оказался, чертёнок! Объявился, или нарисовался на молодёжном жаргоне, он, когда Максим только-только проснулся, умылся в душевой комнате и в столовую собирался идти завтракать. А Димы Ботвича вообще не было на месте: он на встречу с научным руководителем умотал с утра пораньше - дела аспирантские обсуждать, первостепенные и насущные.
Жигинас ввалился в жилище Кремнёва уверенно, как старый друг, поздоровался и осмотрелся, похвалил последнее пристанище Максима для приличия и умиротворения хозяина, после чего предложил тому поговорить, обсудить важную для Серёги новость. Присев на стул, он с гордостью сообщил, что в начале июля женится на Левченко, которая уже успела забеременеть, напомним. Дурной Жигинас почему-то уверен был, что именно от него. Хотя его Ира жила пару недель в марте с двумя мужиками сразу, когда не решила ещё, с кем ей остаться и вить гнездо…
Далее Жигинас принялся расписывать свою жизнь в подробностях: что они с Ирой, мол, в мае подали заявление в один из столичных ЗАГСов, и на начало июля им назначили свадьбу. Вот Серёга и приехал просить Кремнёва быть у него свидетелем.
- В июле я не смогу, извини Серж, - сразу же огорошил его Максим. - Я 29-го июня улетаю в Пицунду на отдых с друзьями: меня не будет в Москве. Так что давай ищи себе другого свидетеля. Извини ещё раз, и на меня не обижайся.
От услышанного Жигинас недовольно скривился и потускнел лицом. Было видно, что не ожидал он никак решительного отказа от бывшего друга услышать, не был готов к нему. Наоборот, был готов к обратному, вероятно: что для Максима приглашение на его, Жигинаса, свадьбу будет большая честь, и он с радостью согласится…
-…Ну-у-у, а, может, ты отложишь на недельку отъезд, а? - робко произнёс он через паузу, на Максима взглянув по-собачьи просительно, как прежде никогда не смотрел. - Я на тебя одного настроился, Макс, пойми. Других близких людей у меня в Универе нет, и не было-то, по сути.
- А Меркуленко Колька?! - удивился Кремнёв, на гостя вытаращившись. - Ты же с ним с первого курса в близких, на одной парте когда-то сидел, как-никак. А со мной уж потом познакомился и подружился.
- Да ну его к лешему, этого Меркуленко хитрожопого! - поморщился недовольно Серёга. - Я ему звонил недавно, хотел на свадьбу пригласить, как человека, и заодно выяснить его планы и настроение на июль. А он темнить и юлить начал по всегдашней своей манере, на молодую супругу ссылаться, у которой теперь живёт: мол, у него с ней какие-то там важные дела на всё лето, на дачу они с ней вроде как собираются, и не до меня ему теперь, не до моей свадьбы. Представляешь, сволота какая?! Он весь такой занятой стал и важный, как только московскую прописку себе получил в мае и москвичом заделался, гад. К нему, новоиспечённому столичному жителю, теперь и на сраной козе не подъедешь, и запросто не подойдёшь - гондону штопаному! Он теперь нас с тобой презирает!
- Ну, тогда кого-нибудь ещё возьми в свидетели, - предложил Максим. - У тебя что, кроме меня и Меркуленко друзей на факультете больше и нет что ли? С кафедры кого-нибудь пригласи: ты же там 3 года как-никак отучился.
- Да нет у меня никого ни на кафедре, ни на факультете: не сошёлся я близко ни с кем. Вы с Коляном только у меня одни здесь в Москве и были.
- А в тур-клубе на Планерной?! - удивился Максим. - Ты же туда с первого курса регулярно мотался, в походы чуть ли не каждый месяц ходил. Хвастался, что там у вас много народа разного! В том числе, и парней. Живёте вы там, якобы, тесно и дружно, одной семьёй.
