ещё раз, чтобы ты понял суть, которую я тебе открываю со стороны: Камилла с тобой счастлива, счастлива. И я говорю это в настоящем времени, а не в прошедшем. Она ещё не умерла. И не должна она была тебе говорить всю правду, которую ты называл тайной. Не должна. А если и чувствовала, что надвигается что-то страшное, в чём она не была ещё уверена до конца сама, то она выбрала тебя, именно тебя, чтобы дожить свой короткий век с тобой. Вот так. А почему? Одному Богу известно.
- Ясно! Ясно! Только я тоже её полюбил, и по-настоящему. И как я буду жить без неё? Что я буду чувствовать? Горькую утрату? Винить во всём небо и Бога за то, что дали мне столько счастья, а потом отняли всё? У меня итак ком уже вторые сутки стоит здесь, в груди. Как зазвонит телефон, так я сразу: «Камилла! Камилла!»
- Да пойми ты, эгоист и себялюбец, - повышенным тоном сказал Юра, - что больше мучается она. Она впервые испытала человеческое счастье. Радость жизни, забыла о роке, поверила в жизнь. Она-то и уехала подальше от всех, чтобы ей никто и ничто не напоминало об этом. Зажила самостоятельной жизнью. А ты? Да сколько в Андижане у вас с Сергеем перебывало девчат в постелях? Сколько вы бузили и кутили? Вспомни: Марина, Татьяна, Света, Люда, Люба… Продолжить? Это только те, которых я видел, как они выходили из нашего дома. Вспомни, поскольку дней вы пропадали?.. Как ты ездил на Старый новый год к Татьяне в Ташкент. И там у тебя тоже любовь была. Припоминаешь? Казанова! И все – любимые…
- Юра, помоги мне. Останься ещё на пару минут. Надо вытащить картины из-за шкафа на втором этаже. Хочу их сейчас забрать, а в воскресенье показать на заседании поэтам. Она продала, оказывается, копии, а оригиналы оставила. Картины на мои стихи. Всего написано картин на 37 моих произведений.
- Хорошо, только по-быстрому. Я уже опаздываю.
Поднявшись на второй этаж, они вытащили завёрнутые в простыню две картины. Развернули и прислонили их к стене.
- Вот это картины! Камилла – потрясающая художница, - заверил Юра. – Я не видел этих работ, хотя она приглашала всегда нас с женой на выставки. Ах, простить себе не могу. Видишь, я тоже виноват. Всё дела, суета, рутина… Закажи у Тузова рамки, у него станок есть. Я оплачу. И у Алексея Ивановича Баранова, в Доме художников, тоже делают рамы.
Юра посмотрел на Эдгара, он смотрел на картины и плакал. Слёзы тихо стекали одна за другой по его щекам…
- Ладно, ладно, - обнимая Эдгара, успокаивал брат брата. – Может, всё ещё обойдётся.
- Открой комод и вытащи свёрток из левого ящика, - попросил Юру Эдгар, а сам не мог оторвать глаз от картин.
- Вот, - протягивая свёрток Эдгару, сказал Юра.
- Что в нём?
- Деньги.
- Пересчитай!
Юра пересчитал деньги, раскрыл от удивления широко глаза и сказал:
- Восемь тысяч евро! Это большие для тебя деньги. Ах, Камилла, Камилла! Вот такие, как Камилла, и есть настоящая «золотая молодёжь». А то «Дом-2», «Наши»… Что-то о деньгах там в письме было, - заворачивая пакет и передавая его Эдгару, спросил Юра.
Они спустились в мастерскую, Юра хотел снять простыню с картины, которая находилась на мольберте. Но Эдгар остановил его.
- Нельзя! Пока она не разрешит.
- Подчиняюсь. Что будешь делать с машиной? – спросил Юра. – На сиденье лежит дарственная. Эдгар! Она права. Твоя машина опасна, опасна. Вылетит шаровая опора, как это у тебя уже было, и собьёшь человека или вылетишь на встречную полосу… Написала дарственную, а не генеральную доверенность - знаешь, почему? Если человек умирает, то доверенность с этого момента считается недействительной, то есть теряет свою силу. Ну, Камилла.
- Сейчас не до этого. Оставь!
