и новая власть устроила народу голод и лишения, равные тем, какие были во время войны с фашизмом, люди обратились к Богу. Не все, конечно. А только те, кому не досталось куска при растаскивании советского пирога.
Семён вспомнил, как хорошо жил совхоз в последние брежневские годы. Приезжали автолавки с дефицитными товарами, и им, руководителям,
24
перепадало больше других; зарплаты стали такими, что накопили и слетали один раз всей семьёй к Чёрному морю; появилась очередь на автомобили. Правда, до него с Анной не дошла, но имелся служебный УАЗик. Вдвое расширили ферму, построили новую контору, два десятка жилых домов, почту… И вдруг всё разрушили и разворовали. Ничего не осталось. Теперь и в жилье нет необходимости: в деревне восемнадцать брошенных домов, хозяева которых или уехали в города, или померли, а наследники не могут продать – некому… Зачем так сделали? Зачем уничтожили то, что худо-бедно функционировало?.. Конечно, двести пятьдесят человек, которые работали в совхозе, - это многовато. Сейчас вся земля распахивается, а занимаются ею десятка три человек, которые здесь и не живут. Работают наездами. Зато прежде никто из деревенских не уезжал на заработки за тридевять земель, не бросал семью…
Анна вон шепчет беспрерывно «слава Богу» да «слава Богу». Пока жили сносно, Богу спасибо не говорили, а как прижало, сразу стали просить милости. А заодно здоровья, денег, квартир…
- …Что, вымолила у Христа, чтоб прибавил нам пенсию?.. От властей-то не дождёшься… - сказал Семён с усмешкой жене, которая закончила молитвы и тихо подошла к нему, сомневаясь: спит – не спит.
- Пенсии люди придумали, - ответила та. – Сами понапридумывали чего-то, а потом до Бога: разбирай.
- Мог бы и пожалеть нас, стариков…
- Не богохульствуй. Особливо в храме. Он нас жалеет. А по молитве – просительной – даёт. Но как жить да зарплаты, пенсии – то придумали люди. Так не надо Его попрекать в наших придумках. Сами ушли от Него, а теперь требуем вмешиваться. Сначала надо возвратиться… Сегодня такой большой праздник, а кто вспомнил?.. Вот нелепость: винить Бога в своих несчастьях, а подчиняться сатане. Прости, Господи… Кому служишь, от того и получаешь…
- Ладно, потопали домой. Просто ещё недавно, когда кончались пенсии, мы жили без денег три-четыре дня, а в этом году уже по неделе на подножном корме, пока следующие подойдут…
- Сын предлагал помощь…
25
- Пусть сначала за ипотеку расплатится. Сами, небось, на нашей картошке живут…
Цымбалюки потушили всё, что горело, старательно заперли церковь и потихоньку двинулись к себе. Ночь стояла непроглядно тёмной, но и умиротворённо тихой. Подходя к своему дому, супруги услышали, как у соседки Зинки шумит очередная попойка, хоть час был уже не поздний, а ранний, а потом едва не наткнулись в темени на двух пьяниц, которых не сразу узнали. Семён и Анна уже подходили к калитке, когда неожиданно на село хлынул ливень. Они успели взойти на крыльцо, а вот Зинкины гости, которые начали расходиться следом за парочкой хитрецов, промокли насквозь. Не повезло и самим хитрецам: сил у них хватило добраться только до лавочки, той самой, с которой началось сватовство. Там они и уснули. Мокрых, но живых обнаружила утром Колина жена, выгонявшая корову в стадо.
***
Соцработница Надя Сивер тоже рано вышла из своего двора. Управляться по хозяйству ей надобности не было: корову сдала сразу, как умер муж, свиней держать тоже перестала. Однако в этот день у неё планировались такие важные дела, что приступать к ним требовалось еще до начала рабочего времени. Во дворе и снаружи, у калитки, - всюду стояла большая вода, следствие ночного ливня. Канавы шумели потоками, собирая отовсюду тысячи маленьких ручейков.