- Да-а-а, там одни дебилы и м…даки отираются, шушера и простота, - с грустью ответил Серёга. - Не хочу никого из них на свадьбу звать, не хочу. Тем паче, в свидетели. Эти работяги дебильные мне всё настроение испортят, чувствую. Возьмут - и нажрутся ещё до поросячьего визга, драку затеют с кем-нибудь из гостей, или шуры-муры с бабами! И что потом с ними делать прикажешь?! Опозорят меня перед родственниками так, что потом и за целый век не отмоешься. Ну их к лешему, короче, этих столичных работяг! Всё-таки, как ни говори, а у нас в МГУ все парни культурные и интеллигентные подобрались, воспитанные и с мозгами: вести себя в компаниях умеют… Вот я и хочу именно тебя, Максим, в свидетели позвать. Отложи на неделю поездку, прошу - отложи.
- Нет, Серёг, не могу - не проси даже. В кои-то веки я собрался в Пицунду съездить на отдых, где ещё не был ни разу за 5-ть студенческих лет: всё некогда было. Билет на самолёт мне Паша Терлецкий помог купить через своих крутых родителей, мой давний товарищ по сборной, с которым мы вместе туда полетим, чтобы отдохнуть месячишко. А если сдам билет - как я на Юг потом попаду в самый разгар лета? В кассах все билеты до октября уж распроданы давным-давно - и на самолёты, и на поезда, и на автобусы. Сам, поди, знаешь. Так что извини, Серёг, - но ищи себе другого свидетеля…
После этого наступила вторая пауза в разговоре - долгая и мучительная для обоих, ужасно неловкая... Голодному Максиму первому надоело играть в молчанку, и он уже собрался было подниматься со стула, прощаться с приунывшим Серёгой и в столовую уходить, как вдруг Жигинас обратился к нему с неожиданным вопросом:
- Ну-у-у, а Димку твоего нельзя попросить в свадьбе моей поучаствовать, как ты думаешь?... Он же, насколько я знаю, в аспирантуру поступать планирует. Так ведь? Значит, в июле точно будет в Москве - сдавать на факультете экзамены полмесяца, а то и больше. Можно его попросить мне помочь? - как ты считаешь, Макс, чего посоветуешь?
- Да не знаю я и не считаю никак, и советовать тебе не собираюсь, - пожал плечами Кремнёв, ухмыльнувшись злорадно. - Чего мне про чужие проблемы думать, да ещё и советы давать? Тебе надо, Серёг, ты и думай, и узнавай у него сам: захочет он быть у тебя на свадьбе свидетелем. Вечером как-нибудь приезжай и сам с ним здесь беседуй тет-а-тет, упрашивай его слёзно. Он - парень нормальный, покладистый: может, и согласится.
-…Слушай, Макс, - взмолился расстроенный Жигинас, жалостно поглядывая на товарища. - А поговори с ним сам, будь другом! Вы же с ним, с Ботвичем, - давнишние кореша: со стройотряда ещё плотно общаетесь. А я его и не знаю совсем. В Универе встречаю когда - не здороваюсь.
- Плохо, что не здороваешься, рожу свою ходишь и ото всех воротишь, плохо! Потому-то и нет у тебя, Серёг, в Москве и на истфаке друзей - и быть не может с таким-то твоим говённым характером.
- Согласен, Максим, согласен с тобой! Нелюдимый я парень и необщительный. Однако ж, выручи напоследок, поговори с Димкой - очень тебя прошу! Наверняка он тебя послушает и поможет мне. А я буду очень тебе признателен за это, век буду помнить тебя и благодарить. А то ведь мне в ЗАГС и ехать-то будет не с кем, прикинь! - если ещё и твой Ботвич откажется. Хоть случайного человека тогда бери, какого-нибудь бомжа с улицы…
13
Максим подумал-подумал - и сжалился над непутёвым Серёгой, дал тому слово с Димой вечером поговорить, убедить того поучаствовать в свадьбе - и потом в Сокольники позвонить, сообщить результат Жигинасу… Это он и сделал в точности после обеда, когда Ботвич из Универа вернулся: слово в слово весь утренний разговор ему пересказал, и под конец передал слёзную просьбу Серёги помочь ему, стать на его свадьбе шафером, ибо другой кандидатуры у Жигинаса не было в наличии.