- Понял! Но помни, о чём я тебе говорил. Помни, Эдгар. И, как пишет в письме Камилла, наша Камилла: «И что бы ни случилось, знай, ты – моя единственная любовь!..» Эдгар, эта строка всё объясняет. В ней столько силы! В ней душа Камиллы. Я поехал. И не вздумай глупить. Я тебя знаю.
Юра уехал. Эдгар остался в доме Камиллы. Позвонил Дильнаре. Рассказал о разговоре с Камиллой. Слегка пожурил Дильнару за то, что она всё знала и заставила его страдать и думать чёрт знает о чём.
- Я, Эдгар, может и не права, но хотела, чтобы ты, извини, прочувствовал то, что чувствовала Камилла, когда ты пропадал. Извини. Последние новости я не знала. И хорошо, что позвонил. Я была с ней в аэропорту, когда она дописывала тебе письмо. Надеюсь, ты его прочитал. Потом они с отцом зашли в накопитель – и всё… Будут новости – сообщи. И не обижайся. Прошу тебя.
- Я не обижаюсь. Спасибо тебе за всё.
- Эдгар! Она сильно тебя любит. Камилла скорее ангел, чем человек. Мы все в ней души не чаем и молимся за её выздоровление. До свидания! Всё, о чём написано в письме, я знаю, - добавила Дильнара.
* * *
ЭДГАР ЗАКРЫЛ ДОМ КАМИЛЛЫ и поехал к брату в офис на маршрутном такси № 1. Офис находился в пятиэтажном доме, в полуподвальном помещении, напротив ГИБДД и автоколонны, со стороны аптеки. Эдгар вспомнил, как жил в этом доме 10 лет, когда они всей семьёй строили дом на Развилке, за лесничеством. Только эта маленькая комнатка три метра на четыре находилась теперь с другого торца дома. Арендовал он эту комнату, городские поэты называли её "бункером", у Общества инвалидов. На втором этаже проживали Каминские, младший брат его матери со своей семьёй, куда он иногда заходил пообщаться и поужинать. В этом полуподвальном помещении, где сейчас находится теле-мастерская, он и жил.
- Да, - подумал Эдгар, - за 10 лет, которые я прожил в «бункере», я много написал в нём хороших стихов, эссе, публицистических статей.
Он сел в свою машину, не стал заходить в офис к брату – утром они виделись и о многом поговорили, и Юра был в чём-то прав, так казалось Эдгару в эту минуту. Сидя в машине он вспомнил, что нужно купить бумаги и забрать картридж с заправки, чтобы можно было тиражировать его новый сборник стихов, заехать за картинами, подаренными ему Камиллой. Он включил двигатель и выехал на улицу Ярославского.
В магазине «Всё для компьютеров» напротив администрации города, рядом с магазином «Урал» он купил три пачки бумаги «Снегурочка». Бумагу, на которой они печатали альманах и индивидуальные сборники поэтов, размером А4. Забрал картридж и отвёз всё это к Татьяне Плешаковой, которой не оказалось дома, ибо она была ещё и квартальной и часто ходила на семейные «разборки» или проверяла документы с участковым у тех, на кого жаловались соседи по поводу того, что те нарушают общественный порядок. Он оставил всё это на скамейке во дворе дома, у будки собачонки. Позвонил ей и поехал к себе домой, вернее, в квартиру, которую снимал за 6000 тысяч рублей (однокомнатную квартиру на втором этаже) в доме за Центральной библиотекой.
За светофором его остановили работники ГИБДД.
-Ну, батя, куда едем? Документы в порядке?
Эдгар стал искать в сумке документы.
- А это что у Вас на заднем сиденье? Картины что ли? Это Ваши? Вы художник?
- Нет. Мне их подарили, там надпись есть на каждой картине. Можете удостовериться, они не ворованные, - ответил Эдгар.
- Можно посмотреть? Я когда-то учился в художественной школе. Иногда и сейчас рисую, но больше карандашом.
Пока один сержант проверял документы, другой смотрел картины.
- Да. Это работа профессионала, - восторженно сказал второй автоинспектор. – А это что? Ангелы что ли?
- Да, - подтвердил Эдгар. – Ангелы. Картины написаны на сюжеты моих поэтических работ, то есть стихотворений.
- Как интересно, - продолжал инспектор. – А на этой картине что? Называется «Сон поэта, или Призрак».
