Моя Богиня. Несентиментальный роман. Часть вторая

начавшись даже?
«Неужели же я так противен ей, до такой невероятной степени, - лежал и гадал он, - что она никаких шансов мне не дала, даже и выслушать не пожелала?… Да-а-а-а! Дела! Не думал я, не подозревал, даже и в страшном сне не предвидел, что могу вызывать у девушек подобного рода чувства - отвратные и блевотные. Красавцем я никогда не был - согласен; не родился ухарем записным, от которого девчата дуреют и текут в два счёта. Но и не урод же я, как кажется, не дебил контуженный, не прощелыга, не жулик с вокзала, которые к людям подкатывают, чтобы объегорить и обобрать… И вдруг такое резкое и решительное “нет - и всё” из её уст. Никакой надежды она этим своим “нет” мне не оставила, никакой щелочки для борьбы и итоговой победной дружбы, прямо-таки совсем никакой…»

3

В полдень он, наконец, поднялся с постели, безжизненный и помятый, умылся, оделся, нехотя спустился в столовую и пообедал там в одиночестве и безо всякого аппетита, поняв, что без-полезно своих вертлявых корешков сидеть и ждать, одержимых московской пропиской и её получением. Потом он поднялся к себе на этаж опять и, категорически не желая ничего делать - над темой диплома думать, читать и писать, трудиться в поте лица, как и положено было выпускникам, его однокурсникам, - он провалялся на койке до половины пятого, ворочаясь с боку на бок. После чего он встал с кровати с кислым видом, накинул на плечи куртку, закрыл на ключ блок и нехотя побрёл в Манеж - на собрание сборной команды легкоатлетов. Там должны были подводиться спортивные итоги их зарубежной поездки и, одновременно, производиться финансовые расчёты, на которых каждому спортсмену-сборнику требовалось отчитаться, сколько он чеков за рубежом потратил, чтобы получить финансовую компенсацию от Спортклуба МГУ, или же, наоборот, оплатить чрезмерные расходы, которыми грешили некоторые студенты…

4

С собрания Кремнёв вернулся около семи часов вечера, и, не поднимаясь к себе, сразу же пошёл в столовую, чтобы поужинать по-человечески - поесть горячего, понимай, и не ходить в буфет поздно вечером, не питаться одной колбасой и сыром, портить этим желудок. В столовой он оплатил еду в кассе, потом получил положенное на раздаче, сел за свободный столик, которых вечером предостаточно было - в отсутствие москвичей, ужинавших дома с родителями, не в Университете, - и принялся после этого механически насыщать желудок, уставившись стеклянным взглядом в тарелки. Съел всё принесённое быстро, хотя и без аппетита, принялся за чай. И когда он его уже допивал, оторвавши голову от стола и по сторонам посматривая лениво, - то вдруг, опешив и побледнев, увидел слева от себя идущую по проходу к свободному столику Мезенцеву с подносом, ещё только собиравшуюся ужинать, когда до закрытия пищеблока оставалось всего ничего. Была она одна в этот раз, без подруг, одета была в дорогие синие джинсы и модный оранжевый джемпер с небольшим вырезом на груди, очень её украшавший…

Увидев свою БОГИНЮ после полуторамесячной разлуки, да близко, в нескольких метрах всего, - без-конечно-прекрасную, статную и манящую как и всегда, до боли родную, желанную и дорогую, свет и радость излучающую окрест себя, Божий праздник! - Максим окаменел на мгновенье и одурел, весь во внимание и восторг обратился, в сгусток воли-энергии, чувствуя, как бешено заколотилось в груди его ошалевшее от близкого счастья сердце; заколотилось, заныло сладко, как на краю обрыва, - и залило лицо и шею его вскипевшей багряной кровью, внутренним жаром тело наполнило, равно как и душу с мыслями. От этого жара внутреннего, нестерпимого, ему захотелось с места вскочить и очумело броситься к Тане - покуда она одна была, совсем одна, что с ней не часто случалось. Подскочить, обнять её крепко-крепко как родную сестру, с которой долго-долго не виделся, - и более не выпускать из рук никогда. Так и держать её вечно в своих жарких и крепких объятьях - и умереть потом вместе с ней!...

