стали расспрашивать, как и что. Кузлякин несколько раз выразительно взглядывал на Неумова с Пимычем, видимо в надежде, что те подтвердят слова Федуловны. Но Неумов с Пимычем стоически молчали. Неумов, потому что хотел сперва разобраться, в чем дело, а Пимыч боялся, что кто-нибудь перехватит его идею с иском к инопланетянам.
Неугомонная Федуловна уже сгоношила всех бежать смотреть следы пребывания инопланетян, но тут вновь прибывшие представители электората принесли очередную весть, да такую, что толпа собравшаяся смотреть на стоянку братьев по разуму, резко повернула в противоположную сторону, а Пимыч тутже забыл про иск инопланетянам.
Глава 14. Которая не нуждается в комментариях
Размашкин заложил баню.
Глава 15. В которой обостряется банный вопрос
Казалась бы, что особенного, ну баню, так баню. Ан, нет. Это была не просто баня, а банища! Шесть на шесть квадратов.
Раньше-то в каждом дворе, у каждого хозяина была своя небольшая банька. Но хозяева старились, и баньки ветшали и старились вместе с ними. А починить ни сил, ни средств у стариков не было. Вот уж год, как пала в Деревнюшке предпоследняя баня.
У Размашкина конечно была банька, но она не в счет, от неё деревнюшкинцам было ни жарко - ни холодно. Считай, что ее нет. Так что, осталась единственная, у Неумова, он правда ни кому не отказывал – топи да мойся. Да банька-то была такая уж ветхая, того и гляди, рухнет, чини, не чини.
А тут… Неужто, Размашкин проявил заботу. Обрадованные старики столпились неподалеку и судачили о том, как, однако, будет славно мыться в этой бане в зимнюю стужу. Обнадёжились, одно слово. Наконец, Африканыч не выдержал и полюбопытствовал у Размашкина, не колхозную ли баню тот так любовно отстраивает. На что Размашкин буркнул: «Нет!»
Тогда Африканыч снова осторожно спросил, а можно ли рассчитывать старичкам на эту баньку и снова услышал все тоже короткое «Нет!»
Африканыч, сокрушенно качая головой, подошел к старикам. По его кислой физиономии они поняли, что тут им ничего не обломится. Наивные, они-то подумали, что такая большая баня явно велика для одного семейства.
Только теперь все заметили, как высоко поднялся над Деревнюшкой огромный пятистенок Размашкина. Был он даже выше кузлякинского теремка.
Рядом возвышались такие же гигантские гараж, сарай и теплица.
У теплицы внушала уважение своими размерами тачка. Вместительная. Сгрузи на неё всю Деревнюшку со всем её скарбом, увезет, и колесо не подогнется. Да и как ему было подгибаться этому колесу от самосвала. В общем, не тачка – танк на единственном колесе, бронемашина без боекомплекта. И окрашена она было в защитный цвет. А ведь замышлялась обыкновенная тачечка, наподобие подсмотренной как-то у Кузлякина.
Да, крепкое хозяйство. И все за высоченным двухметровым забором. Пока вся Деревнюшка взапуски участвовала в предвыборной гонке,
Размашкин под шумок строил да строил. Хозяин, одно слово, и домина, и машина. Вот только со скотиной подкачал, никого кроме жены. Не любил Размашкин всякую мяукающую, гавкающую, мычащую и прочую живность.
А так, всем хорош! Что с того, что Размашкин был тщедушным мужичонкой, даже еще тщедушнее Пимыча и, видимо, на почве своей тщедушности страдал гигантоманией. Зато, все делал с размахом, оправдывал так сказать, фамилию.
Ну и что с того, что был он блеклый, неприметный и скрытный? Ну, и что с того, что голос у Размашкина противный, нудный такой, бабий? Зато мужик хозяйственный, прижимистый, такой даже соринку со двора не выбросит – в печке сожжет, а как же, экономия топлива.
