как на этот раз, по его утверждениям, он «провалился в сон», из-за чего не по обыкновению проснулся ни первым, и стоявшим около неё королём. Остальные «небуйные», кроме Лизаветы, той удавалось спать, с мест наблюдали за сценой. Слава подсел на край кровати Петра Семёновича, положив руки на её изголовье. Клавдий возмущался грозно и даже гневно, что выглядело пугающе…
«Со вчерашней выходкой Славы это всё равно сравнить нельзя.»
… но Коля, по прошлой тактике, пытался отбиваться около полу часа, после чего, снова сев на кровать, он, повышая голос, вскакивал, додумав о том, что вина его очевидна, выдвинул в оправдание идею о лунатизме. Клавдий не утихал и, заметив капитуляцию врага, добил мужчину едкими фразами, при которых говорящий должен улыбаться, но в этом поступке, как выразился король, «…была задета честь и предано сомнению величие…», он только больше злился. Улыбался же Слава. Эта коварная идея пришла к нему за несколько минут до исполнения, во сне, и, рассказав её Интерну, получил восхитительный отзыв и сразу претворил её в жизнь. Спустя час король не утихал, сцена всем надоела, а Слава насторожился из-за показавшихся ему необычными голосов, слышавшихся за дверью.
— Ну полно. Ты ребёночка до слёз довел. — ввернул Слава, когда Клавдий остановился, вдыхая воздух, и, пересев на кровать Коли, приобнял мужчину, положил его голову себе на плечо и накрыл её рукой.
В горячке король не заметил того, что компаньон сидит в сантиметре от него, и повернулся, встревоженный от неожиданности его вставки.
— Но он…
— Да, виноват, но раскаивается. Ты же принимаешь свою вину? — обратился Слава к Коле, отстраняя того от себя, но всё ещё придерживая за плечи.
— Да. — шмыгая носам и икая, промямлил мужчина.
— И понимаешь, что это свинство, а также подло с твоей стороны.
— Да.
— И если хочешь выразить недовольство зазнавшемуся Клавдию, то надо говорить в лицо при всех, ну или одном свидетеле.
— Да. — Коля понял не весь смысл, вложенный Славой.
— Пётр Семёнович, упокойте ребёнка, я не умею.
Слава отодвинул от себя мужчину, его место занял готовившийся прийти на помощь, из-за чего быстро вставший, Пётр Семёнович, а сам, повелительно развернув Клавдия, увёл его.
— Пусти, запятнано теперь ведь наше имя.
— Да, да, в прямом смысле кстати. Тебе лицо не жжёт?
За тот час до пробуждения, Клавдий уткнулся лицом в подушку, так он, заметив белое пятно с вкраплениями красного и синего, дотронулся до лица и, нащупав на нём ещё сильнее размазанную смесь, не додумался её смыть и побежал искать виновного.
Слава повёл короля в душ.
— Придумал, как достанешь карту? Нет? Ну да у меня план. — затараторил мужчина в коридоре, не уступая ответу Клавдия. — Это образ. Детали сам додумаешь. Павел Анатольевич сначала подходит к Коле (надо ему для красоты кличку придумать, но после), потом к Петру Семёновичу, потом к тебе. Значит его карточка предпоследняя. Ты кровать уже заправил? Расправь. Но только не просто, а с предлогом: допустим, тебе стало холодно, и ты ввернулся в одеяло. Когда Павел Анатольевич придёт, одеяло должно лежать неровно, со складками и буграми, но натуральными. Он положит все карты на кровать, твою возьмёт в руки. Ответишь на пару вопросов, потом я его отвлеку, а ты вытащишь карту и засунешь под одеяло.
— И пусть так будет, но
Рядом есть другие пары глаз,
Что с ними делать, если они в нас
Уставятся непреклонимо?
— Я отвлеку всех. — ответил Слава, оглядывая поворот коридора.
— И как, позволь узнать?
— А если я скажу, ты так не удивишься. Эмоции должны быть натуральными, а играть ты не умеешь. Ты быстро спрячь карту, а потом на меня посмотри.
