Советский Союз на глазах трещит и рассыпается, мол, из-за безответственности и амбиций некоторых республиканских руководителей, и что они хотят навести порядок - пресечь сепаратистские настроения и укрепить Союз. И всё. Все каналы сразу же выключили после этого. Представляешь?! Ничего не посмотришь теперь из-за них, ни одной передачи кроме «Лебединого озера» - балета, который теперь безпрерывно крутят. А сегодня столько передач должно было быть интересных и фильмов! И нате вам, граждане дорогие, - развлекайтесь теперь, как хотите.
-…А только что, перед самым вашим приходом, - добавила она, подумав, - я телевизор попробовала было опять включить - проверить: работает ли? А там какой-то журналист очкастый уже от Белого дома передаёт репортаж: всех Ельцина приходить защищать призывает, баррикады вокруг Дома Советов строить, заграждения. Зачем? От кого? Непонятно! Не объяснил товарищ!... Короче, цирк какой-то, Вадим, честное слово, или дурдом! Согласись! Взрослые люди, и образованные по самое некуда - а такой бред несут, да в прямом эфире! Какие баррикады в наше-то время?! Кого они испугают, и кого спасут?! Больше рассмешат только… Я так думаю, 1905-й год парни решили вспомнить, наверное, в революцию опять поиграть. А то, смотрю, заскучали люди без революции-то!...
- Но и его, журналюгу этого, быстро выключили, - завершила супруга путанный свой рассказ. - И опять балет запустили, который достал уже. Они что там, на телевидении, сегодня перепились все? - “Лебедями” нас целый день потчуют!
Стеблов, не дослушав жену, бросился к телевизору, включил его. Но там по всем пяти общесоюзным каналам одновременно действительно транслировали балет “Лебединое озеро”. И больше не было ни одной передачи, даже и новостей.
- Я же говорила тебе, что всё отключили, - с улыбкой стояла и наблюдала за ним Марина, как он щёлкает кнопки каналов. - Из-за этих гэкачепистов я теперь ни одной передачи не посмотрю. Чтоб им там всем пусто было, как и их начальнику Горбачёву!
После этого она, расстроенная, ушла на кухню - готовиться детишек и мужа кормить. А ошалевший от услышанного Стеблов стоял, растерянный, посередине комнаты и не знал, что и думать, и что предпринять, чтобы хоть что-то выяснить. В стране такие события происходили, оказывается, архи-важные и судьбоносные, а он на пляже весь день провалялся животом вверх…
Опомнившись, он бросился звонить к друзьям, к товарищам по институту и брату младшему. Но все они ему говорили то же, что и жена. Большего добавить никто ничего не мог ввиду полного отсутствия информации… Только брат посоветовал напоследок побыстрее включить приёмник и попробовать поймать там какую-то полуподпольную радиостанцию “Эхо Москвы”, которая-де непостижимым образом вещает откуда-то из центра столицы, последние новости передаёт, и которую, по его словам, тоже вот-вот закроют…
2
Поговорив с братом, Стеблов подбежал к радиоприёмнику: у него дома на видном месте стоял дорогой советский переносной “Океан”, мощный, лучший в Союзе. Его он по великому блату когда-то купил через десятые руки и очень им гордился. По нему можно было слушать всё - даже и зарубежные радиоголоса, несмотря на глушение.
Подбежав и включив его, он стал нервно вертеть ручку с волнами вправо и влево, но всё без толку. Приёмник молчал: программы все были выключены…. И вдруг, о чудо! на коротких волнах он услышал сбивчивый голос какого-то неизвестного диктора, призывавшего всех москвичей идти к зданию Верховного Совета РСФСР - защищать первого президента России Бориса Ельцина и российскую демократию от захвативших-де власть путчистов. Понимай - восьмерых членов-руководителей ГКЧП, что взяли на себя руководство страной в отсутствие якобы заболевшего Горбачёва.
