приготовила.
В глазах женщины читаю полное разочарование.
- Яблочки тогда возьмите… Сладкие…
- Возьму, - обижать радушных людей нельзя категорически. – Если дадите, не откажусь от скамеечки. На ногах стоять устал.
Женщина обрадовалась и вприпрыжку, - так показалось, - от радости побежала в дом.
Едва она подошла со скамеечкой, небо затянуло серыми тучами, они скрыли солнце и тотчас потемнело. С мрачных туч с трагической неотвратимостью посыпался крупный снег тёмно-белыми комочками. Поднимаю лицо и по нему секут острые грани снега; жмурюсь и закрываю глаза наружной стороной ладони. С неба на меня смотрело нечто, не жалеющее для моего унижения своих сил.
- Оставайтесь, - умоляет женщина, - смотрите непогода как разыгралась. Да и муж вон едет.
Старенький москвич «Алеко» тёмно-зелёного цвета с кляксами того же тона по корпусу, скрипя соединениями медленно катил по грунтовке, поднимая тучи пыли.
«На таком раритете только ездить по месту и не дальше города, - пришла мысль. – В районе обязательно остановят бдительные и охочие на взятки работники ДАИ».
Пофыркивая, будто усталый конь, автомобиль остановился в полушаге от меня. Из кабины выполз, медленно и значительно, так выходят из дорогого авто пресыщенные жизнью и капиталом бизнесмены, мужчина далеко за сорок в кожаной латаной куртке, затёртых джинсах; круглое симметричное лицо на удивление чисто выбрито, большой подковой свисают «козацькие вуса».
Я здороваюсь и представляюсь; протягиваю руку. Хозяин авто крупной ладонью крепко жмёт, не отпуская, смотрит в лицо, сколько выдержу. Выдерживаю, проделываю один финт, научил один прощелыга, и автовладелец, двинув бровями отпускает мою ладонь.
- Предлагаю вместе пообедать, отказывается, - встревает жена, заглядывая в мужнины глаза.
- Если отказывается, - не напирай, - веско, басовито говорит муж. – Может брезгует.
Прощаюсь и ухожу, про себя продолжаю беседу, не брезгую, просто хочу побыть в одиночестве.
Пока добирался до кладбища, это метров двести-триста, небо очистилось; убралась восвояси туча со своим несметным снежным добром; засияло солнце, припекая на открытом месте.
Конфеты и печенье не жалея разложил на все холмики: и поросшие травой и заросшие кустарником, и те, где чувствовалось недавнее присутствие посетителей.
На каменный крест с выпавшим портретом бабушки, где она запечатлена в молодые годы, примерно, как мне сейчас, смотрел долго. Нет, выпавший портрет вставил на место; овальный металлический медальон с фотокопией встал в выемку, как и не выпадал из неё.
Для порядка немного постоял, склонив голову. Затем сел на скамеечку; ноги налились свинцовой тяжестью и мелко-мелко задрожали икры. Сел, не сводя взгляда с могильного холмика. Хотелось поговорить с бабушкой; о чём не знал; решил помолчать, иногда молчание скажет больше напыщенной пространной речи. Душа разрывалась от тяготивших сомнений, от нахлынувших воспоминаний, от непомерного груза прожитых лет, разделивших нас. Порой так хотелось вернуться назад, приехать к бабушке не с будущей женой, самому и поговорить с нею. Не важно о чём; обо всём и ни о чём; об урожае картофеля, о расцветшем и разросшемся малиннике; об усыпанных густо плодами фруктовых деревьях. Хотелось сказать, что не сказал и ещё больше хотелось сделать, чего не сделал…
Вспять время не воротишь. Оно как река, течёт только вперёд.
То ли сам качнулся на скамеечке, то ли показалось, кто-то слегка выбил её из-под меня, и неведомая сила подхватила мое тело, приподняла и жестко обрушила на узкое место меж могил. Спина хрустнула позвонками, боль ослепила глаза и лишила речи.
Я смотрел на себя лежащего беспомощно на спине со стороны мелкими глотками опорожняя чекушку и закусывая сладким яблоком, сорванным с бабушкиной яблони немецкого сорта. Глоток и ароматный очный хруст мякоти на зубах. Не могло, категорически не могло сохраниться это единственное яблоко за столько лет, не могло сохранить свежесть и вкус. Мне совершенно было не жаль себя, приходящего понемногу в сознание. Я смотрел на с трудом ворочающееся тело на земле с неким отвращением. Чувствовал его боль. Переживал минуты пароксизма отчаяния. И вместе с тем, индифферентность к происходящему наполняла меня. Бесило одно, почему я не открывал глаз, почему мышцы лица двигались, шевелились руки и ноги, я слышал учащённое своё сердцебиение и некую преграду в лёгких, мешавшую вдохнуть полной грудью.
«Открывай глаза, открывай глаза, - приказывал я себе и не слушался своих приказов. – Открывай глаза. Открывай немедленно!»
Кряхтя, почти полностью придя в сознание, постанывая, постарался пошевелиться. Шея онемела, лицо затекло застывшим свинцом онемения мышц. Получилось не с первой попытки открыть глаза.
Низкие мрачные тучи грозно неслись над землёй. Угрожающе свистел ветер в ветках старых орехов; некоторые с винтовочным треском ломались и, шумя, падали под комель. С могильных холмов срывался длинными шлейфами мусор вперемешку с землёй, летели в общем круговороте пластмассовые цветы, падали и катились, увлекаемые ветром вазы и одноразовые стаканчики.
