Мам-Мыша

Тайка вновь начала что-то взволнованно лепетать тайцу-переводчику:
- Все то, о чем вы ее пытаетесь убедить, давно не имеет для нее значения. Вы привезли ей сына, все равно какого, ее сына – живого. Он теперь с нею.
В этот момент мать-тайка неожиданно что-то нащу-пала у себя на груди. Как-то засуетилась, хотя в глазах не отразилось ни суетинки, они светились душою, вмещающей мир. Она сняла с груди стран-ный прозрачный голубой камень. Он был какой-то деревенский, словно недообработанный, без оправы и висел у нее не шее на шнурке. Старушка протянула его Александру, продолжая благостно смотреть на него своими ореховыми глазами, не принимая возра-жений:
- Этот топаз добыл мой отец, работая на добыче драгоценных камней. Топаз был на груди моей матери. Я хочу его отдать вам, потому что тоеперь мой сын со мною, – и вновь застыла в полупоклоне.
Александр был смущен. Видя его смятение, таец-переводчик взял на себя дополнительную миссию, добавив от себя:
- Вы не можете отказать этой простой деревенской женщине. Она – тайка. И несет в себе закон предков.
Александр утвердительно кивнул.

И вновь вспомнил свою бабушку, которая была вот такая же маленькая и приходилась ему вот так же по грудь.

Комок подступил к горлу. Он шагнул к ней и молча обнял ее, ощутив сквозь футболку влагу от кативших из ее глаз слез.
- Спасибо. Я убежден, что вы отогреете его, и он нач-нет говорить, – отрывисто и с невиданной убежден-ностью в голосе сказал Александр. Лицо сморщилось в улыбке и расплылось в эмоциональном порыве.
Пройдя регистрацию, Александр обернулся, ища взглядом сухонькую тайку.

Она стояла на том же самом месте и провожала его своими ореховыми глазами, – совсем, как когда-то бабушка Александра, отправлявшая его в пионерлагерь «Волжские зори».У бабы Аси были тоже ореховые глаза, но он никогда не мог вглядеться до конца в их донышка. Они впускали вглубь солнце и словно растворяли его.

17
В самолете Александр долго рассматривал камень. Потом начал шарить в присобранном пакете на стоявшем перед ним кресле. Достал упаковку с маской для сна и носками. Вытащил один носок и начал начищать камень-кулон.

Топаз стал совсем прозрачным, как стеклышко, как осколок того самого гигантского топаза чистой воды, привезенного с Волыни в музей МГУ, – только голубой, как глаза… Люси… Она была тогда очень красивой и не только ножки. Прогнутая, как у бальницы, спина, горделивый поворот шеи и неторопливые веки, которые словно прятали от него голубой взгляд… Александр так силился поймать этот взгляд, чтобы потом – с ее поличным голубым взглядом, как пойманной почтовою рыбкой, – сказать себе для смелости: «Не я ж один на тебя пялился». Столько притягательности было в ее движениях, за которыми он наблюдал тогда сквозь грани октагона топаза, пытаясь скрыть появившуюся в коленах дрожь.

Александру вдруг стало так спокойно и мирно, что это ощущение разлилось по всему телу – до кон-чиков пальцев ног. Ощущение зябкости прошло. Он расслабился и уснул – тупо, без снов и навязываемых подсознанием мыслей, как утонул.

18
Трудно сказать почему, но вся эта история вдруг тронула какие-то ледники самого существа Алек-сандра. Он вернулся домой, но наступило странное одиночество, точнее, нежелание расстаться со своею тайной, которая, подобно слоям пара, подсвеченным поднимающимся солнцем, открывают Волгу, вдруг приоткрыло в нем его зашкуренную от израильской несусветности душу. Эта разверзшаяся духовная громада в обыденно смысле уже не глянцевела. Она мешала вернуться к себе – прежнему, самоуверен-ному и сильному.
Состояние топазной голубизны в зените прони-зывало, и было, как одна из граней устойчивого нера-вновесия октагона. Александр эмоционально никак не мог включиться в свою же жизнь. Он так ничего и не рассказал Люсе о подробностях поездки, мол, вернулся и порядок. Отдал Люсе топаз, заметив, что непременно должна носить, хотя он и достался ему подешевке на распродаже.
Он не хотел расставаться со своею тайной, ко-торая сделала его уязвимым и беззащитным, как в детстве. Он по жизни привык казаться мужественным и даже суровым, терпеть не мог проявления сантиментов. Но, скрывая это внутреннее трепетное смятение, Александр, стал растерянным и странным, не понимая, что не одинок, что ему есть кому рассказать обо всем и быть услышанным, – Люсе. А он почему-то возвращался домой так, словно в его стенах давно жила пустота.


