дурашливость так и плавала у него в глазах, и, похоже, нравилась Таганцевой, как мясная подливка со сковородки.
– Могилу разрывал, – огорчил его Базлов.
– Могилу?!! – Анин схватился за голову и застонал то ли от болезненных шишек, то ли в порыве раскаяния. – Не может быть… – захныкал он, дурачась, однако, на лице у него было написано полнейшее самодовольство, ещё бы, учудить такой фокус не каждая «себяшка» способна.
– Да ещё заставил бедных сторожей, – в тон ему добавил Базлов.
– Боже… – снова не поверил Анин.
– Вот именно! – назидательно кивнул Базлов, для пущей убедительности выпучивая глаза. – За семьдесят тысяч-то!
– За семьдесят тысяч! – как эхо повторил Анин, на этот раз его постигло неподдельное изумление.
Этого он не помнил.
– Естественно, кто устоит? Уже был слышан звук ударов, – злорадно живописал Базлов, – комьев земли по крышке, когда вас повязали.
– Повязали?! – Евгения Таганцева добралась до синяков на груди Анина, и он тихо ахнул: – Поосторожней! Я знаю, кто это!
Казалось, что по его лицу пробежала неведомая тень страха.
– Кто? – вопросили они хором, наклоняясь к нему, и Евгения Таганцева прекратила свои любовные игры. Грудь у нее оказалась крепкой, с твердыми сосками.
– А у вас нет такого, – вдруг неподдельно поинтересовался Анин, заглядывая в лицо то Базлову, то Таганцевой, – ты сказал всё-всё-всё, что ты уже сказал?
– В смысле?.. – Базлов, опешив, покосился на Таганцеву: вдруг Анин спятил, или на пути к этому?
Но Таганцева отрицательно покачала головой. Женская интуиция её никогда не подводила.
– В жизни! – уточнил Анин и даже для образности показал руками.
– Нет, у меня такого нет, – признался Базлов и почему-то подумал о Ингваре Кольском, который не утруждал себя подобными вопросами или, вообще, заморочками про жизнь.
– И у меня тоже, – помедлив, кивнула Таганцева.
– А у меня есть! – заявил Анин, глядя на них победоносно.
И Базлов испугался за его здоровье пуще прежнего.
– Повезло тебе… – осторожно заметил он, боясь, что у Анина начинается приступ этого самого гипнотического транса, или чего похуже.
– Что?.. – словно очнулся Анин, и глаза у него сделались очень и очень серьезными.
– Скоро поймёшь, – грубо пошутил Базлов, чтобы отвлечь Анина
– А-а-а… в смысле… в этом смысле? – насмешливо уточнил Анин. – А я не понял, – заухмылялся он в обычной своей раздолбайской манере.
Базлов вздохнул с облегчением.
– Ну вас к чёрту! – запротестовала Таганцева, не привыкшая к их общению.
– Так кто?.. – напомнил Базлов, возвращая Анина из философствования в реальность.
– Витька Коровин! – огорошил их Анин.
– Коровин?! – удивилась Евгения Таганцева и снова принялась священнодействовать, и Анин понял, что у неё даже очень ласковые руки.
Пару раз она словно невзначай прижималась грудью к нему, и он каждый раз терялся: «Ерунда, тебе показалось. Так не бывает». Он и на мгновение не мог себе представить, что может кому-то нравиться, особенно таким сногсшибательным девицам. И что у нас общего, кроме разницы в возрасте?
– Так он же?.. – не закончила фразу Таганцева.
Анина переклинило окончательно. Он ошарашено молчал целую минуту. Базлов с Таганцевой уже начали беспокоиться за его психическое здоровье, а Базлов пожалел, что выкинул визитку главврача, которую он настойчиво совал ему в карман. Наконец Анин заговорил, как из самого глубокого колодца в мире:
– Я всё время пытался вспомнить… что сказал мне Коровин перед смертью…
– Что?! – вскричали оба от изумления, никак не ожидая такого поворота разговора.
Базлов, как всегда, взялся за усы. Евгения Таганцева застыла и перестала ласкаться.
