Два дня спустя, когорта достигла Дамаска. Наступил вечер.
Только-только свет сменила тьма. Сам правитель Сирии, в отблеске
пламени факелов вышел встречать. Большая честь. Омрачало лишь одно,
костры не пылали, лагеря у стен города не было. Правителя же огорчило
прибытие всего одной когорты. Я успокоил его и спросил, доволен ли он
работой наставников войска. Тот стал рассыпаться в благодарностях.
Пришлось остановить этот поток меда и предложить послать за ними.
Пока дожидался, отправил воинов когорты на отдых в заранее
подготовленные правителем казармы.
Через час явились наставники. Вид их был смущен, явно сквозило
во взгляде чувство вины. Только Шараф держался уверенно и беззаботно.
Он хотел по-дружески обнять меня, но что-то в моем лице заставило
замереть на половине пути.
Правитель пригласил на ужин, я посетовал на то, что немного
задержусь, для принятия доклада от старшего наставника.
Когда правитель с эскортом и остальными наставниками удалился,
и мы с Шарафом остались одни, я позволил ему подойти. Он распростер
руки для объятий, но внезапно скорчился, получив короткий удар в живот.
Я ждал, пока он придет в себя. Едва стал вставать из пыли, отгрузил снова.
- Понял, за что? - спросил, когда убедился, что соображение
вернулось. Шараф только чихал и кашлял.
- Ударить еще раз? - в ответ захрипел и замотал головой.
- Почему город не готов к сражению? - злость снова
возвращалась волной.
- Не надо, - жалостливо закрылся руками старый приятель -
Все готово, только на складе. Копья, щиты, сабли, амуниция, камни, дротики,
луки, стрелы, все готово. Тебя ждал. Зачем бьешь?
- Ждал? - я его, точно, сейчас убью, - Через семь дней орда будет
здесь. Надо людей собрать, вооружить, поставить лагерь, проверить выучку,
успеть, хоть чему-то, научить. На стенах организовать службу, поставить
наблюдателей, тоже организовать лагерь. Поднести оружие и камни.
Поставить котлы для смолы и кипятка, протопить их, проверить,
сколько нужно времени для пополнения этих средств защиты. Но главное,
привести боевой дух сирийцев в нужное состояние. Не воевали-то давно.
Отвечай, когда последний раз были серьезные учения?
- Три года назад, - и глаза потупил от стыда.
- Так ты тогда только прибыл, - стало понемногу доходить, -
Показал, значит, себя. Долгие учения были?
- Месяц, - гордо произнес Шараф, - Все разъяснил, все поняли.
Как фалангу ставить, как строй держать, как врага колоть.
- Начал за здравие, - пришлось похвалить, а то совсем раскиснет,-
А потом? Учения раз в шесть месяцев проводиться должны, чтобы навык был.
Что тебе голову вскружило?
- Не поверишь, - вздохнул несчастный наставник,- Тут столько
развлечений. Как понесло меня. Не замечал, как день ночь меняет. Если
бы не ты, так с ума бы и сошел. От правителя ни в чем отказа не знали.
- Ладно, - ну что с ним делать? – покаяние твое принял. Вину
в сражении искупишь. Об одном прошу, не натворил ли ты еще, чего, о
чем не знаю.
Тут он сжался и упал на колени.
- Убей меня, тварь я конченная, - жалобно проблеял, как овца.
- Ладно, - махнул я рукой, - Все равно, вместе расхлебывать.
- Я древки для копий вместо красного дерева, из простого
заказал, а деньги присвоил и прокутил,- выскочило последнее признание.
А теперь я его и руками и ногами. Как только не убил?
Что же ты, Шараф, наделал? Копье из красного дерева насквозь грудь
коня пробьет и до всадника достанет. А те, что ты закупил, как солома,
сломаются. Фалангу кони перетопчут. На убой людей поведем.
Но шанс я тебе дам. Во имя нашей прошлой дружбы.
- Сейчас ползешь к себе в нору, - говорю тихо и внятно
корчащемуся на земле телу, - Приводишь себя в порядок. Через два часа
сбор войска. Как фаланги, так и стены. Ставим лагерь, начинаем
обучение. Понял?
С трудом, кивает головой. А я на ужин к правителю,
когда так основательно посидеть придется.
Было вкусно и сытно. Обсудили все вопросы до последних
тонкостей. Через два часа пора было начинать.
- Ты устал, - проявил сострадание правитель, - отдохни
хотя бы пару часов, - как я был ему признателен.
- Отдохну, - заверил его,- Ближе к утру, в лагере. Да и тебе,
теперь, отдыхать мало придется, - ответил встречной любезностью.
Шараф дожидался у выхода. Лицо синющее, но держится на
ногах твердо. Хотел приободрить, но слов не нашел.
- Сбор объявлен? - кивнул. Хотел что-то сказать, но не смог.
Сильно я его все-таки отделал.- Пошли. Начинать пора.
И начали. С ночи до следующего вечера комплектовали фалангу
и выдавали оружие. Готовили к бою стены, варили смолу и кипяток.
Организовывали службу и обеспечение. Нужно было прекратить хождение
домой и кормить воинов, прямо, в лагере. Здесь правитель проявил большую
заботу о защитниках города. С провизией перебоев не было.
Но порядок и выучка поглощали все время. Сирийцы суетились,
плохо понимали команды, постоянно нарушали строй, неумело держали копья.
