Лизаветы. Девушке было неловки, что она не могла скрыть, но глаз решила не отводить.
— Достаточно, больше я вас не беспокою. — закончил Слава рыцарски, но перед этим его что-то пошатнуло. — Нет, не надо ничего говорить. — он остановил Лизавету, начавшую выбивать что-то руками.
Оставив девушку в волнении и восхищении, что он сам и заметил, Слава продолжил допивать суп. Лизавета ещё ковыряла салат, а он доел бутерброды, когда за стол сели Борис и Глеб.
— Вы же христиане. Православные или католически? — так же неожиданно и громко обратился Слава к Божкам, но в отличие от речи к Лизавете, без приятности голоса.
«Сделаю помарку для устранения непонимания. Ещё в первый день прибывания Вячеслава Владимировича я зачитывал медицинские книжки «небуйных», времени было немного, приходилось сокращать. Они, Борис и Глеб, верят, как я и говорил, в то, что могут исцелять, то есть являются богами, по их мнению. Но в то же время молятся Исусу, как люди. Сами они так и не определились, кем являются и решили остаться чет-то средним.»
— Какая тебе разница. — осадил Глеб.
— Ведь я над этим подумывал временами. И абсолютно с тобой согласен, какая разница: католик или православный, буддист или синтоист. Всё это вера в что-то сверхъестественное, столько имён, а синоним один — бог.
— Я спросил, какая тебе разница. — ударив на предпоследнее слово, повторил Глеб.
— Да что же вы, ни во что меня не ставите что ли? Посмотрите на меня, когда говорите. Бурчите себе в тарелку, меня с мыли сбиваете, а замечаний твоих неслышно. — возмутился Слава.
— Православной веры мы. — снизошёл Борис, отодвинувшись от тарелки.
— Всё желание поговорить отбили. — громко ворчал Слава.
Глеб довольно улыбнулся, и следующего «небуйного» прождали в тишине. Пётр Семёнович, только войдя, увидел Славу и поспешил к столу. Мужчина его также заметил и остановил:
— Ты сначала поесть возьми, вопросы после.
Старик послушно направился к пункту выдачи и через время вернулся, сев по правую руку от Славы.
— Как здоровье? Зарядочку по утрам делать не забываешь? — Пётр Семёнович кивнул, когда Слава уже продолжил говорить. — Вот и я, как только на ноги смог вставать, дак ни одного дня ещё не пропустил.
— Конечно делаю.
— Вот бы мне в твоём возрасте такой энтузиазм. — на его лице снова заблистала улыбка. — Я вот всё рвусь рисовать. Учитель то ещё не сменился.
— Тот же.
— А новенькие есть?
— Один.
— Надеюсь посвящения не напугался?
— Какое… я же тебе ещё тогда сказал, что у нас никогда не было посвящения.
— Прекрасно! — с отсутствием иронии вспыхнул Слава.
Пётр Семёнович не понимал радости мужчины.
— Ты же есть пришёл, не отвлекаю, не отвлекаю. — прекратил диалог Слава.
Лизавета доедала суп, главенствующий за столом, заканчивал салат, Интерн ухватил у него несколько бутербродов, Божки так же заканчивали с котлетой, в отличие от девушки и Славы они взяли второе, а Пётр Семёнович съел половину салата и бутербродов, в это время в столовую шагнул студент. Он увидел улыбнувшегося ему Славу, но не остановился и пошёл за подносом. Вернулся молодой человек со всем обилием еды, предоставленным работниками столовой, намереваясь задержаться подольше, и сел через Лизавету от Славы.
— Матвеевич, я с радостными новостями. — плавно и негромко, но так, чтобы все услышали, протянул Слава. Пётр Семёнович оторвался от еды, остальные не отвлекались. — Можете поздравить меня с новосельем. Да, да возвращаюсь к вам. Хотел приберечь, пока не соберёмся все, но король запаздывает, а я уже доел. Я думал тебя скорей обрадовать. А почему не поздравляете?
Пётр Семёнович обрадовался, Лизавета поздравила, Божки не реагировали, студит брезгливо посмотрел на Славу.
— Фу, сколько ненависти. За что? За шалость?
— В шалости есть часть юмора. В том только подлость. — студент ответил грубо и возвратился к тарелке.
— Да я извинился. — наивно проговорил Слава и обидчиво сжал губы. — Да ты совсем, совсем отчаялся. Ну пусть. Сегодня же понедельник?
— Пятница. — поправил Пётр Семёнович.
— Слава! — кричал Коля, неуклюже подбегая к столу, он уже простил обиду и, остановившись, упёрся в него ладонями.
— Не суть. Виват король! — прокричал Слава вошедшему под руку с Гертрудой Клавдию, отталкивая Колю. — Давайте к нам, я уступлю.
Пока король выбирал более неподозрительную тарелку, Слава спешно составил посуду на поднос и перескочил на противоположный центр стола. Под настойчивым взглядом физика Клавдий занял своё место, и они с минуту ослепляли друг друга улыбками.
— Королям опаздывать можно, даже нужно. — зная, что на выражение никто не отреагирует, выхватил первенство в разговоре Слава.
— Значит, выпустили?
— А в чём сомнение? Как мы рады вернуться к вам! Там скучно, невообразимо безжизненно. На меня, знаете, давило пространство. Огромное светлое помещение, приборчики, шкафчики, из которых открывается только один, куча кроватей — и всё это для меня одного. Сначала, конечно, зазнался, но потом так надоело. Не буду обольщать вас на попадание в то место ради первоклассной душевой кабины. — он вздохнул и оглядел собравшихся. — Чуть не забыл об утрешнем. Меня захватили эмоции, не утерпел от жажды возвращения и бредил, что первое подсказали мысли. Вы мне обязательно всё расскажете, но позже. Всё, больше не отвлекаю.
Слава схватил поднос, кивнул в сторону Интерну, покинувшего с ним первоначальное обеденное место, отнёс посуду и, рассматривая что-то у плеча, вышел из столовой. «Небуйная» никогда не являлась сплочённым коллективом, и как только связующего не стало, они затихли. Остался только звон стаканов, крики на кухне, металлический рокот неосторожно упавшей ложка на кафель и хлюпающее чавканье.