5

Но он не исполнил того, о чём страстно и жадно просило сердце, - не подошёл к Мезенцевой прямо там, в столовой, не стал отвлекать разговором милую девушку от еды - дал ей спокойно поужинать и чаю напиться, комфортно посидеть в тишине в огромном полупустом помещении... Поэтому он тихо и осторожно вылез из-за стола, чтобы не привлекать внимания грохотом стульев, также тихо собрал посуду и в мойку её отнёс. После чего, убедившись, что Мезенцева сидит на месте и всё ещё ужинает не спеша, он вышел из столовой через другую дверь, дальнюю от Татьяны, и поднялся по лестнице на первый этаж зоны «В». Но к лифтам не пошёл, а остановился на площадке с внешней стороны лестницы так, чтобы ему сверху было хорошо видно всех поднимающихся из столовой.
«Сейчас обязательно остановлю её - и поговорю с ней здесь же, на выходе, выясню отношения, - стоял и мысленно настраивал он сам себя, нервно теребя в руках свёрнутую вчетверо куртку. -  Лучшего места для объяснений и придумать трудно: и народа здесь нет почти, и тихо вокруг и спокойно. Лучше уж здесь и сейчас это сделать, чем опять к ней на этаж идти и там перед всеми позориться…»

Минут десять по времени он стоял и ждал в лихорадке, облокотившись животом о перила, внутренним огнём горел, при этом не спуская острых и цепких глаз со ступенек и без-престанно прокручивая в голове слова приветствия и любви - самые страстные, чувственные и задушевные, доходчивые, искренние и нежные одновременно, какие только помнил и знал из книг, и какие он БОГИНЕ своей в первые секунды встречи сказать готовился. Как искрящимся весенним солнышком мечтал её ими осчастливить и обогреть, сердце растопить девичье, душу расчувствовать и растрогать. А увидел Таню, царственно поднимающуюся наверх, - и все слова и приветствия позабыл, что спонтанно внутри рождались, растерялся быстро и безнадежно, ослаб, покрылся краской стыда. Только один страх вперемешку с ознобом и чувствовал, сковавший льдом его тело, губы и руки, почти полностью перекрывший воздух в груди, - противный утробный страх, который срочно требовалось побороть, чтобы в дураках не остаться...
Он и боролся, как мог и умел, насколько сил и внутренней мощи хватало, - он будто в омут бросился с головой, или под вражеский танк, когда выходил ей навстречу…

6

- Здравствуйте, Таня! - раздирая ссохшиеся от волнения губы, сказал он ей, отходя от перил и перегораживая ей дорогу к лифтам. - А я Вас жду... Увидел Вас только что в столовой - и не сдержался опять, простите. Захотелось к Вам подойти и поговорить, и, наконец, познакомиться. Меня две последние недели не было в Москве - всё мотался по белу свету. А теперь вот вернулся - и сразу же вспомнил про Вас. В столовой Вас только что увидел - и загорелся чувствами. Ещё раз прошу: простите.
- Добрый вечер, - в свою очередь ответила Мезенцева, улыбаясь лёгкой белозубой улыбкой и при этом с любопытством Кремнёва слушая и разглядывая, столбом стоявшего перед ней с курткой своей под мышкой; и потом, быстро оглянувшись по сторонам, она закончила достаточно добродушно и миролюбиво: - Только давайте в сторону отойдём, а то мы с Вами стоим тут на самом проходе как два истукана, мешаем людям.
Они отошли от лестницы к окну, выходившему во внутренний дворик Главного здания, остановились у подоконника, и Таня ещё раз с улыбкой взглянула на собеседника, взглядом зорким пронзила его насквозь, пытаясь будто бы до сокровенного в незнакомом ей человеке добраться и оценить его по достоинству; после чего она ещё раз спросила:
- Ну, так что Вы хотите-то, я не поняла? Кроме того, что Вас две недели не было.
- Хочу познакомиться с Вами, Таня, давно хочу! - выпалил Максим одним махом, с радостью чувствуя под воздействием милой девичьей улыбки и такого же добродушного взгляда, как ледяной панцирь страха и неуверенности свалился вдруг с плеч его, и стало ему от этого легко и комфортно сразу же, и даже весело на душе. - Возвращался вот вчера утром в Москву, и про Вас всю дорогу думал. И радовался от этих дум: что Вы у меня есть на Свете, что учитесь вместе со мной, и что скоро я Вас опять увижу - и порадуюсь от души, счастьем до краёв наполнюсь…
Сказавши это, Максим запнулся и замолк, словно воды в рот набравши, не зная, что говорить дальше: стихийное вступление его закончилось, слова иссякли, последние жаркие и искренние слова. Он только стоял и смотрел на БОГИНЮ сердца пронзительно, прямо и страстно - ответа от неё ждал, положительного, разумеется.
Наступила небольшая пауза в разговоре, когда оба не знали, что делать и говорить. Они стояли, потупившись, у окна - и собирались с мыслями…

