— Что-то не то.
— Ты сказал почти всё, что придумал.
— Почти. — Слава хмурился, спускаясь по лестнице.
— Потом договоришь.
— Когда? Они всегда вместе.
Задумавшись, оба повернули на второй этаж.
— Может быть, нечаянно вылавливать их в коридорах?
— Слишком много случайных совпадений. — отрезал Слава, входя в «Небуйную».— А какой здесь запах, м-м. — он глубоко вдохнул и выдохнул через рот.
Его кровать осталась так же наскоро заправленной и была не тронута с тех пор, как Вячеслав Владимирович, торопясь расспросить Интерна о записке, убежал во время «тихого часа». С кровати ЛевГена бельё было снято, его тумбочка переехала к Коле, а диагональные подползли к стене.
— А может напрямую, пусть даже и здесь, завуалировать, но со смыслом.
— Я завуалирую, что для нас понятно, а они о другом подумают. — окончательно спутался Слава.
Продолжили думать, пока Слава, распробовав кровати сокомнатников, не разложился на своей.
— Все немягкие. — подытожил он. — Сегодня ещё на ОБЖ идти…
— Занятия! Помнишь ещё на второй день Коля ныл, что он один с тобой на них не встретился.
— Вот там! — всполохнулся Слава, свесив одну ногу на пол, и быстро продолжил.— Осталось подобрать предлог… найду по обстоятельствам. А вещи? Ещё не принесли. — он открыл тумбу.
— Только книгу.
— Ну да, ты сегодня на удивление прав во многом. Их ждать нет смысла. Напомнишь мне за час до полдника.
— Сегодня?
— Тянуть незачем.
Слава, не расправляя кровать, перевернулся на спину, согнул ноги и закрыл глаза, сложив руки на груди; Интерн сел на тумбу. «Небуйная» вошла, попарно разговаривая: Клавдий-Гертруда, Глеб-Борис, Коля-Пётр Семёнович, Лизавета- студент. Они не стихли даже при виде спящего Славы и тоже легли. Клавдий, любовно задержавшись у ложа жены, укрыл её одеялом и лёг на свою под небольшим углом опёршись об изголовье; студент и Лизавета продолжили разговор лёжа; Коля, закончил диалог, предлагая продолжить позже, а Пётр Семёнович, ещё с полчаса молча посидев на кровати, отвернулся к стене.
Слава не спал, он вспоминал планы эвакуации этажей, расположение кабинетов, придумывал новые пламенные речи и идеи для разговоров. Как и обещал, за час до полдника, Интерн потряс его плечо, Слава, последние полчаса предчувствовавший его исполнение, размеренно и тихо поднялся с кровати, легко и отмерено перенёс вес тела, чтобы пружины не скрипели и, шагая по проверенным частям линолеума, избегая попадания ступней на «опасные» места, вышел из комнаты. Пригнувшись, закрыв дверь, Слава выпрямился и столкнулся с Павлом Анатольевичем.
— Я так и знал. — небрежная, а для врача противная, улыбка расплылась по лицу мужчины.
— Значит, мы оба предсказуемы. Ты тоже погулять вышел? — Слава приблизился к Павлу Анатольевичу, намереваясь обойти его.
— Нет, тебя ждал. — взяв тон оппонента, выговорил главврач, преградив проход рукой.
— Знаешь, и я не гулять, а очень даже по делу. — Слава отпихнул руку и проскользнул между врачом и стеной.
— Вернись в комнату!
— Не кричи. — в долю секунды развернувшись и встревоженно дёрнувшись к Павлу Анатольевичу, спохватился Слава. — У них тихий час.
— И у тебя тоже. Так что возвращайся в комнату.
— С чего бы? — мужчина снова отвернулся к лестнице, но врач ухватил его за руку, и всё же тот, рывком выдернув рукав, продолжил разъяснять. — Это тихий час, а я молчу, в отличие от тебя.
— И куда ты так рвёшься?
— Пойдёшь со мной, покажу.
«А почему бы и нет. Пусть играет, пока я позволяю.» — подумалось Павлу Анатольевичу не его мыслями, и он пошёл.
— Из любопытства или с преднамерением? — поинтересовался Слава, когда его догнал врач.