- Вот видите, поэт спит. За ним пришла смерть. Вот она с косой, а это Призрак, который не позволяет смерти совершить своё дело. И она отступает…
- Красивые картины, но я не знал, что художники стали писать картины на сюжеты поэтических произведений. Значит, Вы – поэт, написали стихи, а художник – картины. Кстати, это наш художник? Городской? И сколько они стоят?..
- А мы сейчас сверим по документам. Может, они ворованные, - засомневался первый инспектор. – А то слышишь, то там, то там, что, мол, похищены произведения великих художников из музеев, из личных собраний…
- Смею вас заверить, сержант, - ответил Эдгар, - что в Горячем Ключе, а может, даже и на Кубани, картин, как вы называете, мировых шедевров, нет. Возможно, современные художники что-то сейчас пишут, но шедеврами их сделает время.
Эдгар перевернул картины и сказал инспектору, держащему в руках его документы: «Сверяйте!»
- Так. «Любимому моему Эдгару Загорскому от Камиллы. С любовью!»
На второй картине была такая же надпись. Инспектор прочитал её и спросил:
- Так это девушка рисовала? Молодец! Как ангелы выписаны! Я знаком с местным художником Мартыновым. Иногда захожу к нему в мастерскую на улице Урусова. Да и на День города хожу посмотреть на картины наших художников.
- Я тоже с ним знаком, - пояснил Эдгар.
- Ну, документы в порядке. Картины Ваши. Можете ехать. Счастливо! – козырнул инспектор, почти разбирающийся в живописи.
* * *
ЭДГАР НЕ СТАЛ РАЗДЕВАТЬСЯ, ибо устал за эти последние дни, и, как говорится, упал прямо на кровать. Положил рядом телефон. Хотел заснуть, но не мог. Ворочался, переворачивался…
Встал, закрыл окно, чтобы было тише в комнате, лёг на спину, уставился в потолок и думал: «Нужно завтра привести двор Камиллы в порядок. Осень намела листьев. Надо их убрать…»
Раздался звонок:
- Кто это? Камилла! Господи! Это ты, любовь моя?!
- Да, милый. Мы с папой завтра прилетаем в Москву. Я уже выздоровела. Со мной всё в порядке. А вечером мы встретимся. В аэропорту в Москве, в десять часов вечера нас встретят его друзья, и мы с ним прилетим в Краснодар. Нас будет ждать машина, она привезёт нас в Горячий Ключ. Жди меня в нашем доме. Я так соскучилась! Я так люблю тебя! Больше мы не расстанемся никогда! Мы поженимся. У нас будут дети – девочка и мальчик. Мы будем ездить на море, все вместе. Ты продолжишь писать стихи, на сюжеты которых я напишу новые картины. Ты говорил: «Нет спасения вне лона искусства!» Ты прав, мы ещё напишем много картин и стихов, но только с тобой, любимый. И не заставляй больше меня страдать. Не выпадай из моей жизни ни на час, ни на минуту, ибо мои страхи приходят тогда, когда тебя нет рядом, особенно по ночам. Я повезу тебя в мой город Магадан. Ты увидишь, какая там природа. И Эллина Савченко описала эту неповторимую природу в своих стихах. Она сделала это так правдиво. И ты увидишь всё это. У нас всё впереди. Я буду, как и прежде, ходить на ваши заседания ЛИТО, на ваши праздники. Я так подружилась с вашими авторами, они такие душевные, добрые люди. Ты будешь ездить со мной на мои выставки в Москву, Петербург, Сочи, Краснодар. У нас всё впереди! Мой милый!
- Камилла! Камилла! Говори, не пропадай. Куда ты уходишь?
И Камилла, вся в белом, словно в свадебном платье, стала отдаляться, отдаляться... Вот её почти не видно, только звучат строки из стихотворения Эдгара «Мы будем вечны – ты и я…»
- Камилла! Камилла!
Сквозь сон Эдгар слышал, как звонит телефон, но у него не было сил подняться и взять трубку, он ещё не проснулся, он был под впечатлением слов Камиллы: «Я выздоровела! Мы завтра прилетаем. До встречи, любимый!»
Но телефон звонил и звонил, «вытаскивая» его из сна. Наконец Эдгар открыл глаза и понял, что это был всего лишь сон. И Камилла не