О копьях. Я решил проблему, созданную глупостью Шарафа. Из стоящих
рядом воинов фаланги были сформированы тройки, которые должны
направлять копья в грудь одному коню. Не ахти какое решение, но
уверенности воинам придаст, а это, сейчас, самое главное. Верить в то,
что судьба в твоих руках. Через четыре дня, после постоянных упражнений,
стало что-то получаться. Войско стало управляемым. Руки привыкли к
копьям. На исходе шестого дня, прискакал гонец и сообщил, ордынское
войско на подходе. Значит, следующим утром – сражение.
Пора было укреплять боевой дух. Хоть было еще светло, неумолимо
приближался вечер. Я приказал построить фалангу. Быстро построились,
организованно. Научились чему-то за эти дни.
- Сирийцы, - обратился я к строю, - Завтра вас ждет великая
победа. Но от каждого зависит, будет ли он ей радоваться, или останется
на этом поле. Надо будет сильно постараться, чтобы вечером
завтрашнего дня вернуться домой. Вы не одни. С вами Великий Египет.
Я здесь, от имени свой страны, заверяю, что до конца сражения буду с вами,
и сабли воинов моей когорты помогут вам победить. Завтра грядет славный
день. Будем же достойны своей судьбы.
С этим словом погас свет и мир окутала тьма. Но ненадолго.
Зажженные костры порвали ее покрывало. Войско ужинало. Нам
тоже стоило перекусить. В шатре, помимо меня с Шарафом, собрались
мой помощник по когорте и наставники. Ели молча, осмысливая
завтрашний день. Все указания были отданы. Оставалось только исполнить
свой долг. Зашел охранник и сообщил, что меня хочет видеть воин-сириец.
У входа дожидался здоровяк с пятиметровыми копьем.
- Я кузнец, - начал он,- У меня пятеро детей. Я хочу завтра
вечером радоваться победе. Но мне страшно, до дрожи в руках. Потом
приходит стыд, но ничего не могу с собой поделать. Я верю в победу,
но сомневаюсь, доживу ли до завтрашнего вечера.
Что же ему сказать? У каждого есть такие тайные мысли.
В размышлении провел рукой по карману и нащупал монету. Да какую.
Золотой динар.
- Обязательно доживешь, - заверил его, - Вот счастливый
динар. Держи при себе и отпразднуешь победу. После сражения вернешь.
Он преобразился. Расправил плечи и так выдохнул, будто
гору с плеч сбросил. Позже, я узнал, что решающими оказались последние
три слова.
Настало утро. Фаланга и стена ждали непрошенных гостей.
И те полностью оправдали ожидания. Удар конницы
вышел сильный, но вид падающих лошадей успокоил, работают три
копья. Но как умело орда рубилась, с каждым мгновением рассекая
фалангу. Но сирийцы сражались. Враг нес потери. Но сдержать центр не
удавалось. Еще немного, и фаланга будет рассечена, управление нарушится
и кони перетопчут разрозненную толпу копьеносцев.
И я приказал разомкнуться по центру и пропустить
ордынцев к стене. С радостным гиканьем и криком метнулись они к стенам
города. Под стрелы, дротики, камни, кипяток, смолу. Тем временем,
фаланга сомкнулась, развернулась и медленной массой направилась пригвоздить
гостей копьями к стенам города. Моя когорта перекрыла фланги.
Враг понял, что оказался в ловушке, заметался в поисках выхода.
Один отряд попытался прорваться через фланг. Уставшие и вспотевшие, еле
махавшие саблями они пошли под свежие клинки воинов когорты.
Все были вырублены без потерь с нашей стороны. Но большая часть
снова пошла на фалангу. Опять через центр. Они вклинились, но завязли.
Стало ясно, никто из них не уйдет.
В середине остатков тумена я увидел Нурибека. Как он сражался.
Ни одно движение сабли не было напрасным. Каждый взмах нес смерть.
Я так увлекся созерцанием непревзойденного мастерства, что слишком
поздно увидел, как к начальнику тумена мчится Шараф.
- Сражением с лучшим воином, – хорошее искупление,- кричал он.
Безумец. Нечего было пытаться остановить его.
- Дорогу!- крикнул я, и повинуясь неведомому чувству, стал
заходить с противоположного бока. Шараф, тем временем, дорвался
до схватки. А ее не было. Только движение сабли, и мой бедовый
товарищ оказался под копытами своего коня. Но конь Нурибека,
внезапно, вздыбился, пронзенный тремя копьями сразу, всадник отвлекся,
а мой бич, рассекая воздух змеей, захлестнул его шею.
Я потянул, что есть силы и вынес Нурибека из седла. Но ужас.
Смертельно раненый конь завалился на него сверху.
- Ко мне! – крикнул я воинам, - Это пленник султана.
В одно мгновение туша коня была приподнята , и удалось
вытащить начальника тумена. Рядом с ним лежала сабля. Рукоять
из слоновой кости. И несчастный Шараф, с перерезанным горлом.
Тем временем накатил странный гул.
- Победа! - кричали те, кто мог кричать.
Прискакал помощник. Сказал, что тумен уничтожен весь. Есть
несколько раненых, но очень тяжело, не выживут.
А на моих руках был Нурибек. Трудно было понять, жив он или
нет. На шее что-то пульсировало, но очень слабо. Наступил вечер.
По моей
