(почти политический почти детектив с прологом, но без эпилога)
Пролог
Это была деревенька так себе. И ничего в ней примечательного не было, кроме названия. А название, о-го-го! Километровое. И деревенька-то микроскопическая, даже не деревенька и не деревушка, а так, деревнюшка. Она и называлась – «Деревнюшка» и не просто «Деревнюшка», а «Деревнюшка-на-Холмах». И холм-то всего один был, однако ж «на Холмах»!
И дремала бы себе Деревнюшка в глуши лесов и болот, и ползло бы неспешно время по крутым склонам холма, если бы однажды Большую дорогу, что стрелой мчалась к горизонту в десяти верстах от Деревнюшки, не закрыли на ремонт.
Закрыли и забыли. Нет, сначала, конечно, о ней помнили, но... то песок вовремя не подвезут, то щебень, то битум, то работники уйдут в длительное «подполье», хорошо приняв горячительного. А потом, снова в «подполье», по причине, опять же, длительной невыплаты энных денежных эквивалентов. Когда же все выйдут из «подполья» и песок прибудет, и щебень, и битум, придет черед трактора – сломается, паразит. А трактор починят, так к тому времени песок растащат, битум вычерпают. И так по кругу.
Ждали дорогу, ждали и дождались – наиболее несдержанные стали ездить в объезд. А объезд проходил как раз по Деревнюшке. Теперь, вместо старой заросшей грунтовки, ответвляющейся от Большой дороги, змеилась между лесов и полей наезженная колея. И Деревнюшка, сама того не желая, стала центром Вселенной местного масштаба, что называется «пупом Земли».
Торчал такой «пупок» посреди холма, на самой его макушке, грел на солнце кособокие хибары и в ус не дул. Вскарабкивались на холм машины, тряслись по единственной кривой улочке Деревнюшки, поднимая тучи пыли, затоваривались у бабулек огурцами и яблоками, и, съехав по ухабам вниз, пылили дальше. Было это крайне неудобно, и колеса дырявились постоянно, словно, кто-то насыпал на дорогу гвозди. А потом дорогу перекрыл фундамент, и над ним стал расти, как на дрожжах, теремок какого-то горожанина.
И трасса сместилась в объезд холма. Это было даже удобнее, чем ползти в гору и изрядно экономило водителям время.
Но случилось так, что проходила теперь грунтовка как раз посреди огорода одного местного мужичка. Жил он на краю Деревнюшки на склоне холма, а огород его под холмом зарастал бурьяном и крапивой. Это был совсем никчемный мужичонка Пимыч.
Никчемный-то никчемный, но быстро смекнул, что к чему. Съездил в город, похлопотал, заплатил и вернулся с бумагой. И на бумаге этой черным по белому начертано было, что земля сия является частной собственностью. И красовалась большая синяя печать, завораживающая своей авторитетностью.
Глава 1. В которой выгодное стратегическое положение приносит свои плоды
Однажды утром автолюбители увидели выросший, словно из-под земли забор с воротами, перекрывший такую удобную грунтовку. Забор уходил, казалось, до самого горизонта. Перед воротами от одного края дороги до другого тянулась длинная веревка.
Это был своеобразный шлагбаум. И завершался этот «шлагбаум» весьма любопытно. К его размочаленному концу была привязана коза. Она стояла основательно, упершись ногами в родную землю и нацелив копьеобразные рога на потенциального нарушителя границы. Всем своим видом коза давала понять, что настроена она решительно и серьезно. Ей было что охранять: за ее спиной исходил травянистым ароматом аппетитный ярко зеленый лужок.
С другой стороны «шлагбаума» торчала ехидная морда неопределенного возраста с клочкастой бороденкой. Нетрудно догадаться, что принадлежала и морда, и бороденка тому самому Пимычу.
– Стоп, машина! – скомандовал Пимыч, – попрошу предъявить документики.
– Какие документики, ты что, старик, спятил?