Усталость, утрата интереса и аппетита, навеянные Павлу Анатольевичу после неудачного проведения обследования его же мыслями, перестали докучать в полной мере, но всё же оставались в его организме. «Особенности» своего подопечного, после долгого ожидания, так же подкреплённые теми же мыслями, выявлять больше не хотелось. Врач шёл молча, и голова его была заполнена дымом.
«Всё же ребёнок, объевшийся до потери памяти конфетами, никогда больше не сможет на них смотреть без тошноты.»
— У нас «тихий час», но да я шёпотом. Почему ты свою дочь не любишь? Запер её здесь. У неё, кстати ухажёр имеется, заметил? — зачастил Слава, выкинув сразу все интересующие его вопросы.
— Всё по закону, с согласия родителей.
— И мне ты о правах! Так только с недееспособными.
Славы наклонился, чтобы заглянуть в лицо врача, которое он слегка приспустил к полу, но мужчина нахмурился и, когда волосы «небуйного» начали мелькать над пределом поворота глазных мышц в сторону, сам поднял голову.
— Так решил суд.
— Ой, хитрецы, ещё, наверное, пособие выпросили. Про её друга я сказал? Ну да. Дак про него. Я так рассчитал, он уже в ближайшие годы выйти должен. И вот услышал, что он вытащить её отсюда хочет, а потом, может быть, и в суд на тебя подаст.
— Кто?
— Не, не. Блюдечка с голубой каёмочкой у меня нет.
Слава остановился, и больше не сболтнул, и шире улыбнулся. Павел Анатольевич оживился, к нему подходили порывы вопросов, но он гордо их утихомиривал и, находясь в шаге от бока Славы, дошёл до кабинета живописи.
— Вот и всё, теперь это лично моё дело, но ты можешь постоять тут и подождать.
— рассудил Слава, остановившись в метре от двери.
— Не поверю, что ты имеешь какое-либо дело с этим. — Павел Анатольевич не находил красоты в картинах, отчего к искусству и людям, его творящим, относился пренебрежительно.
— Ну жди.
Слава кивнул Интерну, на что настороженный Павел Анатольевич отвлёкся, в то время «небуйный» забежал в кабинет и спешно закрыл за собой дверь. Павел Анатольевич дёрнулся за ним, но, услышав щелчок, остановился, изворотливо обозвавши в мыслях Славу.
— Вот и хорошо, что вспомнил. — спуская приподнявшийся край рубашки, похвалил себя мужчина, за внимательность к обустройству кабинета и более о средствах его безопасности от незаконного преднамеренного проникновения.
— Чего? — в то же время вскрикнул преподаватель, спешно снимая ноги со стола.
Молодой человек развалился за столом и читал книгу, но после вбегания Славы, съёжился и привстал, закрыв том.
— Книжечки? А что под обложкой? — заинтересовался Слава, оттягивая суперобложку. — Э. Л. Джеймс, у тебя утончённый вкус.
— Кыш, проваливай! — остервенел преподаватель, возвращаясь в мир реальный из ступора мыслей.
— Не видишься с человеком несколько лет, а он тебя забывает. — уверенно возмутился Слава, не сдвинувшись с места.
— Как я тебя забуду, если не знаю.
— Как не знаешь? Я, между прочим, изменился меньше тебя, пончик. Похудел, я даже сначала засомневался. А ты однокурсника узнать не можешь! — продолжал негодовать Слава, стоя перед столом.
— Всё равно тебя не помню. — прицелившись взглядом в лицо Славы, напрягал память преподаватель.
— Ну как, кто всегда в уголочке сидел? (преподаватель надолго задумался.) Ладно, а если так.
Слава сел, закинув ноги на ногу, сгорбился и развернул воображаемую книгу.
— Славка…
«Вот совпадение!»
— … ты?
— А кто же. — не ожидая того, что дело само облегчит ему роль, обрадовался Слава.
— Ты извини, сидел там один, тебя бы никто и не вспомнил, если бы… не сел. — восклицал переполненный радостью преподаватель. — Как-то сильно ты постарел, дал бы тебе под тридцать, что случилось?
— Работа, работа и только.
Геннадий, так звали преподавателя, оставил книгу на столе и, обойдя его, сел рядом со Славой.