Ботвич капризничать и отнекиваться не стал - дал согласие быстро и с удовольствием. А чего ему было отказываться-то? с какой стати? И что мешало ему поехать и погулять на чужом празднике жизни, где его задарма накормили и напоили от пуза, и где он во главе стола по-хозяйски просидел весь день, как самый дорогой гость, по правую руку от Жигинаса… А знал он жениха до этого, или не знал! - какая в сущности разница! Главное, что весело было всем, что столы ломились от яств: родители невесты не пожалел на свадьбу старшей и давно уже перезревшей дочери денег - раскошелились знатно…
Одно на той свадьбе смутило Диму и поразило очень, о чём он осенью и поведал другу-Максиму в подробностях. Невеста, согласно его рассказу, была уж больно огромная по размеру и мощная, куда мощнее и здоровее худенького и щупленького жениха, сильно смахивавшего на её младшего брата. «Со стороны это очень смешно и дико смотрелось», - так Ботвич, смеясь, говорил. А ему верить можно было: во вранье он замечен не был…
Но самое-то удивительное там было другое. У невесты, как оказалось, ещё и сестрёнка младшая была - такая же гренадёристая деваха весом за 100 кило, сочная как спелый персик. А муж у неё был видом в точности как Жигинас - такой же глист сушёный и недоделанный.
«Этим двум лошадиным и породистым девкам, на свиноматок больше похожим, разве ж такие мужики нужны, с такой ли муравьиной комплекцией и силой?! - долго потом удивлялся Дима, вспоминая Жигинасову свадьбу. - Им обеим Илью Муромца подавать для любовных забав и утех: они и того затрахают-замучают до смерти своей неуёмной энергией и страстью! Это ж не бабы, а спермо-выжималки живые, секс-машины двуногие... Представляю, Максим, какими будут по жизни рогатыми и Жигинас твой, и этот второй долбак, шибсдиковатый муж сестрёнки! Воробьи ведь оба по виду, слюнтяи законченные, слабосильные! А на каких баб зарятся, безголовые чудаки!!! Спрятаться, видно, оба за них хотят: чтобы бабы вечно их защищали и на себе тащили…»
14
29-го июня, собрав все свои летние и спортивные вещи в две большие сумки и сдав кастелянше казённое бельё, настольную лампу и чайник, Кремнёв улетел дневным рейсом в Пицунду с Внуково. За ним заехал Паша Терлецкий на «Волге» своего отца, и вдвоём они с шиком доехали до аэропорта.
Зимние же и осенние вещи, плотно упакованные в чемодан, Максим оставил Диме Ботвичу на хранение, попросив друга, без пяти минут аспиранта, отдать его чемодан в камеру хранения вместе с его, Ботвича, вещами. Потому как везти вещи в родной Касимов Кремнёву как-то уж совсем не хотелось, тратить на перевозку силы и время.
И тут надо заметить, для полноты картины, что было это со стороны Максима большой наглостью, - ибо Ботвич ещё не знал, где он будет в аспирантуре жить, куда его поселят осенью после зачисления. Хорошо, если оставят здесь же, на Вернадского, - тогда и проблем особых с вещами не будет. А если нет, если в Главное здание назад вернут, что было вполне вероятно. Тогда у Ботвича возникнут большие трудности с перевозкой и тасканием своих и, особенно, чужих вещей, о чём Кремнёв, увы, не подумал… Поэтому, взяв чемодан Кремнёва на сохранение, Ботвич добровольно обязался его с места на место таскать по Москве, да на общественном транспорте вдобавок. А это было, как легко догадаться, чрезвычайно канительное и утомительное занятие.
Но Дима, как настоящий друг, согласился на подобную услугу - капризничать и отнекиваться не стал, выискивать причину отказа. Хотя и стоило это ему впоследствии много лишних хлопот, про которые он даже и не заикнулся улетавшему на отдых Кремнёву. Зачем? Чтобы испортить товарищу настроение?... Последний лишь осенью про хлопоты Ботвича узнал, в Москву из Рязани вернувшись и встретившись в Университете с Димой, новоиспечённым аспирантом истфака. Узнал, что того в итоге на Шаболовку поселили, в ДАС: весь первый год обучения он там прожил, после чего переехал уже в Главное здание окончательно, где и завершал