- Что, потоп? – сказала Надя собаке, которая забралась на будку. – Надеюсь, тёть Аня там не утонула…
Она вывела велосипед на дорогу и поехала по направлению к центру села. Через десяток домов остановилась у двора с плотным, выкрашенным тёмно-зелёной краской забором. Съезд от улицы к воротам был засыпан щебнем и стоял сухим, и Надя доехала до самой калитки. Когда-то справа от неё, на уровне лица, находился электрический звонок, но кто-то разбил его, и женщине пришлось обращаться к собаке.
Говорят, домашним животным часто передаётся характер их хозяев. Действительно, старый пёс Цымбалюков походил на людей, которых охранял. И не только возрастом, но и добрым нравом. Поэтому на Надину просьбу позвать кого-нибудь при помощи лая он ответил только
26
миролюбивым движением хвоста.
- Тьфу на тебя! Собакой называется! – раздражённо упрекнула Надя и стала кричать.
Вместо «тёть Ани» вышел Семён Петрович и строго шикнул на хвостатого сторожа, который решился-таки подать голос.
Поздоровались. Надя извинилась за ранний визит.
- А мы ещё и не ложились: в церковь ходили. День начался – и спать не хочется. То то надо, то это… - старик распахнул калитку, впустил гостью во двор.
- Я вот по какому делу. Нашему селу исполняется сто двадцать пять лет, и мы решили торжественно отметить юбилей.
- Сто двадцать пять?.. Это серьёзно. Давно никаких праздников не проводилось…
- Вот именно. Совхоз исчез, вслед за ним и всё остальное, кроме магазина. Да школы. Народ разъезжается или вымирает. А ведь в прежние годы и день сельхозработника отмечали, и Масленицу. Теперь люди совсем скисли, будто конец света. Вот мы и хотим встряхнуть деревню, чтоб вспомнили, что у нас есть, чем гордиться. Чтоб порядок навели под дворами. Чтоб в кои веки собрались все вместе. Тем более в школе есть большой актовый зал.
- Дело хорошее, полезное. А к нам-то зачем пришла? У меня под двором и во дворе образцовый порядок, хоть сегодня юбилей отмечай…
- У вас – да. У вас всегда порядок. Но я не за этим. Мы, так сказать, активная группа людей, хотим сделать фильм о селе. Показать прошлое через фотографии. Показать что-то хорошее, что есть сейчас. А главное – взять интервью у людей, которые помнят деревню, какой она была сорок-пятьдесят лет назад. Всё это покажем на юбилее. Молодым, особенно детям, это будет очень интересно.
- Возможно. Раньше у нас жизнь бурлила… Так ты хочешь, чтоб я что-то рассказал?
- Вы и тёть Аня. Вы в совхозе и бригадиром работали, и на других должностях. Ваша жена – знаменитая доярка. Награждена орденом.
27
- Не знаю, захочет ли она… Это ж вспоминать надо…
- Ничего трудного. Я задам вопросы, а вы на них коротко ответите. На пять минут ведь наговорите?.. Больше и не надо.
… Через четверть часа Надя и чета Цымбалюков, переодевшаяся в праздничное, сидели в гостиной комнате стариков и готовились к интервью. Все были сосредоточены, напряжены, говорили тихо, будто в телестудии. Наконец, Надя правильно установила видеокамеру и приступила к делу.
- Анна Фёдоровна, каким было наше село во времена вашей молодости, начала трудовой деятельности?
- Каким?.. – старушка встрепенулась, как будто задела что-то. – Красивым было. Асфальта тогда ещё не положили, а всё равно красивым. У всех цветники под дворами. Клуб всем народом белили-красили. Всё добровольно, никого не заставляли. Для себя… Работали дружно…с песнями…
- Вы много лет проработали в совхозе дояркой, имеете награды. Тяжело было работать? Доили вручную?