– А вот таки! Хде виза, хде иностранный паспорт? Вы въезжаете на терряторию частного владения, сувяренной, можно сказать, террятории. Вы должны заплатить за провоз таможенный сбор, а такжа дорожный налог, за проезд по частному участку дороги и визовый сбор. Иначе не пропушу.
Автомобилисты завозмущались.
– Это немыслимо! – кричали одни.
– Старик сбрендил, какие сборы, какие налоги! – возмущались другие.
– Вчера проезжали, никаких документов и денег не надо было, – сокрушались третьи.
– Дак, то было вчёрась, нонче всё по-другому, а станете перечить, дак и за вчерашний день платить будете.
И Пимыч продолжал ехидно улыбаться, а коза, пялить красные от ярости глаза и угрожающе трясти головой. Промурыженные уставшие водители, в конце концов, выкладывали требуемую сумму, ворота открывались, и они спешили умчаться прочь. Так, в течение недели Пимыч приучил проезжающих раскошеливаться.
– А я ишшо настояшший шлахбам поставлю, с полосками, – похвастался Пимыч соседским старушкам, – а то повадились шастать, туды-сюды, тьфу! Надо жа и мне с мово выгодного стратегическо положения какой-никакой магарыч иметь. И ваще, независимость объявлю, ряспубляку значить. Не-а, лучша монархею.
Глава 2. В которой независимость приводит к полной независимости
И Пимыч начал компанию за получение независимости. Для начала он написал письмо в ООН, где объявил о независимости своего огорода с прилегающими постройками.
В тот же день Пимыч ввел собственную валюту: пимуль, который приравнивался по курсу к 15 рублям 18 копейкам. Откуда вылезли 18 копеек, Пимыч сам не понял. Пимуль складывался из ста пимок, а десять пимулей составляли один пимонец.
Первые пимули Пимыч нарисовал от руки, а остальные стал штамповать через старую фиолетовую копирку. Правда, пошлины с проезжающих Пимыч брал в рублях, а вот сдачу сдавал в пимулях.
Автомобилистов он быстро приучил у пимулям, но деревнюшкинцы его не поняли и в магазине наотрез отказались принять новую валюту. Пимыч попробовал вернуть в пимулях долг, но и здесь положительных результатов не добился. Поэтому Пимыч на время вернулся к прежнему рублевому эквиваленту, но внутри его владения пимули и пимки получили широкое хождение.
А на следующее утро вся Деревнюшка увидала высочайший шест с развевающейся тряпкой непонятного цвета. Любопытные деревнюшкинцы заслали полпреда. А полпред тот в лице деда Африканыча без обиняков спросил, что означает сия тряпица на палке.
– Энто мой государственный флаг, – подбоченясь заявил Пимыч.
И важно добавил:
– Ежели, я теперяча независимо государство, то флаг иметь в самый раз. Вон глянькось.
И Пимыч широким жестом обвел свои владения.
– Чо видишь?
– Да чо-чо! Забор вижу!
– Да ты сюды глянь, – Пимыч указал на ворота с криво прибитой вывеской. На ней крупными красными буквами значилось: «Сувяреное гасударство манархея Пимыча».
– Да ты чо ж энто, али разрешение како из ООН получил, – полюбопытствовал дед Африканыч.
– А почто ждать, разрешение никуда не денетси. Все едино дадуть. Сейчас ведь оно модно независимость объявлять. Вон намедни хдей-то в Африке совсем никудышная странчишка о своей независимости объявила. И ничаво, в ООНе ее поддержали. И меня поддержать. Вот, объявил в одностороннем порядке, а то покуда письмо получать, покуда рассмотрять, покуда решать… Чо ж время-то терять?
– Да ты чой-то, Пимыч, совсем сдурел? А коль ООНе энтой не понравится тако самоуправство-то. Да войной на тебя пойдуть? Да ты, Пимыч, и так независим, от денег, от пенсии, от медицины какой-никакой, да и все мы тут тожа независимы. Ни тебе почты, ни бани, ни лечебницы, ничегошеньки.
– Вот я и объявил независимость, ежели уж все равно от всего независим. Хоть не так обидно. Сам себе хозяин значить, в своей стране, а коли что не так, на себя и пенять буду.