Наблюдать гибель мира легко, принимая в нём участие. Моё было абстрагированным. Как созерцатель или свидетель – всего лишь. Но одного этого оказалось вполне достаточно для осознания собственного бессилия.
Откинув голову, тело оставалось непослушным, широко раскрыл глаза. Тучи, сатанинские слуги, посыпали из своих кладовых щедрыми пригоршнями крупинки снега.
Взор мой остановился: в зрачки неподвижных оловянных глаз застучали снежинки…
Якутск 31 августа 2022 г.
СЕНТЯБРЬ
1. НЕБО
Перфорированное – иначе его видеть нельзя.
Оно стало таким после катастрофы.
О ней долго говорили. Журналисты нагнетали жути в телепередачах. Репортёры в каждой публикации грозили неизбежными карами небесными. Отовсюду лилась инфернальная информация о последних днях и грядущих скорбных последствиях. Освещение проблемы наличествовало – отсутствовали методы решения.
Как водится, никто не говорил ничего конкретного.
Учёные расплывчато в интервью обрисовывали недалёкое будущее.
Обыватели, привыкшие к всякого рода мистификациям и ужасным предсказаниям, год от году их становилось больше и больше, шутили в беседах между собой; строили предположения, они базировались на собственных ощущениях.
Оптимистичные ходили в церковь и с упоением слушали сладкие слова проповедей, лившие на их души елей; вся суть запутанных и туманных речей сводилась к одному – общему покаянию.
Пессимисты валом валили к разного рода гадалкам и предсказателям, - пророки с потомственной кармой предсказания плодились чуть ли не каждый день десятками, - несли огромные суммы денег в надежде услышать лишь одно – что делать.
Отсутствие конкретики порождало смуту; её волна то поднималась, кипело негодование масс, и оно выплёскивалось на улицы городов несчётными толпами растерянных горожан, то опускалась, сила смятения шла на убыль, силовые структуры подсчитывали урон, гражданские в больницах лечили полученные ранения.
Неоднократно замечено, если напророченное не исполняется, оно теряет свою актуальность и забывается.
Время шло своим чередом. Жизнь текла по прежнему неизменённому руслу. Катастрофические изменения отсутствовали. Всё так же ходили рейсовые автобусы. Между пунктами отъезда и приезда ходили междугородные поезда. Летали самолёты с пассажирами. Работники ходили на работу, выполняли свои обязанности.
Менялись времена года. Падал снег и дорогу покрывала гололедица. Ливни вызывали потопы в городах и оползни сходили с гор на низменные равнины. Засуха выжигала поля с урожаем. Из привычного жизненного ритма вряд ли могло выбить из своей колеи привыкшего и не к такому простому обывателю.
Эти беды-несчастья сопутствовали человеку на всём его долгом пути становления цивилизованным от кроманьонца до нынешних дней. Эти же бедствия будут идти об руку с их потомками. Немного поумневшие и поднаторевшие в науках они с тою же надеждой будут внимать лжецам, вещающим с высоких политических, религиозных, общественных и прочих трибун. Как всегда, лжецы под маской многознатцев, умело манипулируя словами превосходно приспособятся вводить в блуд слушателей, также пророча последние дни и последние минуты, оставшиеся для покаяния, оставляя за сценой конкретность: даты и числа.
В день, когда произошло так долго ожидаемое, толпы народа праздно гуляли по улице. Любовались осенними пейзажами пригородов и городских парков. Делали памятные снимки на фоне природы. Возбуждённо обсуждали личные дела и делились планами на будущее.
Мало кто из уцелевших успел заметить, как солнечное, тёплое, ласковое осеннее небо внезапно усеялось чёрными дырами.
Единицы, кому посчастливилось найти убежище, с ужасом наблюдали – родное небо становилось чужим. Перфорированным небом…
Якутск 4 сентября 2022 г.
2. ЗЕМЛЯ
Кто бы мог предположить, что за последовавшим непродолжительным периодом затишья, после того, как привычный вид неба изменился и лазоревый купол усеяли чёрные дыры, почти такая же участь постигнет и планету.
Всё произошло внезапно. К неожиданным катастрофам нельзя приготовиться заранее и запастись впрок умениями выживать.
Немота поразила все слои населения – никто не мог твёрдо сказать: завтра будет лучше, чем вчера. Неизвестность, подобно эпидемии, сковала умы и завладела мыслями.
Словно следующие в алфавите буквы одна за другой, подоспела новая беда.
Что-то необъяснимое начало твориться с поверхностью земли. Твёрдые скальные породы, прочные устойчивые грунты в одночасье обрели подвижность и текучесть воды. Вершины гор и горные кряжи, восхитительными видами коих на протяжении не одного столетия любовались люди, и члены ремесленных общин, и представители искусства, одни из них переносили на холсты великолепие природы, укрытые снегом пики, заросшие растительность подножья, создавали картины, радующие взоры, другие же воспевали невероятные красоты, вкладывая в свои произведения всю гамму человеческих чувств и эмоций в слова – всё исчезло. Горы поверглись резкому изменению привычных очертаний; начиная с предгорий, они жидкой каменной лавой, расплавленной массой растеклись по низменностям равнин и долин. Последние тоже не сохранили прежний вид; по всей планете на поверхности появились язвы провалов. Большие и маленькие, мелкие и глубокие, удивительно ровной окружности, будто вычерченные циркулем они появлялись неожиданно в густонаселённых районах городов и поселений, а также в безжизненных, труднодоступных местах.
На глазах удивлённой публики, - ещё были живы острые трагичные воспоминания, заставлявшие содрогаться души, - под землю уходили