19
У Люси в газете были вновь неприятности, грозя-щие перейти в лебединую песню ее карьеры. Опять сокращали штаты. Опять выверяли, кто, что и где публикует. А здесь – сама виновата. Взяла и опубли-ковала кусок из одного своего материала в друго газете
Из гуманизма к скульптору: ну, очень ему хоте-лось, чтобы большая статья вышла – обо всех релье-фах его творческого бытия в искусстве. А скульптор-то скульптором остался. И каждый раз – одни и те же грабли. Короче, редакционному народу было не до чего и, уж тем более, не до топазов…
Ненадежный, безъякорный домик на воде – эта наша русскоязычная пресса. Да и люди ненадежные, о которых пишешь. И неважно, сколько твоего серд-ца и профессионализма в этом. Считается, что если ты сам видишь свое имя в печати, уже этим должен быть и сыт и счастлив. Вот полы вымыл – это труд всеми уважаемый, все понимают, что за просто так никто это делать не будет, и никто душу свою вкладывать в этот труд не будет, значит – платить и уважать надо. А писателей и журналистов и солить нет нужды. Их и так больше, чем рукавов на Волге...
А тут еще гудела голова, ну, не отряхнуть, не ше-лохнуться. Казалось, что серые летучие мыши словно сомкнулись крылами и все плотнее, плотнее смыкают свой хоровод, и давят, словно атмосферный столб, с неба. Экран компьютера перед глазами из ярко-синего стал серым… Нужно выпить кофе, нет – позвонить сыну. Да, позвонить сыну… Димкин номер не отвечал… И вдруг – звонок:
- Здравствуйте, Люся. Вас беспокоит фирма «Роял-ти». Экспертиза показала, что ваш топаз – подлинный и другой разновидности, чем обычно бывают в Изр-аиле. Если вы, действительно, решили распилить его на комплект, у нас есть к вам деловое предложение. Вы можете выбрать в нашей фирме любой готовый гарнитур из топазов или других драгоценных камней в обмен на него.
- Я, пожалуй, его возьму, – растерянно ответила Люся.
- Гм… Гм… – голос замер на какое-то время, но потом возобновился, – мы можем предложить вам и другую опцию: купить у вас камень.
- Купить? – Люся даже разволновалась, вспомнив о том, как ей нужны эти деньги, чтобы, ни на кого не оглядываясь, ни перед кем не отчитываясь, просто так купить билет и рвануть к своему Димке. – Я должна посоветоваться с мужем…
- Подумайте, это редкое предложение. Наша фирма почти никогда не покупает драгоценных камней у частных лиц.
- Да-да, я подумаю, – ответила она, словно поперх-нувшись, чувствуя, что испуг охватывает все ее существо.

20
В этот день Александр вернулся домой раньше обычного. Звонок не работал. Александр открыл клю-чом дверь и тихо вошел. Словно сам собою, его взгляд упал на открытую балконную дверь. Он уви-дел Люсю. Ссутулившись, она сидела на балконе на сером пластиковом стуле, словно погрузившись в себя. Ее ладони были крепко прижаты к лицу, сгорб-ленные плечи вздрагивали.