И что с того, что в деревне его откровенно терпеть не могут, за нудность, вредность и правильность. Зато в долг ни у кого не возьмет, но и сам не даст. Человек так сказать, новой постиндустриальной формации, сам за себя, из тех, кого издавна называют «себесамец» (ударение на «а»).
А деревня что… Деревня, она ж вся на виду. В любой деревне, издавна повелось, двери никогда не запираются, ни днем, ни ночью. Входят друг к другу без стука, как к себе домой. Всем миром живут. Миром ссорятся, миром мирятся, миром грустят, миром веселятся. И, главное, помогают друг другу.
Только в деревне до сих пор существуют «помочи», это когда всей деревней выходят помочь соседу, причем совершенно бескорыстно. Каждый знает, сегодня ты поможешь, завтра помогут тебе. И почти все жители Деревнюшки, за редким исключением, были такими. Даже Кузлякин, помаленьку стал проникаться деревенским духом.
А вот Размашкин был не таков, в «помочах» не участвовал, с мужиками не болтал и за руку не здоровался, в приятелях ни с кем не состоял и за воротами по вечерам не курил. Он вообще не курил и горячительное не пил, положительный так сказать мужичонка.
Только вот от этой положительности всех почему-то воротило. Больно уж поучать и указывать любил. Можно сказать – мастер. А еще, власть любил, чтоб все непременно по его было. Как-то Размашкин даже возжелал стать деревенским старостой, но это его желание наткнулось на стену глухого непонимания.
Вся Деревнюшка помнила, как несколько лет назад Размашкин купил за бесценок в соседней деревне целую дорогу, вымощенную бетонными плитами. Это ему родственник из районного начальства подфартил. Дорога вела к ферме. Дорогу разобрали.
Плиты Размашкин пустил на постройку своего гигантского гаража. Ну, а что такого, все по-честному, на свои кровные купил. Ну и что с того, что за бесценок, не украл ведь. А что доярки в грязи утопают по дороге на ферму – это уж, как говорится, их проблемы.
Да, не поняли деревнюшкинцы тогда своего счастья, такой бы мужик к власти пришел, работящий, рачительный, он бы порядок быстро навел. Ан, нет…
В общем, разочарованные старики разошлись, а немного погодя Размашкин при полном параде направился в избирательную избу. К вечеру от Савишны стало известно, что Размашкин заявился кандидатом под №3. Коллективное безумие захватило, наконец, и его.
Глава 16. В которой на карту ставится международный престиж Деревнюшки
Вот тут-то и началась настоящая борьба.
Судя по всему, Размашкин взялся за дело основательно. Он создал собственный предвыборный штаб в лице себя и своей жены – женщины необъятных размеров, (как известно, он же любил все гигантское!) и стал думать: как привлечь избирателей. Правда, был у него беспроигрышный козырь – отдать в общественное пользование новую баню. Да жалко ведь. Свое, кровное. А вдруг не выберут. Тогда и власть не получит, и баня пропала! Нет уж, тут надо что-то другое, чтоб и себе ни в накладе, и чтоб вроде бы как для общего блага.
Штаб решил: привлечь избирателей на свою сторону можно лишь чем-то экстраординарным, тем, чего еще не у кого не было. И такое придумал! В общем, никто не ожидал от Размашкина подобного выверта.
Вот уж это был пиар, так пиар! По размаху и масштабу замыслов все предшествующие попытки Кузлякина и Пимыча привлечь внимание избирателей казались жалкими поползновениями, сморчками радом с белыми грибами.
– Надо повысить международный престиж, – решил Размашкин, – а что более всего повышает престиж? Правильно, победа в международном футбольном матче.
– А какой приз? Соревнования же всегда проводят на приз чаго-нибудь, – поинтересовалась жена Размашкина.
– А вон твою хрустальную вазу призом сделаем, – расщедрился Размашкин.
– Еще чаго! Не дам! Моя ваза! Где хошь, там и бери приз, а на мою вазу рот не разевай, –
отрезала Размашкина.