— А сюда то ты как попал?
— Дак и говорю работа. План у меня, — Слава понизил голос и оглянулся на дверь, — знаешь, смена обстановки для воображения полезна. Вдохновения наберусь, шедевры, как Ван Гог напишу и всё — известность.
— А сюда то…
— Твой главврач — неуч. Я ему язык пару раз показал, покривлялся, он там что-то записал и я в этом. — Слава потянул на себе одежу.
— Никогда от тебя таких поступков не ожидал.
— Художник должен страдать ради искусства. А ты как сюда?
— Мне же сразу после выпуска предложили, делать ничего не надо, только наблюдай за ними, чтобы друг друга не побили, а платят прилично. — отмахнулся Геннадий, больше заинтересованный во встреченном одногруппнике.
— Часто дерутся? — забеспокоился мужчина.
— Ни разу.
— Постой, мне же рассказывали, что ты тоже куда-то устроился… в агентство или в музей, не помню. — перебив себя же, не утерпел преподаватель.
— И не напоминай. Каторга, а не работа. А я под плёткой не могу, я только по вдохновению. А нет его, и работы нет. Сам уволился. Потом несколько картин продал, половину года не писал уже. — Интерн, севший на стол, напротив волновавшихся разговором: одного — объятого ностальгическими воспоминаниями об университете и уповающего встречей давно забытого приятеля; другого — о том, как бы Геннадий не вспомнил ничего нового из прошлого Славы — задумался над ответом, вспомнив несколько клише.
— Дорого продал?
— Прилично, но не в деньгах проблема. Вдохновение иссякло, вот приехал восполнять.
— Я с выпуска ничего полного не сделал, только зарисовки.
— Главное насовсем не забрасывать. — рекомендовал Слава, смотря на своего приятеля снизу вверх.
— Рука сама набрасывает…— Геннадий снова отбросил от себя. — А с нашими ты общался, как они?
— Не, сначала рвался на работу, и ни с кем я сильно не дружил.
— А Женя?
« — Мальчик или девочка?
— Обойди местоимения.» — именно этого вопроса о личном Слава и не хотел услыхать.
— Первый год переписывались, потом… у меня неприятности на работе, Женя ещё писал, — Слава чихнул, скрывая букву женского падежа, если она должна была быть, — но мне не хватало времени ответить.
— Жаль, а мы всё гадали, сойдётесь или нет. А после кого-нибудь нашёл?
— Не искал.
— Ну вот я тоже. Зачем?.. — почувствовав тяжесть в ногах, Геннадий облокотился о стол, вцепившись руками в его край. — А как ты узнал, что я сюда устроился, я же тебе не говорил?
— Я и не знал. Мне сосед по палате рассказал, что ты его в первый же день голым позировать заставил, ну и внешность описал. Я сразу твои «шутки» вспомнил, вот и пришёл посмотреть.
Геннадий рассмеялся.
— Да, шутил я в университете правильно. За эти годы то забросил, а потом он, важный из себя приходит, ну я как декана вспомнил. Ха-ха-ха! — залился смехом преподаватель и сел на своё прежнее место. — Рад, что и ты это не забыл. Я же сначала удивился, когда ты зашёл. Лицами вы с твоим соседом похожи.
— Да я из-за этого с ним первым и заговорил. — подхватил, тоже засмеявшись, Слава.
— Только у него было такое детское, правильное, а в тебе сразу видна творческая натура.
— Потому что я ел мало.
Оба рассмеялись, но, когда Геннадий успокоился, Слава продолжал, с невысокими остаточными всхлипываниями смеха.
— Кстати, твой сосед сбежал пару месяцев назад из госпиталя.
— Охрана значит у вас плохая… может быть и мне, для новых ощущений? — перекладывая ногу с колена, предложил Слава.
— Не думай. Как раз после этого её усилили — камеры включили.
— Ну и ладно, тогда у него спрошу. Надо же быть… таким смелым.
— Дураком. Не прошло нескольких часов, и его поймали — не вытерпел, усмехнувшись, Геннадий.
— У вас есть поесть что-нибудь между обедом и ужином? — положив руку на живот, перескочил Слава.
— Да, да. — преподаватель отъехал со стулом и через Интерна посмотрел на часы. — Полдник