«Мы передаём из самого центра Москвы, с Тверской-Ямской улицы! - торопливо вещал в микрофон охрипший и уставший диктор. - К нам в двери уже барабанят агенты КГБ, и долго мы, судя по всему, не продержимся: нас вот-вот арестуют и бросят в тюрьму! Но мы не боимся их, тиранов-коммуняк и их холуёв с Лубянки, и готовы пострадать за правду и за свободу родины! И умоляем всех честных и порядочных москвичей последовать нашему примеру: не трусить, не сидеть и не прятаться по квартирам и тараканьим углам, а немедленно идти к Белому дому на строительство баррикад, на защиту молодой российской демократии! Извините, заканчиваем репортаж! - уже не говорил, а кричал истеричный диктор своим предполагаемым слушателям. - Здесь стучат! К нам уже какие-то громилы с лестничной площадки ломятся!»
Дальше шёл треск, и не было ничего слышно…
«Сейчас этим отчаянным парням головы-то пооткручивают за такие призывы и репортажи, за явную антисоветчину, - помнится, было первое, что подумал тогда Стеблов, выключая приёмник. - С нашим КГБ шутки плохи… В особенности, когда дело государственных устоев касается».
Голова его шла кругом. Он ничего из происходившего не понимал. Всё это было так ново, остро и неожиданно. ГКЧП какой-то! Белый дом! Бузотёр и непоседа-Ельцин, которого надо было опять от кого-то там защищать, который всё никак не унимался!… А где президент страны Горбачёв? Почему его нет в столице в такое-то время? А его заместитель Янаев в компании министров-силовиков выступает от его имени?... И почему отключили радио с телевизором, наконец, погрузили страну в информационный мрак, в неведение, в гадание на кофейной гуще? Что за дикость и необходимость такая - страсти сознательно нагнетать?...
Всё это были такие вопросы острые и предельно-горячие, которые раскалёнными гвоздиками сразу же забились в голову и крепко засели там этакими занозами, причиняя боль. Ему, политику-самоучке, но социально-активному гражданину, душою болевшему за страну и её будущее, на них хотелось немедленно получить ответы. Немедленно! Иначе он не успокоится и не уснёт, про отпуск и отдых забудет…
Но ответов не было. Никаких. Всё было окутано непроницаемой, глухой завесой тайны… И даже и москвичи, находившиеся в гуще событий “по определению”, уже в силу местожительства своего, были в полном неведении…
Он был в шоке и глубокой растерянности. И не знал, не представлял даже, что ему требовалось предпринять в данный конкретный момент, чтобы хоть что-то путное прояснить и вызнать. И потом уже начать действовать по привычке - гражданскую позицию и сознательность проявлять…
3
- Ну что? - за ужином опять спросила его с ухмылкой жена. - Ельцина-то защищать собираешься или нет? - я что-то не поняла. Собираешься ехать баррикады у Белого дома строить? Конституцию оберегать?
- Какие баррикады? от кого? Опомнись, - растерянно ответил поморщившийся Вадим, машинально овощной салат пережёвывая, а сам при этом весь в себя погрузившись, в думы свои невесёлые. - Разве ж они смогут спасти от спецназа? - группы “Альфа”, или группы “Вымпел” той же. Спектакль какой-то, цирк-шапито прямо, как ты сама же и окрестила всё это чудачество... Да и кого защищать, непонятно? Кто на этого придурковатого Ельцина нападает-то? кому он, прохвост неугомонный, нужен?... Стал президентом России пару месяцев назад, получил что хотел, Горбачёва по носу щёлкнул, из-под него наполовину выползя. Ну и живи - не тужи, казалось бы, пей любимую водку вёдрами у себя на даче… Нет, ему всё мало и мало. Всё никак не уймётся, не успокоится, паразит. Столько лет уж страну и народ баламутит…
4
После ужина не находивший места Стеблов опять включил “Океан”, без всякой надежды, впрочем, что снова там что-то на коротких волнах услышит.
