развёрнуто, когда через каждую скудную реплику, преподаватель заставляла его благозвучнее подбирать слова и снова высказывать мысль, отвечал на вопросы женщины, после чего каждому уже кроме учёного и Клавдия пришлось отходить к стене, размышляя над поставленным преподавателем вопросом.
— Готов ли ты присягу доказать? — прошептал севший после монолога рядом с Вячеславом Владимировичем Клавдий во время высказывания согруппника.
— Сегодня?
— Прошу тебя не спать в полночный час.
О сроке ты заботься сам, проси не нас.
Провизии, которой будешь обеспечен, у нас большой запас.
— Постараюсь исполнить всё, что будет в моих силах, Ваше Величество.
— Вот любящий и милый нам ответ! — криво улыбнувшись, сказал Клавдий, откинувшись на спинку неустойчивого стула.
«Что ж студент говорил вдумываться в каждое слово. Из этих подозрительно только «большой запас». Да и какой смысл он мог внести в это словосочетание в стихотворной речи? Мог использовать ради созвучия.» — вспомнив предостережение друга, рассудил Вячеслав Владимирович.
Отправившись после «грамотного стиля общения» на «отказ от вредных привычек», которые во время всей относительно недолгой жизни мужчины, за ним замечены не были, где прослушал лекцию о вреде аэрозолей, использование которых приводит к разрушению озонового слоя. На занятии так же присутствовал ЛевГен, впрочем, взгляды и мысли сокомнатников не пересекались, хотя людей сложно оценить за полтора дня, но ни Вячеслав Владимирович, ни старик не испытывали ни отвращение, ни привязанность друг к другу.
В пространственно — временных промежутках между занятиями, во время сокращения дистанции между кабинетами просиженного и нового занятий, Интерн узнавал у Вячеслава Владимировича о его самочувствии и о мнении мужчины о госпитале, в форме развёрнутого соцопроса.
Последним перед обедом, после которого числилось ещё одно занятие, оставался «профессиональный ориентир», проводившийся в большой аудитории, с группой ровно в три раза превышавшей число участников остальных процедур, под руководством пожилого горбатенького мужчины, за всё время занятия от которого были услышаны только три фразы: приветствие, повторение для Вячеслава Владимировича своего обращения и прощание. Бывший преподаватель был вызван к кафедре для описания ранее имевшейся профессии, с предоставленным ограничением в сорок пять минут. Вспомнив отрывок часовой речи, произносившеся им для абитуриентов несколько месяцев назад, Вячеслав Владимирович рассказал о незаменимом месте физики, как части современного мира. Из центра второго ряда доносились неодобрительные «…это божественный замысел существования…», «…осквернители…» и радостные «… и всё-таки непостижим.», «… лезут куда не просят, а потом из-за этого страдают.». Борис и Глеб, как не противны они были Вячеславу Владимировичу из-за постоянных уместных и неуместных колких замечаний, входили в число оценщиков лекций, в конце занятия выставлявшие баллы отвечающему. Разговорившись после «грамотного стиля общения», учёный получил, как он впоследствии узнал от Интерна, один из самых высоких баллов — 5,5 (из 10).
— Чем займёшься сегодня во время тихого часа? — спросил Интерн, когда они двигались в направлении столовой.
— Ты мне вчера книгу предлагал почитать. Я взял одну у соседа, говорит интересная. — Вячеслав Владимирович уступил в узком для трёх человек коридоре шедшей им на встречу медсестре, улыбнувшейся Интерну, что тот решил не заметить.
— Ну так не пойдёт. У вас у каждого кровать своя, так и книга не может ходить из рук в руки. Верни её соседу, завтра принесу тебе какую захочешь. — неожиданно пылко заявил мужчина.
— Отдам, но вечером.
— Хорошо. Какую принести? — усмирившись, ласково спросил интерн.