– Я получил от него СМСку, всё тем же загробным голосом продолжил Анин, не замечая, что Таганцева напряженно дышит ему в затылок: «Все хорошее когда-нибудь кончается. Не поминай лихом. Ушёл в…»
– Куда-а?.. – напрягся Базлов и даже не заметил, что дёрнул себя за левый ус.
– Не знаю… – растерянно поднял на них глаза Анин и побледнел от ужаса.
Метафизический смысл происходящего напугал их сверх меры. Никто из них никогда не сталкивался ни с чем подобным, разве что бабушка рассказывала о домовом.
– Наверное, «в запой»?.. – беспечно предположила Евгения Таганцева, ещё не понимая, что именно происходит.
Но Анин так на неё покосился, что она сообразила, что здорово ошиблась и что мужчины существа престранные, логика у них ни на что приличное не похожа.
– Я вспомнил! – дико заорал Анин так, что лампочка под пластиковый абажуром жалобно мигнула три раза. Все уставились на неё, как на знак свыше. – Витька приходил ко мне!
Евгения Таганцева взвизгнула, а Базлов побледнел и вырвал себе из левого уса несколько волос.
– Сюда?! – уточнил он и почему-то оглянулся на дымоход в саже.
– Сюда, и в гостинцу в Гонконге, – всё тем же загробным голосом сообщил Анин, глядя перед собой пустыми глазами.
Теперь он точно сожалел, что не раскопал друга. Может, вся жизнь по-другому сложилась бы, гадал он.
– Ой, мамочки! – ещё раз взвизгнула Евгения Таганцева, словно по полу толпами бегали тараканы.
И Анин рассказал им всё о Викторе Коровине: и насчёт солнышка на том свете, и о бесцеремонном тычке в ухо, и о требовании Коровина явить миру его бренное тело. А уж что дальше будет с ним делать Виктор Коровин, Анин мог только гадать. Он не упомянул всего лишь о кармических связях, о которых твердил Коровин, потому что интуитивно почувствовал, что дело насчёт Сапелкина пахнет керосином. Трепаться об этом было опасно. Как оно потом обернётся, думал он, одному Богу известно.
– Мы с ним это не обсуждали, – неудачно соврал он.
Он точно помнил, что Коровин во что бы то ни стало хотел вернуться в этот мир. Не за тем ли, чтобы разделаться с Сапелкиным?
Базлов, который и так находился под влиянием Анина, сразу и безотчетно поверил ему, да так, что готов был тотчас нестись на кладбище и самолично откопать гроб, чтобы выпустить Виктора Коровина, чтобы он, в свою очередь, возродился и снова сделался бы актёром, но теперь уже большим, с мировым именем, и отстал бы от непутёвого Анина.
Однако Анин снова огорчил его:
– Не надо никуда ехать… Не надо!
– Как?! Почему?! – изумился Базлов. – Да я за тебя! – Рванул на себе рубаху, по полу запрыгали пуговицы.
– Я знаю… – устало кивнул Анин. – Знаю… Давай выпьем за Витку. Не придёт он больше…
– Почему?! – вскричали разом Базлов и Евгения Таганцева.
– Чувство у меня такое, – вытаращился Анин. – Свыкся он там, – говорил он словно с чужих слов. – Не волнуется уже. В одночасье стал толстым и рыжим… – последнее он добавил чисто Коровинским голосом и едва не перекрестился дрожащей рукой.
О Сапелкине он подумал в том смысле, что это личное дело Виктора Коровина. Нечего свидетелей плодить, мало ли что: Витьке есть куда слинять, а мне, если что, отдуваться по полной.
– Ну, слава богу, – вздохнул Базлов, безоговорочно признав Анина экспертом по потусторонним вопросам. – Обещай только больше в транс не впадать!
– Обещаю, – кисло улыбнулся Анин и теперь уже с облечением, словно решил наитруднейшую задачу, обнял Евгению Таганцеву за талию, разве что в живот не чмокнул, чему она, казалось, совершенно не противилась.
Базлов понял всё по-своему:
– Я пойду, у меня ещё дел… – вдруг заторопился он, с досады дёрнув себя за изрядно поредевший левый ус.
– Да подожди!.. – Анину стало неудобно, однако, он почувствовал, что Таганцева моментально перешла в другое качество ощущений; и это качество волновало его больше, чем уход Базлова.