«Давно уж, небось, приехали и забрали всех поголовно, и уже на Лубянке допрашивают, “хвосты” паренькам крутят, яйца каблуками щемят», - растерянно думал он, к приёмнику припадая… Но какого же было его удивление, когда на той же самой волне он услышал уже знакомого диктора с неведомой радиостанции “Эхо Москвы”, всё так же истерично и настойчиво призывавшего надтреснутым от усталости голосом собираться и ехать на защиту Ельцина и демократии, уверявшего радиослушателей, что к ним-де всё так же ломятся и стучат, да достучаться и вломиться вроде бы пока не могут; но это всё временно, дескать, что вот-вот их всех арестуют и поставят к стенке свирепые сотрудники из ЧК. Это как пить дать. Но они этого будто бы не боятся, будто бы до безрассудства смелые…
«Тут что-то не так, слушай, лажа какая-то стопроцентная, а может просто - брехня, - подозрительно подумал Стеблов, с недоверием приёмник опять выключая. - У нас что, КГБ разучился уже работать, что ли? или дверь не могут сломать, чтобы парней скрутить и заткнуть глотки?... Их же пару-тройку часов назад собирались арестовать, отчаянных журналистов этих, - и всё никак не арестуют. Хотя они уже и координаты в прямой эфир выдали, улицу свою назвали... Или же до Тверской-Ямской чекисты добраться никак не могут с Лубянки за целый день? Почему?... У них там что, у оперативных работников, машин уже нет? или бензин у всех разом кончился?...»
Когда он часов в десять вечера, не утерпев, в очередной раз включил “Океан”, и опять услышал там того же самого парня, что настойчиво призывал москвичей собираться и ехать на защиту Белого дома, при этом ещё и нагло продолжая врать в эфир, что к ним-де в квартиру чекисты ожесточённо ломятся, и вот-вот ворвутся и всех повяжут до одного, - тут уж Вадим не выдержал: взорвался негодованием и полную волю чувствам дал, со злостью выключая приёмник. Он, помнится, от души выругался тогда и обложил по матушке невидимого “отчугу-агитатора” из радиоэфира: «Кому другому мозги засерай, дружок, кто помоложе и поглупей, - с ядовитой ухмылкой сквозь зубы прошипел на того. - А нам не надо! Мы - люди грамотные!...»
Ему вдруг стало ясно как Божий день, что это “Эхо Москвы”, единственная незакрытая радиостанция на всю страну, - стопроцентно подсадная и вражеская, как и “Голос Америки” из Вашингтона, или английская “Би-Би-Си”. И создана она была, скорее всего, для одной-единственной цели - собрать у Белого дома побольше одураченных москвичей. Чтобы те обеспечили моральную поддержку и прикрытие забузившему в очередной раз Ельцину… И никакие чекисты к ним на самом-то деле не ломятся и не ломились никогда: это всё байки, рекламная пыль, чтобы людям мозги запудрить.
Больше он после этой догадки-прозрения приёмник включать не стал, ещё сильнее вознегодовав против взбалмошного прохвоста Ельцина, за спиною которого такие тёмные силы стояли, которым даже и советский КГБ не страшен был…
5
Уже перед самым сном, часов в одиннадцать вечера, к ним в дверь неожиданно позвонил сосед Николай и, извиняясь за поздний визит, настойчиво позвал Вадима выйти с ним покурить на лестничную площадку - для разговора. С Николаем этим Стеблов работал в одном институте, только в разных отделах. Они приятельствовали лет восемь уже, симпатизировали друг другу, ежедневно встречались и подолгу беседовали в курилке, новости обсуждали; вместе участвовали в ДНД, Москву по вечерам патрулировали; вместе же несколько лет назад в жилищный кооператив вступили, а, купив себе и семьям своим квартиры и поселившись на одной лестничной клетке, стали почти ежедневно общаться и на работе, и дома - семьями уже дружить, имея, к тому же, ещё и детишек-ровесников...
- Ну-у, ты