— Да пусть деяньям нашим сопутствует удача!
— И без неё справимся. — посчитал долгом отозваться Слава, считавший судьбу и то, что её нельзя изменить, мифами.
В туалете Клавдий сначала долго перед зеркалом отскребал присохшую к коже пасту, Слава не вытерпел (скоро начинался обход), подсунул его голову под кран и несколько секунд держал её под водой. Как только физик убрал руку с его шеи, король выскочил из-под потока и взревел на мужчину, но Слава продолжил улыбаться и провёл по щеке Клавдия рукой — размокшая паста осталась на его пальцах. Король стих и самостоятельно подставил голову под кран — через минуту паста была смыта, но лицо осталось красным от ожога.
В «Небуйной» царило умиротворение, пары шумели между собой, и на лице Коли высохли слёзы. Клавдий замотался одеялом и до обхода просидел с Гертрудой, Слава сразу завернул к кровати Лизаветы. Зашёл Павел Анатольевич. Заговорщики напряглись, но не терялись. Следую уставу, когда врач закончил с Колей, и подошёл к Петру Семёновичу, Клавдий сел на свою кровать, разбросав по ней края одеяла. Новый рельеф кровати показался Славе недостаточно непредумышленным.
« — Ровней надо, слишком собрано у края.
— А если поймают, про нас расскажет.
— Мою причастность к этому слова сумасшедшего не докажут.» — высказавшись Интерну, Слава себя более упокоил.
Клавдий волновался о том, что Слава продолжал сидеть на кровати Лизаветы. Чему девушка не препятствовала, только застенчиво улыбалась, смотрела на кровать и глаза поднимала нечасто; студент злился и со Славой не говорил.
Когда Павел Анатольевич встал с кровати Петра Семёновича, Слава, улыбаясь, громко спросил:
— Ты скоро ко мне?
В ответ он получил неприятный взгляд врача.
— Пойду готовить ответы. — попрощался мужчина с Лизаветой и подпрыгнул к своей кровати, в полёте замечая, как Павел Анатольевич кладёт карты на колени.
План провалился, забрать их было невозможно. Клавдий тщетно ждал вмешательства Славы, но мужчина рассчитал вероятность того, что бумага из рук Павла Анатольевича ляжет на кровать ничтожна и действия, обговорённые в плане, не продолжились. Когда врач ушёл от короля к Гертруде, Клавдий вопросительно посмотрел на Славу, а тот озлобленно сверлил глазами спину Павла Анатольевича. Опрос бывшего изолированного вёлся быстрее, чем у «небуйных», Слава был мягок, но врач — надменен. У студента спросил про головную боль, которой тот уже не чувствовал, у Лизаветы Павел Анатольевич с шёпотом задержался, что выглядело нелепо, и в дверях напомнил о завтраке.
И снова все разбрелись по парам. Клавдий в смятении решил подойти к Славе, но тот развернул его, прошептав, что считает неправильным, уделять при обществе друг другу много внимания. Король возвратился к жене, Слава — к Лизавете.
До команды Клавдия о начале завтрака девушка возобновила обучение физика языку жестов, а студента попросила озвучивать движения. За завтраком Слава приставал к Божкам, споря о существовании жизни после смерти, и после его окончания забрал Клавдия на занятие. Мужчина встал величественно, играя неохоту общения и снисхождение, Слава перед ним паясничал, в один момент он даже припал в женственном реверансе; в такой сцене вышли из столовой, после чего оба переменились в лицах.
— Ну что же, план твой не сработал.
Мы думали, что ты все действия в нём отработал,
Он почему бумаги на кровать не подал?
— Да мне то откуда знать. — Слава бросил взгляд на Интерна, мнения которого ещё не успел спросить. Мужчина шёл рядом, повесив голову. — Ты так небрежно разворошил одеяло, а я просил с аккуратной небрежностью, у тебя была крайность…
«Именно поэтому и не положил. Таких волн на ткани король развел, шторм!»
—… если бы правильно сделал, наверняка бы положил.
— И всё же план твой слишком был опасный.
Может придумать более прекрасный?
