задания делает добросовестно. Любит трудные вопросы, над которыми надо подумать, предлагает интересные примеры…
Учительница начала рассказывать, но Вера её почти не слушала: ещё до звонка она увидела, как её сын и одноклассница, с жалобой на которую он позвонил матери, уселись на пол и стали мирно рассматривать что-то в телефоне девочки. Сцена умилила женщину, и она даже удивилась своему недавнему озлоблению. Более того, решила сделать что-нибудь хорошее для школы, которую и сама когда-то закончила. Возможность появилась на первом этаже, в фойе.
- Ну, ты даёшь! – обратился к Вере школьный рабочий Миша. – Сквозонула мимо, как ракета! Вообще-то, у нас пропускной режим! Надо было подойти, записаться!..
- А то вы меня не знаете! Вот посмотрела, чем дети на переменах занимаются. Надо запретить им носить телефоны в школу. Не бегают, не играют. Ещё и зрение портят. Я своему сказала: до четырнадцати лет даже не проси, не куплю.
- Я с тобой согласен. Они ещё и теряют свои телефоны. Потом претензии к нам. Учителя предлагали запретить. На родительском собрании. Родители были против. А детвора каждую перемену лезет в будку: скачивают игры.
Вера постеснялась продолжать разговор: на собрание, где обсуждались
66
телефоны, как и на все другие, она не приходила. Зато вспомнила, что у неё иногда побаливает в боку и повернула к ФАПу.
Старенькое здание с недавно беленными стенами и давно не крашенными окнами и фронтоном чердака представляло собой реальное доказательство явления реинкарнации: несколько лет назад нынешний ФАП был почтой, до этого – ветеринарным пунктом, ещё ранее - жилым домом, а в промежутках между принятием новых функций небольшой деревянный домик стоял в запустении, иногда по несколько лет. Ради исполнения обязанностей медицинского учреждения местная санитарка привела строение в более-менее приличное состояние, однако не в её силах было провести водопровод, и потому воду носили руками, и канализацию, отчего грязную воду выносили также вручную. Зимой топили печь, зато летом было прохладно, как и во всяком доме, построенном из бруса. Главным же недостатком владимирского ФАПа, который, впрочем, некоторые считали визитной карточкой, была постоянно скрипевшая входная дверь. Её многократно смазывали, даже снимали, мазали солидолом и вешали обратно, но дверь проявляла редкое упорство: скрипела, когда входили, когда выходили и даже когда на улице поднимался сильный ветер.
Так и сейчас: дверь скрипнула, Вера вошла. С десяток больных, все старшего возраста, повернули на неё лица.
- Ого, сколько вас! – удивилась женщина.
- Это што! С утра в три раза больше було! Уже рассосались! Сидай рядом!
Соседка, баба Таня Полякова, краснолицая, грузная, показала на свободный стул. Вера с кем поздоровалась, кому кивнула и удивилась, что некоторых стариков не видела уже много лет.
- А шо ты хотела?! Наша красавица только раз в неделю приезжает, ото и собрались!..
- Знаю, она одна на три деревни.
- Шо творится-то, шо творится!..
Было понятно, что собравшиеся в маленькой прихожей больные уже обсудили всё, что можно, и теперь скучали. Вера же никак не могла решить, остаться ей или уйти: с такой большой очередью и с таким пожилым народом на приём попадёшь только часа через два. К тому же бок сегодня болеть не
67
хотел, а надо будет подробно изложить жалобы. Так что на вопрос сидевшей напротив тётки Гусевой, что болит, она неопределённо отмахнулась рукой, что могло означать и «ерунда», и «уже не помогут».
- А что творится? – спросила Вера бабу Таню.
- А жара яка стоить! Люди, слышь ты, уже в погреба начали ховаться от жары! А тут ще пидемия якась новая наступаеть! Слыхала?!
- Нет. Что за эпидемия?
- А хто её разумиет! Хворать будем вси: и старики, и молодые!
Вера посмотрела вокруг – некоторые согласно закивали. Похоже, здесь с эпидемией уже всё было решено, и возражать не имело смысла. Но надо было поддержать разговор.