– Ну, тогда придется просить у Федуловны ейную сахарницу, – решил Размашкин.
Федуловна отдать сахарницу на благое дело наотрез отказалась. Она тут же нашла ей альтернативу. Вытащила из сараюшки старый медный самовар без краника и предложила его Размашкину заместо кубка.
Размашкин самовар взял, смекнув, что сгодится на что-нибудь, но продолжал стоять на своем.
– Ну, ты пойми, – уламывал ее Размашкин,– это же самый настоящий кубок. Ты, Федуловна, еще гордиться будешь, что твоя сахарница станет кубком на международных соревнованиях, она жа в историю войдет.
– Нет уж, лучше пусть она войдет на эту полочку в шкафчике. Она сюда хорошо входит, – заворковала Федуловна, пряча сахарницу в буфет.
Никакие уговоры не помогали. Федуловна была непреклонна. Она согласилась на это лишь, когда ей пообещали, что международный футбольный матч получит официальное название «матч на кубок Федуловны» и в придачу Размашкин посулил ей материальную компенсацию в виде большой эмалированной кастрюли.
Жена Размашкина кастрюлю как от сердца оторвала, но что поделаешь, стратегия!
Самое странное, что, не смотря на свою крайнюю непопулярность в среде деревнюшкинцев, Размашкину удалось убедить в своей правоте львиную долю мужского населения Деревнюшки. И завертелась подготовка к матчу. Команду набрали весьма быстро.
В нее, кроме самого Размашкина, вошло еще несколько мужичков помоложе. Размашкин, естественно назначил себя играющим тренером. Решить вопрос с вратарем было посложнее. Кончилось тем, что кто-то предложил поставить на ворота жену Размашкина, мол, она своими габаритами прикроет в воротах всё до мельчайшей щелочки.
Теперь встал вопрос: сборной, какой страны послать вызов. Остановились пока на Андорре. Мол, тоже небольшое государство, под стать Деревнюшке, поэтому быстро разделаем их команду в пух и прах. Тут даже Кузлякин предоставил свой телевизор и видеомагнитофон в распоряжение футбольного штаба.
Размашкин неоднократно выступал перед благодарными слушателями со своими футбольными идеями. Деревнюшка, по мнению Размашкина, в скором времени должна была стать мировой столицей футбола. Ну, а что? Мечтать никто не запрещал.
Отсняли победные ролики и целыми днями гоняли их под навесом. Основной темой роликов были обещания, как Деревнюшкинские футболисты разделают андоррцев «под орех». Приподнято и восторженно, деревнюшкинские игроки и их фанаты, заверяли всех остальных граждан Деревнюшки, что в этом матче века победа, несомненно, будет за деревнюшкинской сборной.
А что? Все верно! Главное ведь, о предстоящей победе заявить во всеуслышанье, орать о ней на каждом углу. Надо морально забить противника еще до игры, и тогда удача в кармане. Главное, чтобы все поняли: знай наших! Мы играем так же хорошо, как и обещаем победить! А уж победишь – не победишь, это дело десятое.
Андоррцы, получив вызов, долго искали Деревнюшку на карте, а, не найдя, решили, что с ними кто-то нехорошо пошутил. В результате, повысить международный престиж Деревнюшки не получилось. Тогда, вызвали на матч команду райцентра.
– А что, – сказал Размашкин, – они наши пограничные соседи, уже другая страна. Покажем класс игры, завоюем признание. Их-то мы тем более разобьем «в сухую».
Как ни странно, райцентровцы откликнулись, и матч состоялся, не надо долго гадать в чью пользу. Разбили действительно «в сухую».
Зато потом Размашкин оправдывался: это, мол, из-за того, что играли на поле противника, хотя все знали, что поле было нейтральное – большая поляна на полдороге от Деревнюшки до райцентра.
Сахарницу-кубок, правда, в последний момент Размашкин успел подменить, так что к соседям-победителям в качестве кубка уехал тот самый самовар.
Эта эпопея с футболом имела неожиданное