Она сидела сквозь дверной проем в сером пологе уходящего дня. Серая на сером. Само одиночество. Даже очертания кактусов в оголенной балконной решетке были серыми. А еще – она была неестес-твенно маленькая, как тайка…

Александр подошел к ней. Люся вздрогнула от неожиданности и подняла на него серые глаза – грустные-грустные:
- Знаешь, нам надо поговорить. Я так больше не могу. Я очень скучаю по Димке. Я должна его, наконец, увидеть. И если ты так этого и не понимаешь, мне придется сделать выбор.
Зазвонил ее мобильник на мелодию популярной когда-то песни «Ты подарил мне голубой топаз». Эта песня нравилась Люсе еще там, в России, когда ее пела Наташа Королева в бытность брачного союза с Игорем Николаевым, но нравилась меньше, чем «Маленькая страна».
- Мам, высветился твой номер, – звонил Димка. – Ты приболела или опять хандришь?
- Простуда, сынок, – едва сдерживая подступивший к горлу комок, тихо ответила Люся.
- А как папа?
- Все хорошо, Димочка. А папа... он даже пришел сегодня раньше обычного.
- Ну, дела. Неужели банку уже все выплатили? Даже эту вашу «машканту», как вы там квартирную ссуду у себя зовете? С чего бы старику раньше времени с работы приходить и на новую подработку не устраи-ваться? Я думал, что он уже и дома-то не живет, что-бы за квартиру выплатить.
- Дома еще живет… Не волнуйся, сыночек, все порядке…
- Мам, да ты что-то совсем расклеилась. Я же чувствую…
- Я перезвоню тебе, сыночек. – Она резко прервала разговор.
- Какая муха тебя укусила? – недоумевающее спросил Александр.
- В ювелирном мне сказали, что топаз, купленный тобою якобы по случаю, стоит целое состояние. От-куда он у тебя, скажи? Ты – такой законопослушный, с кем ты связался в Бангкоке за один-то день? – ее голос повысился.
- Да ты что? – опешил Александр.
- Так ты же ни о чем не рассказываешь! У тебя было не более ста долларов. Ты жил в гостинице с конди-ционером (мне сказали, что там это дорого). Ты был в Императорском дворце – это тоже деньги. Ты все время ходишь, как обкуренный, а ночью зовешь какую-то тайку. Ты вернулся с топазом, за который фирма «Роялти» мне предлагает любой гарнитур из драгоценных камней по выбору! Согласны даже ку-пить его, учитывая, что в Израиле частное лицо ниче-го продать не может, разве что подарить или выбро-сить!
- Да…
- Тебе что, мало наших проблем? – она заплакала.
- Я просто дурак, идиот с мужским эго, – он обнял жену, – ты знаешь, я действительно, как мальчишка, фотографировался у каждого Будды. Так хотелось похвастаться на работе, что, мол, и мы не лыком шиты. Я правда купил тебе кулон! Может быть, он был не такой дорогой, но он бы точно тебе понравился. Понимаешь, мне не хватало тебя в этом их тайском мире... Ты должна мне верить. Когда я покупал тебе кулон, мне казалось, что это очень значимо для нас обоих. Но я потерял этот кулон, знаешь, по-дурацки потерял.
- Ты потерял? – она усмехнулась, – ты никогда ниче-го не теряешь и уж, тем более, своего!
Люся сняла с шеи топаз, положила на ладонь и сдержанно протянула его мужу. Камень словно дрожал на ее ладони:
- Если ты потерял, тогда это что? Откуда? – казалось, она не верит ни единому его слову.
- Этот мне подарила старая тайка…
- Ну, история!
- Не надо так. Ты ничего не знаешь. Это была мать того парня в ступоре. Сказала, что в благодарность. Понимаешь, она считала сына мертвым.
- О господи, бедная мать… – вырвалось у Люси, и красные пятна пошли по шее.
- Топаз добыл ее отец, работавший на добыче камней...
- Так почему, почему, ты мне ничего этого просто по-человечески не рассказал?
- Ты же знаешь, как я ненавижу всякие сцены. Не хотел чувствовать себя героем мыльной оперы, – честно ответил Александр.
- Мыльной оперы?.. Ты вернул ей сына… – на мгно-вение у Люси перехватило дыхание. – Мыльная опе-ра… пожалуй, если о моем Димке ты здесь никогда не вспоминал! Это в России мы были одной семьей... А здесь: с глаз долой – из сердца вон! Так абсорби-ровался и самоутвердился, что отшибло