— Любую, но интересную. Может быть что-нибудь из приключенческой классики: «Дети капитана Гранта», «Том Сойер». Что-нибудь с необычным сюжетом.
— Лучшее и примитивное описание.
— Ну как могу, так и объясняю.
— Ладно, я тебя понял. — осадил негодующего мужчину Интерн.
Переступив порог столовой, которым служил стык кафельных плит помещения и бетона коридора, ровно в час дня, интерн забрал еду для буйных жителей обычных камер и спешно вышел из столовой, когда Вячеслав Владимирович, выбрав более наполненную тарелку супа из заранее выставленных на пункте выдачи, на второе взяв котлету по-киевски и картофельное пюре, и компот, занял внегласно
закреплённое за ним место. «Небуйная» имела в своём распоряжении собственный стол, и, хотя на нём этого написано не было, и сокомнатниками была занята только его половина, на вторую часть никто из госпитализированных не претендовал. Так как количество столов было закреплено за кастами учреждения поровну, то госпитализированные не садились за стол, занятый сотрудниками медицинского учреждения.
Как и завтрак, весь процесс обеда в точности повтори вчерашние события, и, дождавшись студента и Лизаветы, замыкая колонну, Вячеслав Владимирович отправился в «Небуйную». В размеренно начавшемся тихом часу с засыпания стариков и прочтении первых страниц книги, учёный стал отвлекаться на неугомонные перешёптывания противоположного конца комнаты. Убрав скучное чтиво в сторону, попутно удивляясь тому, как студенту могла понравиться эта не объясняющая поступков и намерений героев книга без завязки, с остановившимся на мёртвой точке зацикленным сюжетом, перевёл наблюдение на быстро развивавшийся, не законченный с утра спор Клавдия и Коли.
Пока в Вячеславе Владимировиче боролись чувство справедливости и интерес развязки событий, учёный заметил, что ни он один с интересом бездвижно
наблюдает за бесплатным представлением. Все взгляды комнаты, в том числе и проснувшегося Петра Семёновича, ближе всех расположенного к эпицентру, как и ЛевГен, но тот беспробудно спал.
Все реплики, сказанные с утра, были перенесены в неизменённом виде или перефразированы, и ядовито-надрывисто шептались Клавдием или смешно
пищались Колей, забавляли «небуйную». Остановить поединок смог Интерн, открытие двери которым разогнало мужчин, и, застав блаженную картину бесшумного спокойствия «Небуйной», улыбнувшись, он вышел. Поединок отложили на более позднее время ради удобства беспрепятственного устранения разногласий.
Оставшееся до полдника время все решили провести в кроватях, кроме Вячеслава Владимировича, тело которого устало обдуманно находится в вертикальном положении, вставшего с кровати в направлении балкона, но прерванного смотревшим в окно Клавдием, заметившим намерение учёного открыть окно — дверь.
— Вячеслав, забыли мы сказать тебе…
Чего ты ждёшь же, подойди! — лёжа на животе, прошептал король.
Подошедшему к кровати Клавдия Вячеславу Владимировичу, под тяжестью нависшей над его шеей рукой короля, оставалось только наклонится и услышать хрип мужчины:
— Напомним мы, что о веранде,
Положено узнать не всем.
И впредь не открывай ни по команде.
— Вы всерьёз верите, что никто из них, живущих здесь несколько лет, не знает о существовании балкона.
— Никто. И ты до лучшего забудь.
— Да, мой король. — как мальчишка после разговора с отцом о снова полученной наихудшей оценки, повесив голову, отозвался Вячеслав Владимирович и, высвободив голову, отходя от кровати, услышал скрип пружин, после чего громкий голос Клавдия возвестил:
— Настало время, господа, для послеобеденной трапезы.
«Небуйная» зашевелилась, заскрипела пружинами, зашуршала одеялами, и через две минуты быстро выстроившаяся процессия двинулась на третий этаж.