Базлов замахал руками:
– Не провожайте, не провожайте! – Анину показалось, что Базлов даже прослезился от искренности чувств, прежде чем исчезнуть.
Шаги его затихли в коридоре, и наступила неловкая пауза. Анин ждал, что Таганцева скажет: «Мне тоже пора…», но она ничего не сказала, а ловко вывернулась из его рук, нашла чайник и принялась колдовать над плитой.
– Брось! – сказал Анин.
Голос у него внезапно осел.
– Что?.. – оглянулась она с милой непосредственностью.
Её глаза глядели на Анина то ли полунасмешливо, то ли полусерьезно.
– Я говорю, бро-о-сь, – повторил Анин.
Его так затрясло, что он схватился за стол.
– Ты меня любишь? – спросила она, делая шаг к нему, и на лице у неё появилась смесь испуга, любопытства и озорства.
– А ты? – он поднял глаза, потому что всё ещё сидел на стуле.
– Я первая спросила, – улыбнулась она, как маленькая девочка.
– Я не знаю, – пожал он плечами и улыбнулся, как клоун из «Спауна», мерзко и гадко, думая лишь об одном.
– А я знаю, – возразила она, воспринимая его мимику как игру. – Ты так на меня смотришь…
– Иди сюда, – сказал он, чтобы только прекратить этот глупый разговор.
Она оказалась ласковой и нежной, как мотылёк. В какой-то момент Анин даже испугался и почувствовал себя старым-старым, таким старым, что ему сделалось горько от того, что он так и не нашёл своего счастья; ну да теперь уже поздно, с дурным предчувствием решил он и понял, что лучше ни о чём не думать.
***
Когда взгляд у неё стал прежним, а не соловым, когда они затихли, чтобы насладиться доверием друг к другу, когда наступил момент, объясняющий всё предыдущее: мысли, голоса и поступки, она защебетала ему, расслабленному и вмиг забывшему свои горести:
– Я влюблена в тебя с детства... Если бы ты знал, как я завидовала Светке!
И сразу началось выяснение отношений. Оказалось, что она моложе своей сестры на целых десять лет. Это уж слишком, восхитился он самим собой, непомерно раздувая самолюбие, или я всё забыл, или мне очень повезло; а в общем-то, он был благодарен ей за то, что она доверилась и не ошиблась в нём.
– Я не подхожу тебе, – предупредил он нарочно самым дрянным голосом из своего запасника, чтобы не дарить ей надежду, – мне сорок восемь, я ужасный собеседник.
– Что?.. – спросила невинно спросила она. – Я ослышалась?..
– Нет, – пошёл он на попятную. – Я старый для тебя, и я воспользовался ситуацией.
– Ничего ты не старый и нечего не воспользовался! – возмущенно-язвительно запротестовала она после паузы. – Это я запрыгнула к тебе в постель! И вообще… я всё посчитала, разница в двадцать два года – ерунда!
– Ну да, полнейшая, – с иронией согласился он и почему-то подумал об Алисе, в том смысле, что для её это будет новостью. Я не могу уйти от жены, потому что она терпит все мои выходки, чуть не сказал он. А ты терпеть будешь?
– Ты что, против?! – вспыхнула Таганцева, посмотрев на него абсолютно бессовестным взглядом.
Под этим взглядом он вообще забыл о морали и приличии, а о верной Герте Воронцовой даже не вспомнил.
– Почему ты не стала актрисой? – ушёл он от ответа. – Все столичные штучки сходят с ума по кино.
– Я хитрая девочка, – склонилась она над ним, качая головой; её волосы упали ему на лицо, и тоска в глубине души на мгновение его отпустила, – я знала, что в кино у меня нет шансов. Актрис и так, как собак не резанных.
Он рассмеялся от бессилия: мотивировка ему понравилась, она делала Таганцева исключением из киношной толпы и независимой ото всех: режиссёров, продюсеров и гипотетических поклонников и ещё больше толкало в его объятия. Эдак она меня убедит, что действительно любит меня, подумал он цинично, подозревая её во всех смертных грехах в том числе и в лицемерии, которое он ещё не
