Терентия, чтобы по мимике его лица раньше всех обнаружить для себя ответ на этот вопрос. – Она самая! – оттуда разил всех наповал такой ответ.
И вот же, бл*ь, сердце прямо в пропасть внутреннего дна упало при виде на лице Терентия ответа на этот свой вопрос. И домочадцы Терентия, ещё в достаточной мере не осознавая, что эта новая для них реальность на ближайшее, хрен знает сколько время, несёт в себе, начинают в чём-то наивно, а в чём-то рефлекторно за себя пугаться и так переживать, как никогда до этого не думали расстраиваться. Где, к примеру, Прасковья в себе хлопотно осела, в край обескураженная происходящим сейчас с собой, где её вынуждают высказаться по актуальному поводу, тогда как раньше и всегда без этого принуждения была всегда готова высказаться. А это как-то сложно для неё понять и воспринять, вводя в состояние когнитивного диссонанса.
– И теперь что, всё время правду говорить? И даже самой себе? И даже перед зеркалом, наедине с самой собой? – аж в лице побледнела подохреневшая Прасковья от такого откровения и ошеломления, ставшими следствием открытия Прасковьей значения всего того, что под собой несёт и подразумевает этот эликсир правды, и боже ты мой, поди что и честности. – Так я что, должна теперь быть честна с самой собой. И всё как есть, ничего не утаивая себе, прямо в глаза и открыто говорить: какая я дура, раз такое значение придаю внешней красоте, всем при этом демонстрируя, что меня это совершенно не волнует. – А вот и первый приступ истерики и «чеснока» с самой собой Прасковьи, начавшей в себе теряться и уменьшаться в своём внешнем значении, сползая ногами по полу под стол.
Где её вдруг останавливает только что пришедшая мысль: «А что насчёт моих знакомых?!», и всё это на полпути к той самой точке опоры для приземлённых личностей. А вот люди, живущие в своём пренебрежении к мирским заботам, эти новые неоконы–философы, к которым был ещё недавно и когда-то близок Терентий Морозов, не просто так наживавший свои капиталы на неспособности человека рассуждать рационально и категориями глобального мировоззрения, а всё это делалось для одной лишь цели – достижения осознания полной свободы, на подобие буддийской мокши, совершенно на другие жизненные принципы опираются. А именно на свою беспринципность и не следование никаким установленным правилам и законам, того же всемирного тяготения. Ведь тогда ты действуешь по чьей-то указке, в рамках ограничений и подчинении чьей-то чужой воли. А вот если ты сам устанавливаешь все эти жизненные правила, то только тогда ты можешь считать себя свободным человеком.
И первое, что бросается в глаза при виде этих волевых в первую очередь людей, так это их особое отношение с законами всемирного притяжения и тяготения, так называемой гравитации. Их практически ничего на этой бренной земле не держит и не сдерживает, и они от любого сдерживающего и удерживающего их на месте препятствия и фактора безусловности могут легко отмахнуться, сменив в один момент место своего жительства и родину. – Тьфу на всех вас! Я человек без родины, веры и совести. Я космополит по своему единобожию.
– Мне им тоже что ли всю правду, то есть мою честность в глаза говорить? – Вопросила вновь себя Прасковья, и на вскидку памяти представила поочерёдно всех своих знакомых, с кем она до сегодняшнего дня (что касается завтра, то что-то она теперь не слишком уверена в этом) имела общественные и публичные отношения. И что только сейчас осознала и поняла Прасковья, так это то, что она со всеми своими знакомыми и даже друзьями общается в вот таком своём мысленном представлении всегда так, как они того заслуживают своим поведением и жизненными характеристиками (то есть честно). Прасковья, как и всякий другой человек действует от реакции человека, а когда она сама задаёт тон общению и отношениям, то... Это тоже реакция на свои внутренние потребности и интуитивные ощущения в сторону того или иного человека, на чей счёт по его внешнему виду и по проскальзывающим в его поведении характеристикам формируется своё мнение. Чего никогда нельзя добиться при прямом общении.
– А если я с ними буду честна, как сейчас, без всего этого умалчивания в них того, что называется ничего человеческому уму и его отдыху от себя не чуждо, то сможем ли мы и дальше продолжать наше знакомство и общение? – Прасковья задалась новым вопросом, представив, а точнее с моделировав одну такую ситуацию с кругом своего основного общения. Где их разношёрстная компания численностью ровно семь человек, была бы собрана на одной из вечеринок прямо в одной из комнат для дружеского общения и для того, чтобы чем-то себя эдаким занять. Чего как раз и нужно было Прасковье, решившей этим моментом воспользоваться и в игровой манере выяснить для себя, как будет работать эта её новая концепция систематизации своей жизни.
Здесь крайне необходима пояснительная ремарка, поясняющаяся почему был сделан такой акцент на таком численном составе этой дружеской для Прасковьи компании. А дело в том, и это есть природный фактор сути женского представительства в лице Прасковьи, что она мерила мир недельным шаблоном, являющимся для неё фигуральным горизонтом планирования и разметки жизни, исходя из которого она и с собой определялась, как на всё это реагировать (если сегодня понедельник, то у неё забот полон рот, а вот если воскресенье, то сами понимаете, надо готовиться к понедельнику; итак каждый день без всякого отдыха) и попутно к этому она несколько поступала самонадеянно к своим товарищам из этой компании, каждого из них соотнеся к одному из дней своей жизни.