— Будем искать другой способ, как карту достать. Где они хранятся? — озадаченно сыпал Слава, быстро перебирая ногами.
— Там лекарши в начале восседают.
И под столом бумаги охраняют.
— Где? В чьём начале? — он стал злиться, потому что не понимал.
— В началах этажа.
— Схожу.
Слава решительно прибавил шаг и перестал хмуриться. На «грамотном стиле общения» Клавдий в стихах раскрыл тему отчаяния и запустения человеческой души, согруппники также читали стихи собственного сочинения, Славе слова диктовал Интерн. После был «отказ от вредных привычек», где снова тема не затрагивала смысла названия занятия, и обсуждалась проблема вырубки лесов в поймах рек. Далее физик просидел рассказ новоприбывшего о его работе на «профессиональной ориентации», и хотя он не входил в число судей, с последнего ряда выкрикнул свою оценку, что возмутило Божков, не повлияв на остальных. За обедом Слава попробовал жестами поговорить с Лизаветой, но получалось у него не так быстро, и руки путались между собой; пара смеялась, студент бросал запальчивые взгляды на Славу. «Небуйная» вернулась в комнату, наступил тихий час. Слава не стал выжидать и минут через пять вышел.
— Какая неожиданность! Не надоело? — обрадовался он Павлу Анатольевичу.
«Как надоел!» — в мыслях оскалился Слава.
— Отпустил тебя уже один раз… Ип… Матвеевич? — чуть не проговорился врач, удивившись нежданно вышедшему из комнаты молодому человеку.
— Да, сегодня я с ним гулять иду. Составите компанию. — обняв студента, объяснил Слава.
Студент и Павел Анатольевич, не ожидавшие встретился, растерялись быстрому сложению событий.
— Вы что-то хотели? — с запинкой спросил молодой человек, сбрасывая руку Славы.
— Проверяю добросовестность исполнения расписания. — вернув голосу и телу строгую форму, ответил Павел Анатольевич.
— Мы на пару минут, можно? — студен слегка сгорбился и вопросительно-прося
посмотрел на врача.
Мужчина, имея о молодом человеке наилучшие убеждения, снисходительно кивнул и отошел к стене — Славу он встретил стоя посредине коридора — освобождая дорогу.
— Вот этот про суд. — шепнул Слава, проходя мимо Павла Анатольевича.
Врач удивился, но запомнил себе для разговора с дочерью и пошёл в сторону противоположную паре.
— Ты что-то хотел? — начал Слава, улыбаясь, но волнуясь, ведь вмешательство студента в его план не входило.
— Зачем ты врёшь?
— О чём?
— Что Лизавету не заговариваешь. Я видел ваш разговор за обедом.
— Я её не заговаривал.
— А это что? — студент повторил жесты Славы.
Физик ответил молодому человеку тем же и рассмеялся, забыв о соблюдении тишины.
— Не хочешь объяснить почему ты это говорил?
— А почему мне нельзя об этом говорить? — продолжая улыбаться, возмутился Слава, вдавив голову назад так, что образовалась небольшая гармошка второго подбородка.
— Ты пытаешься ей понравиться. — насупившись, обогнав Славу и встав ему на встречу, взыскивал студент.
— Да.
— Зачем? Зачем про руки, глаза… Что это значит для тебя? Такие речи произносятся с умыслом. Игра? Ты считаешь, что сможешь управлять ею?
— Почему я не могу сказать девушке о её красоте? Во-первых, она мне отвечает. Во-вторых, если ты о разнице лет между нами, то ты — консерватор. Ну и девушка она свободная, молодого человека не имеет.
— Я… А я? — возмутился, останавливая напиравшего мужчину, Ипполит.
— Что «Я»? Ты для неё друг и только.
Слава поддался и остановился перед студентом, уперевшись плечом в стену.
— Она любит меня.
— И при этом флиртует со мной. — Слава встал поудобнее и скрестил руки, что теперь опирался о стену плечевым суставом.
Студент находился в исступлении, как он не пытался, мозг отказывался работать со смешанными чувствами, но говорить надо было. В