Глава 3. В которой расцветает антиглобализм и зарождается альтернатива
Эти слова Пимыча Африканыч и передал дословно деревнюшкинцам. – Да чо вы его слушаете! У него вечно одна дурость в голове,– непонятно про кого, Пимыча или Африканыча, сказала Федуловна и быстро пошаркала к своему двору.
На следующий день федуловский двор и часть прилегающей дороги были оцеплены веревкой, связанной из всевозможных шнурочков, веревочек, шпагатиков и тесемочек. И кособоко возвышалось бревно с намалеванными полосками и вывеской «Имперяя Федуловны. Праезд и праход в рублях». Как Федуловна допёрла эту хабазину, да еще и смогла вкопать, осталось никем не разгаданной тайной. А с другой стороны, чего не сделаешь ради собственных амбиций?
После этого вся деревня загудела подобно развороченному осиному гнезду. Все в одночасье захотели объявить независимость. Сход собрали, за независимость проголосовали. Каждый своей усадьбы… Но тут выступил Неумов, приятель Пимыча.
– Не-е, – сказал он, – слишком много независимых дворов получится. Начнутся усобицы, пограничные конфликты, опять же таможни понатычут, шагу не ступи. Вот мне, допустим, надо к Пафнутичу на другой конец деревни сходить, а это значит, надо пройти республику Дормидонтовны, монархию Савишны, королевство деда Устина да деда Афрыканыча… и каждый раз плати за переход границы. Нет, не пойдет. Эдак-то и разоришься в конец.
Но никто к Неумову не прислушался.
И вот, уже через неделю вся Деревнюшка была разграничена отдельными независимыми дворами-государствами.
И началась эпоха раздробленности. Тут таможня, тут граница, здесь шлагбаум. Шагу ступить негде, чтоб чужую границу не нарушить. Хочешь пройти из одного конца Деревнюшки в другой, раз десять всякие пошлины да сборы уплатишь. К родственникам, что живут через дорогу спокойно пройти нельзя было. То и дело по всей Деревнюшке слышалось:
– Эй, Афрыканыч, куды прёшь? Плати за переход границы!
– А ты, куды намылился, Пафнутич? Пошлину хто платить будеть?
–Дормидонтовна! Чо ж ты хитра-то така!? Сама через свою границу никого без деньжат не пропустишь, а чужую так и норовишь проскользнуть!
Начались усобицы. Перессорились все. Последнее, что в кошельках звякало перекочевало к тем, кто занимал в пределах деревни более выгодное геополитическое положение. Мужики многие, морды друг дружке понабивали. Уйдут, бывало, на другой край деревни, все пограничные пошлины по пути заплатят, а обратно домой вернуться не могут, денег нет.
Промучились так с неделю. И собрались на сходку. Те кто в центре Деревнюшки проживали, конечно заинтересованы, чтобы все как есть осталось, потому как, какие-никакие деньжата в кошельках оседали. И они, как наиболее горластые уже почти отстояли свои позиции. Но тут снова выступил Неумов:
– Я предлагаю альтернативу. Думаю объединиться нам надо и объявить независимость единой Деревнюшки. Так-то надежнее будет, а то слишком мелкие владения получаются. Али, мы антиглобалисты какие?
– А чо, – оживился, вынырнувший из-за спины Неумова, Пимыч. – сейчас можно и во всей Деревнюшке независимость объявить. Создадим Союз Свободных Дворов. Монарха выберем. Я, пожалуй, и соглашусь в монархи. Опыт руководства своей монархией у меня самый богатый из всех вас, да и до этого, я целым коровьим стадом заведовал. А могёт и перзидентом стану!
– Кем-кем!?
– Перзидентом! Ты вроде бы, Неумов, умный да грамотный, а простых вешшов не знашь! Я тоби русским языком говорю – пер-зи-ден-том!
– Ну, перзидентом, допустим, ты уже стал, а вот до президента тебе ишшо расти да расти! – ухмыльнулся Неумов.
– А