Наслаждаясь отвратительными бутербродами с кабачковой икрой, рядом с Вячеславом Владимировичем сел Интерн, полдничавший за соседним столом, когда госпитализированные вошли в столовую.
— Мне казалось, что за этим столом можем сидеть только мы. — обращая свои догадки о не проявленном интересе остальных госпитализированных к столу «небуйных», поинтересовался учёный.
— Тебе так казалось. Хочешь меня выгнать? — продолжая есть и не готовясь быть выгнанным, бросил мужчина.
— Нет.
— Ну тогда и проблема исчерпана. — победно заблистав зубами, облепленными оранжевыми кусками, вгрызаясь ими в хлеб, бросил Интерн.
— Знаете, я не очень люблю икру…
— Давай, давай, — сгребая хлеб с тарелки Вячеслава Владимировича в свою, пробурчал Интерн, пережёвывая откушенный кусок. — Еде пропадать нельзя.
«Положить эту гадость в рот, и уже тошнит, а он добавки просит. И как они это едят?» — подумал Вячеслав Владимирович, повернувшись в начало стола, где
сокомнатники с таким же энтузиазмом, точно копируя выражение наслаждении с физиономии Интерна, и без малейшего отклика отвращения мышц лица,
поглощали продукт.
— Не забывай, тебе ещё на ОБЖ идти. — выпрямившись, удовлетворённо созерцания приумножение вещества в своей тарелке, напомнил Интерн. — Так что подожди меня.
— ОБЖ? — спросил, студент подслушивавший их разговор. — И у меня сейчас это занятие.
— Ты доел? — обратился к вступившему в разговор работник госпиталя.
— Заканчиваю.
— Вот и славно, тогда вдвоём и идите. И чтобы привёл мне его в палату без травм и со всеми конечностями… синяки и царапины разрешены.
— Что-то не нравится мне эти слова. — Вячеслав Владимирович переглянулся с Интерна на Матвеевича.
— В предложении всегда есть завершающие слова. А их смысл тебе он объяснит.— запихивая в рот очередной кусок хлеба, сбрасывая с себя обязанности провожатого, улыбаясь с растянутыми щеками, пробурчал Интерн.
— Пошли, Вячеслав Владимирович. — студент поднял тарелку со стола.
Попрощавшись с Лизаветой, убрав за собой столовые приборы и посуду, друзья прошли мимо оставшегося сидеть за столом «Небуйной» Интерна, не обратившего на них прощального взгляда, как это сделала девушка, а продолжавшего с упоением пережёвывать склизкий хлеб.
Спустившись в противоположный входу в здание конец коридора первого этажа, где располагался кабинет последнего на сегодня занятия, Вячеслав Владимирович, вошедший после студента, был оглушён басистой командой:
— Встать в строй!
В раскрывшийся, после того как студент убежал к стене, панораме светлого кабинета перед шеренгой стоял плечистый, увесистого, струнного телосложения мужчина лет пятидесяти в военной форме, чей возраст выдавало только рифлёное глубокими морщинами лицо.
— Выполнять приказ, больной! — обратился он также резко к Вячеславу Владимировичу, который последовав примеру студента встал в конец ряда. — Живот втянуть, дышать полной грудью! Ждём Иванчука и Амбарова.
С прибежавших, чему свидетельствовала глубокая отдышка и топот в коридоре, ранее названных человеком военной выправки госпитализированных, вставших в строй за Вячеславом Владимировичем, началась перекличка, остановленная на учёном.
— Новый, шаг вперёд марш! Василий Иванович — офицер в отставке. Назовись! -отчеканил мужчина.
— Вячеслав Владимирович — преподаватель физики. — ответил физик, копируя дикцию мужчины
— Служил?
— Нет.
— Учёные люди тоже нужны. На моих занятиях ты получишь все важные для выживания навыки. Из всех на которых ты был, это самые необходимые занятия во всей больнице. Понял?
— Да.
— Вернись на место. Продолжить