- Да, может, до нас не дойдёт…
- Не дойдёт?! А чоловик твой де, на стройке?! Не вин, так другой хто завезуть заразу у сило!
- Надо готовиться, - торжественным тоном объявила тётка Гусева.
- Приготовишься тут, - возразила ей из угла Ольга Сергеевна, бывший совхозный бухгалтер, теперь пенсионерка. – У меня двоюродный брат в нашем городе хотел привезти батюшку к тёще. Она у него верующая. Онкология. Лежачая уже, наверное, с год. Володя и Таня за ней ухаживали. А тут вдруг почувствовала, что стало хуже, попросила: привези отца Димитрия, пусть исповедует и что там ещё. В общем, приготовит, как ты говоришь. Поехал. А батюшка сидит у компьютера.
- Де?! – не поняла баба Таня.
- У компьютера!
- А!
- Оказывается, у них, у священников, тоже какие-то свои отчёты. Сидит и сидит, не может оторваться. Не дают. Тут Володе жена звонит: уже не надо.
- Померла?!
- Померла тёща. А тут и батюшка выходит к нему, Володя не удержался,
68
упрекнул. Тёща-то верующая, для неё это было важно.
- Всим важно…
- Ну да. Отец Димитрий извинился, конечно, и говорит: отчитывался перед своим начальством. А сам жалуется: мол, каждый месяц должен туда, выше, перечислять по восемьдесят тысяч рублей. А где их взять? По воскресеньям придёт в церковь человек тридцать – и то хорошо. В праздники чуть больше. А на содержание церкви, да семьи, да какие-никакие деньги помощникам, по ремонту, на бензин и прочее, по его подсчётам, нужно двести пятьдесят тысяч ежемесячно. Вот так. И на нём ещё пять деревенских общин, считая нашу церквушку, за которой Анна Цымбалюк присматривает… Ну, Володя много ещё чего рассказывал, что ему батюшка говорил в сердцах, я всё не запомнила… Конечно, на свечках много не наторгуешь…
- На крестинах ещё, - возразила Гусева, недовольная, что её опровергли такими вескими аргументами.
Не получилось:
- Что тебе те крестины? Чтоб крестить, надо сначала родить. А много сейчас рожают? Племяннице вон под сорок, первого собралась родить. А у нас в селе? Скоро и школа, и детсад опустеют.
Гусева окончательно обиделась и отвернулась, перебирая что-то в пакете. Только баба Таня продолжала вздыхать: «Грехи наши, грехи…», да из кабинета фельдшера доносились два громких голоса – Анны Ильиничны и мужской, который Вера узнала, едва ступив на порог ФАПа. Вскоре этот шумный голос, хорошо знакомый всей деревне, вышел вместе со своим обладателем в коридор:
- До свиданья, до свиданья! Я всё понял! Ты, главное, Ильинична, сама не болей, а мы тут как-нибудь! Верно, женщины?!
- Ну что, вылечили тебя, Николай? Или министру напишешь?
Коробьёв Николай Валентинович, известный в селе как борец за правду, сначала осторожно прикрыл дверь за вошедшей в кабинет Ольгой Сергеевной, потом повернулся и ответил, стараясь говорить негромко:
- У нас не вылечивают, у нас утешают. Или обнадёживают, если хорошо себя ведёшь. А что, женщины, телевизор смотрите? Какие сегодня новости?
69
- Да какие? – ответили ему несколько голосов. – На Украине всё плохо. В Америке тоже плохо.
- Ну, а у нас, в Расее, как?
- Так про Россию не говорят… Может, скрывают что? Напиши в Москву.
Вере тоже захотелось подразнить местного чудака, и она прибавила свою фразу к хору шутников:
- Напиши, дядь Коль!
Коробьёв сменил тон на серьёзный:
- Ежели никуда не писать, власть забудет, что у неё есть народ. Вон озеро наше совсем перегородили домиками, а вы молчите.
- На что тебе то озеро? Ты же не купаешься.