Первой нарушила молчание Мезенцева, как виновница торжества, которой надо было что-то говорить в ответ по правилам хорошего тона остановившему её Кремнёву, настойчиво протягивавшему во второй раз руку любви и дружбы.
- Спасибо, конечно, - чуть подумав, ответила она, не спеша, опять внимательно и в упор взглянув на Максима. - Не скрою, Ваши слова мне приятны, да. Хорошо, когда кто-то посторонний про тебя с добрым чувством думает... Но только… я же Вам сказала уже при первой нашей в сентябре встрече, что не надо нам с Вами знакомиться и встречаться, не надо - лишнее это, поймите, и канительное. Особенно - для Вас, у кого диплом и гос’экзамены впереди. Начинайте готовиться к ним, не отвлекайтесь, отбросьте все глупости в сторону, все второстепенные дела. И тогда всё у Вас будет чудесно, поверьте, и не случится под конец учёбы никаких проблем. Мне же ещё потом спасибо скажите, что не задурила Вам голову и направила на нужный путь… Так что, всего Вам доброго, удачи Вам. И будьте счастливы, как говорится.
Мезенцева хотела уже было отходить от окна и идти к лифтам, но испугавшийся её ухода Максим, жаром вспыхнувший из-за этого, остановил её задрожавшим от волнения голосом:
- Подождите, Таня, секундочку, подождите! Пожалуйста! - затараторил он, пытаясь перегородить ей дорогу. - Поймите, я не могу жить без Вас, у меня без Вас всё из рук валится! Я, начиная с июня-месяца, без-престанно думаю про Вас, брежу Вами, и засыпаю, и просыпаюсь с Вашим дорогим именем в мыслях и на устах, с Вашим образом в памяти! Поэтому не уходите, не надо, не портьте мне жизнь. Прошу Вас! Давайте лучше сходим с Вами куда-нибудь завтра или же послезавтра, по Москве погуляем, по Ленинским горам. Давайте?! Во время прогулки поближе и познакомимся!
- Не надо этого всего, не надо, - уже серьёзно и твёрдо, чуть нахмурившись даже, ответила Мезенцева, не переставая в упор внимательно наблюдать за Максимом, который на глазах “сдувался”, катастрофически уменьшаясь в размерах и в росте, что на него из-за этого становилось жалко смотреть.
- Почему? - это было единственное, на что у него ещё хватило сил, понявшего, что его опять отшивают.
- Потому что… потому что у меня уже есть жених, - тихий и лукавый ответ последовал, который Кремнёва взорвал.
- Но у Вас же нет никого, Таня, нет!!! Зачем Вы так говорите?! - расстроенно выпалил он стоявшей перед ним девушке… которой сильно не понравились его слова, и, более того, они её больно по сердцу царапнули.
- И всё равно не надо Вам больше ко мне приходить - морочить себе и мне голову. Прощайте, - сухо сказала она, отворачиваясь, после чего отошла от Максима и через пару-тройку секунд скрылась в