- Сначала вручную, потом поставили аппараты… А тяжело ли?.. Конечно. У каждой доярки группа коров по тридцать-тридцать пять голов. Три раза надо выдоить… Молоко сами возили сдавать. Сами корма запаривали. Помогали скотнику возить и раздавать силос… Механизации поначалу никакой не было. Но никто не жаловался… На дойку едем – песни спиваем. Везде пели… Радовались жизни. А сейчас?... Село будто мёртвое. Людей видишь, только когда похороны… Дети наши в городах, так видимся с ними да с внуками раз в полгода. Нам съездить – пенсии мало, на уголь всё лето откладываем. У них тоже заработки маленькие, а расходы – городские, не то, что у нас… И лекарства страшно дорогие. А помогают не всегда, потому как износили себя работой, не жалели. Вот теперь и терпишь… Иной раз ночь не спишь, так всё ломит…
Семён Петрович слушал жену, которая продолжала говорить несмотря на то, что Надя выключила камеру, и удивлялся: она как будто сожалеет о тех очень давних временах, когда целыми днями не разгибалась: на дойке под коровами, дома – на огороде. Когда-то они сами держали двух коров, и ему изредка приходилось подменять супругу в доении, но легче было скосить
28
ручной косой гектар травы или сполоть пол-огорода, чем подоить Зорьку и Лыску, особенно в начале лета, когда больше всего молока. Так это две коровы, а в совхозе - три десятка. Когда впервые начали устанавливать доильные аппараты «Волга», доярки ещё и не хотели переходить на них: мол, коровы уменьшат удои, или вообще молоко пропадёт. Анна тоже возмущалась: пять аппаратов каждый день по три раза разобрать, помыть, резиночки все правильно вставить… Потом, конечно, привыкли, оценили новшество… И тут Семёну ни с того ни сего вдруг вспомнилось: дед, отец отца, который, ослабев, стал жить с ними, часто втолковывал ему, внуку, как их семья хорошо жила до колхозов, сколько имела разного скота, земли, как работала только на себя. Мальчишка, воспитываемый Советской властью, дедушку не понимал и даже спорил, приводя аргументы из учебников истории. Старик обзывал внука «молодым дурнем» и переходил на вздохи – о своём прошлом.
***
«После 3-го съезда Советов района (февраль 1929 г.) в сёлах, где большинство составляли середняки, начались выступления против коллективизации, вплоть до убийств активистов (во Владимировке – комсомольца Литвиненко Ивана). Селяне бойкотировали хлебозаготовки, забили до 50% домашнего скота, чтобы не отдавать в колхозы и коммуны.
Во Владимировке весной 1930 года был образован колхоз имени Ленина. Первоначально вступили 80 семей. В 1931 г. в колхозе появились два трактора. Раскулачено и выслано 12 семей».
***
- Теперь вы, дядь Семён, - прервала Надя воспоминания старика. – Садитесь на этот же стул. Как будете готовы, скажете. Вопросы те же.
- Что я могу вспомнить такого интересного? Ты ж сама совхозную жизнь должна помнить. Разница только в том, что с каждым годом присылали больше всякой техники. Даже легковые УАЗики имелись. И всё растащили, всё на металлолом ушло в Китай да Корею: грузовики, тракторы, комбайны, станки из мастерских, пилорама… Всё. Раскулачили сами себя.
- Это было недавно, на моей памяти. А мы говорим о прошлом… Готовы?.. Семён Петрович, вы прожили долгую и интересную жизнь, в совхозе были одним из руководителей. Когда наше село выглядело более
29
привлекательным, красивым?
- Никогда.
- Как так?
- А вот так. Никогда. Я школу заканчивал в шестидесятые – беднота, ручной труд. Если кто купит мотоцикл, значит, богач, куркуль. Потом что-то стало появляться в магазинах, зарплаты подросли, улицы заасфальтировали. Жить стали богаче, а вот люди становились всё хуже. Начали гоняться за мебелью, за хрусталём, коврами… Воровать стали безбожно: водители – машинами, комбайнёры – бункерами. Конечно, к простым работникам отношение было хорошим, передовиков награждали, врать не буду. Отпашет человек сезон – а осенью его премируют…радиоприёмником или чем