- Я не купаюсь, а наша детвора теперь плещется в речушке, где по колено. А мы в детстве и купались на озере, и рыбачили. Палатки ставили, ночевали. Чем же наши дети-внуки хуже? Отдали всё чужакам и улыбаетесь сидите…
Коробьёв пошёл к выходу, и только баба Таня возразила вслед:
- Щё мы можем? Всэ погано…
… Когда Вера, наконец, после всех стариков зашла в кабинет Анны Ильиничны, то удивилась изменениям в интерьере, о которых ещё не знала: весь левый угол занял старый шкаф без дверок, заставленный коробочками, баночками и тюбиками.
- Это теперь наша аптека, - ответила на удивлённый взгляд фельдшер.
- Это – аптека? – Вера едва сдержалась, чтоб не расхохотаться: она вспомнила старую аптеку, небольшое, уютное, синего цвета здание в центре села, которое потом закрыли и разобрали.- Теперь такая, значит?..
Вере нравилась процедура приёма у врачей или здесь, в селе, у своего фельдшера. Никто и нигде так не интересовался её жизнью и текущим состоянием, даже муж, дети или родители, которые жили здесь же, на соседней от её дома улице. Анна Ильинична заполнила несколько бумаг, предложила Вере подписать их, при этом медленно, с расстановкой объясняя
70
значение каждой. Только Вера всё пропускала мимо ушей, уверенная, что свой фельдшер плохого не предложит. Ильиничне позвонили. Она несколько раз повторила кому-то непонятливому о плане прививок и посещениях на дому. На её «всё отправила» в трубке продолжали недоверчиво стрекотать, и приходилось снова и снова убеждать и пояснять, что всё сделано и всё нормально.
- Надоедают?.. – сочувственно спросила Вера, когда фельдшер отложила телефон.
- Не дают спокойно работать. Извините. Давайте градусник, и измерим давление.
Едва Вера узнала, что, несмотря на больной бок, давление у неё в норме, Ильиничне снова позвонили. Сначала она глянула, кто вызывает, после этого извинилась и взяла трубку. Через минуту постороннего разговора Вера поняла, что их фельдшеру звонят исключительно тупые люди: цифры по диспансеризации пришлось повторить несколько раз, убеждая при этом, что все отчёты, в том числе для ОМСа, давно отправлены. Впрочем, Вера была довольна, что её так долго принимают. Как настоящую больную. Хитрый бок по-прежнему не хотел о себе напоминать, а ведь на него необходимо было подробно и убедительно пожаловаться, чтоб не отвертелся.
Наконец, приступили к Вериному самочувствию.
- То болит, зараза, то не болит. И такой, гад, хитрый: как что делать – разболится. После обеда работы поменьше, можно отдохнуть – и он будто отдыхает. Даже забываю, с какой стороны ныло. Специально он что ли…
Ильинична предложила лечь на кушетку, и снова кто-то ей позвонил. С трубкой под ухом она приступила к осмотру.
- Здесь болит?.. У меня тридцать шесть часов курсов!.. Что?!. Я не вам. А здесь, выше?.. Да не выше, а тридцать шесть!.. Сколько?!. Вебинары?!. Я из-за этих вебинаров не могу приём вести и делать прививки!.. Да, согласна: учиться надо всю жизнь, но работать тоже иногда надо!..
- Месяца два уже сильно побаливает…
- Два?.. Сколько ещё часов набрать?!. А у меня, помимо работы, ещё семья и хозяйство! При зарплате в двадцать тысяч приходится держать!
71
- Я понимаю. Так что, мне к хирургу ехать? Может, мазь какую?..
- Хорошо, я поняла!.. А здесь не болит при надавливании?.. Я говорю: поняла!.. А так, при постукивании?.. Да не собираюсь я вам жаловаться: у меня пациент!
- Я ж говорила: болит, собака, когда ему захочется. А сейчас, как назло, затаился…
- Хорошо, можете вставать… Да я не вам! Я всё поняла: буду искать какие-нибудь свежие курсы! Всё!
Вера стала обуваться, а в дверь заглянула санитарка.
- Анна Ильинична, ты знаешь, что Борисовы вызывали скорую своему дедушке?
- И что там?
- Тебе не дозвонились, позвонили мне. У нас же лесовозы разбили дорогу, они поехали вокруг да ещё
