик, который поделился своими впечатлениями с завхозом карантина:
- Зверь какой-то, ты с ним поаккуратнее, он в бане чуть всю обслугу не положил.
Также он рассказал об этом инциденте своим коллегам по службе. С каждым пересказом мощь и сила Андрея росли в геометрической прогрессии. Да и почти весь народ, пришедший этапом с Андреем (кроме, конечно, чушков и обиженных), стал признавать его своим лидером. Еще бы, ведь благодаря Андрею их этап оказался практически без потерь, удалось сохранить почти всё своё жалкое имущество, которое, между тем, по эту сторону забора, приобретало немалый вес и стоимость. Можно было добиться многого, чтобы улучшить свое положение, завести нужные знакомства, да и просто приобрести чай и курево, не торопясь, по «разумной» цене. Само собой, и завхоз, выгоняя всех на работы по уборке территории от мусора, побелке, покраске и прочих ментовских штучек, которые проводились с одной целью - как бы невзначай, коллективно, вынудить их приступить к работе, чтобы, в дальнейшем, отказ от работы терял смысл, так как уже раньше, получается, работали. Завхоз не трогал Андрея, делая вид, что просто выпустил его из виду. Несколько других, более тертых, смышленых и упрямых этапников, отказывающихся от работ, были уже отправлены в ШИЗО (штрафной изолятор). Андрей все это, конечно, замечал, но не подавал вида. Просто как-то, в один из дней, когда в помещении не было никого кроме дневальных, он, зайдя в каптерку завхоза, сказал мимоходом:
- Я слышал, ты скоро на УДО идёшь, возьми, мне ещё долго не пригодится.
Кинув завхозу на колени целлофановый пакет, он быстро вышел. В пакете лежала легкая чёрная куртка из кожи и майка с вышитым красочным гербом какой-то фирмы. Через несколько минут завхоз подошел к шконке, на которой, закинув руки за голову, лежал Андрей, и сказал:
- Спасибо, Андрюха! Это очень клёвые вещи, что я за них тебе должен?
Тот лениво повернул к нему голову:
- Ты что, хохляра. сала объелся или барыгу во мне увидел? - холодно спросил он.
- Да что ты, Андрей! Я же так, понимаю, шмотки дорогие, вот и подумал… - оправдываясь, зачастил завхоз.
- Да я и сам не дешевый, - осклабился Андрей, - таскай, может, вспомнишь, там, на воле.
- А знаешь, при распределении, захочешь в какой отряд, бригаду, только скажи. Вообще ты сам как? Может, тоже на УДО? Тогда вот, здесь у меня, место свободно будет, - он выжидательно замолчал.
- Не, браток, с козьими делами я вязаться не буду, неужели неясно? Я что, похож на бугра или завхоза? - Андрей пристально смотрел прямо в его глаза.
- Нет, что ты, я ничего, просто спросил, ты не подумай, я от чистого сердца. Действительно, глупость сморозил, извини.
Андрей покровительственно похлопал его по плечу:
-