А узнай каждый из них об этом, то каждый бы захотел быть для Прасковьи Пятницей (тебя всю рабочую неделю ждут нетерпеливо, окунаясь в этот день с головой, часто с неразумной), а не Средой, как многие подозревают в себе середнячка и статиста, без особого насчёт себя выделения. И уж точно не Понедельником, – это уж вы меня увольте, значит, собираетесь на мне вывозить все свои проблемы, а как только я для вас всё решу, то вы со спокойной душой и без всякой благодарности в мою сторону, – спасибо не считается, – пойдёте отдыхать и развлекаться с Пятницей, – кто будет видеть и чувствовать себя используемым. Что касается Вторника, на чей счёт нет точной ясности, и он скорее является переходным периодом, то с этим своим назначением на не ясные в будущем и сейчас перспективы, согласится разве что тот, кто звёзд с неба не хватает и он принимает свою данность.
Дальше, после, ни рыба, ни мясо Среды идёт многообещающий и интригующий Четверг, который чем-то загадочен и к которому всегда много вопросов. И за Четверг, пожалуй, захотят побороться, как за Пятницу, Субботу и... С Воскресеньем вопрос не так однозначен для людей практического и рационального склада ума, всегда видящих чуть дальше того, что есть. И они уж точно видят за воскресеньем понедельник, и такая их близость не может свободолюбивого человека не удручить этой ожидаемой заботой.
Ну а как и по какому личному принципу Прасковья больше про себя распределяла эти имена среди своих знакомых, то тут вопросы личного и личностного пристрастия к ней и не к кому бы то другому. Что возможно, а возможно нет выяснится по степени её углубления в модуляцию своих мыслей.
– А теперь предлагаю сыграть в одну интересную игру, под названием «Правда или действие». – Подловив всех вокруг людей на разговорной паузе, Прасковья закидывает эту наживку для расслабленного и скучающего разума людей. И они однозначно и ожидаемо Прасковьей реагируют на самую действенную наживку в виде любопытства и желания подёргать свои нервы.
– И что это за игра? – немедленно задаётся риторическим вопросом, честно, если сказать, а так только теперь и будет говорится Прасковьей, то слишком гиперактивный и выскочка Френсис Факт Феррари, у кого и имя не настоящее, а есть факт его подражания кому-то более основательному и блестящему (во как уже попёрло Прасковью на честность и откровенность), а вот кто он по недельному шаблону для Прасковьи, то это достаточно интересный вопрос (уж точно не Понедельник и не...Да хрен знает он кто! Неужто Четверг?! Почти как по Честертону). И тут же он сам и даёт ответ на этот вопрос в своей умозаключительной манере, исключающей другие варианты осмысления того, что есть и все тут видят.
– Не та ли самая игра из кино, которая при любом варианте выбора приводит к аннигиляции игрока? – И вот что поделать с этим Френсисом, сразу для всех тут навязавшим свои выводы.
И только одна Прасковья может оспорить Френсиса. И не только потому, что она с моделировала всю эту ситуацию и сама сделала этого игровое предложение, а хотя бы потому, что она самая язвительная и изобретательная на твою выволочку из всей компании стерва. А вот эта честность Прасковьи по отношению к самой себе ставит её, не то чтобы в неловкое положение перед самой собой, а в непонятную для её рассудка растерянность. – И что, мне этому открытию радоваться или как?! – уже в который раз за это короткое время задалась к себе вопросом Прасковья, и тяжело вздохнула в качестве ответа на этот свой вопрос, догадываясь, как ей теперь будет сложно уживаться с этим новым для себя открывшимся качеством души.
– Намекаешь на фатальность человеческого выбора. Где он по своей сути не делает выбор, а он выбирает для себя лишь свой путь, ведущий к той самой цели, которую для него наметила его судьба? – если честно, но в другой уже степени значения, то Прасковья приструнила норов Френсиса изящно и для него вполне достойно. И Френсису только и остаётся, как согласиться с таким глубокомысленным выводом Прасковьи насчёт своих умственных качеств и способностей.
– Я же хочу внести небольшие правки в эту игру, – может пора бы и нам показать судьбе, что мы не только пешки в её играх с нами, – сменив мысленную нагрузку на каждое из этих предложений. Где предполагаемая убийственность правды не ставит нас в зависимость от неё, а только мы её определяем. Ну а действие, это всегда есть следствие этой всеми ожидаемой правды, ради озвучивания которой и затевалась вся эта игра судьбой. Итогом которой должна стать правда нашей жизни – мы против тебя уже не ничто. – На этом месте Прасковья делает паузу, дав возможность всей компании вздохнуть и переварить вместе с пивом ею сказанное.
И как только она посчитала, что этого мгновения достаточно, она, как-то очень неожиданно это произошло, подскочив на ноги, и встав ко всем лицом, ко всем и к каждому по отдельности обращается:
– Ну как, дерзнём?
И что тут с ней поделаешь, умеет она подловить и одновременно взбудоражить на неразумные и как все потом уже знают, будут они обо всём этом жалеть, решения самого беспорядочного и им несвойственного характера, лезя, если не в петлю сразу головой, то в омут уж точно. И вся компания вслед за ней подрывается на ноги, и себя подбадривая и настраивая на сумасшествие и сумасбродство дальнейших действий, орёт:
– Дерзнём!!
Ну а пока все находятся в таком приподнятом состоянии и накале мыслей, Прасковья, пресекая любую возможность на возврат и обратный отчёт, сразу же ловит на вопросе правды и честности всё того же Френсиса, раз он ближе к
