словах Василия Ивановича казалась ему интересной, в реальности — невообразимо утомительной. Под одеждой кожа его горело и скользила по ткани от пота, в то же время руки и лицо обдавал морозный ветер или их присыпало колючим снегом, от чего сознанию становилось трудно контролировать температуру тела. Интерн выходить на улицу отказался, так как на его очереди комплекты одежды закончились, и он остался в кабинете, из-за чего Славе было ещё скучнее. Лежал он, надеясь на то, что время пойдёт быстрее…
«Даже я так не могу.»
… и смотрел на небо минут двадцать. Расстраивало и то, что за этот период никто не добрался до зоны красных, а сообщения о захвате флага синих не было. Наконец он услышал скрежет проминающегося снега. Кто-то явно хотел обойти Славу и двигался вокруг него. Мужчина этим охотно заинтересовался и пополз за шумом. Соперник отползал, но Слава не знал, заметил он его или нет, и продолжил движение. Вскоре на горизонте зрения мужчины стали мелькать небольшие серые полоски, являвшиеся частью бело-серой окраски одежды, и он ускорился, противник тоже не медлил и в тот момент, когда Славе не хватало метра, чтобы схватить мужчину за ногу, тот резко остановился, так что Слава не среагировал и продолжил движение, и вскользнул в обхватившие его шею ноги уползавшего.
— Ладно, ладно, сдаюсь. — прохрипел Слава.
— Знаешь, я подумал днём, о том, почему ты заинтересовал Лизавету. — сев и наклонившись над лицом лежачего, начал Ипполит.
— А я рад, что это именно ты. — поднимая шапку, скатившуюся ему на глаза, по голосу узнав студента, улыбнулся Слава.
— И знаешь, какую закономерность я нашёл?
— Я думаю, это именно самый подходящий момент для этого разговора. — подхватил мужчина, выплёвывая снег, засыпавшийся ему в рот со штанов студента.
— Внешностью мы с тобой очень походи…
— Не ты первый об этом говоришь.
— Но не характером, а ведь именно она стала больше о тебе говорить, когда ты был в изоляторе и после него, а не когда ты только прибыл, то есть ей нравишься ты изменившийся.
— Выходит, мы одинаковы снаружи, но разные внутри. Две стороны одного. — замедляя произношения вывел Слава. — Неужели ты меня убьёшь.
Студент с встревоженным непониманием посмотрел на мужчину.
— Ты почти сел ногами мне на горло.
Ипполит, возвратив лицу серьёзность, согнул ноги, и Слава сел напротив него.
— И что мне с этой информацией теперь делать? — улыбнувшись, поинтересовался физик.
— Вот опять улыбка, хватит. И Лиза только о ней и говорит. — в сторону добавил студент.
— А ты видел свою? Улыбнись, сейчас, ради меня. Она прекрасна! Пожалуйста, той, которая была в кабинете. — вспыхнул Слава, придвинулся к Ипполиту.
— Отстань. — отпихнул его от себя студент и пополз к центру территории красных.
Слава встрепенулся и, через секунду нагнав молодого человека, пристроился рядом с ним.
— А почему?
— Я пришёл сюда не с тобой разговаривать.
— Надо же, а мне вот казалось, что как раз за этим.
— Либо мешай мне искать ваш флаг, либо ползи в другую сторону.
— Ты не мой командир.
Слава замолчал и продолжил ползти рядом с Ипполитом. Начало темнеть, вышла Луна, окружённая маленькими мерцающими звёздами, и Василий Иванович ушёл на пропускной пункт, откуда включались прожекторы. Из центра иногда были слышны вскрики. Один раз Слава покинул студента, заметив, как чья-то тень наклонилась над местом, где был закопан флаг, и, точным ударом обезвредив мужчину, который и не подозревал, что хочет справить нужду в месте хранения знамения команды, оттащил тело, а после, перепрятав предмет, отыскал Ипполита.
— Студент, как ты думаешь, из-за чего Колю комотозило? — тяжело дыша произнёс физик.
— Перепрятал?
— Да. Фу, подожди. — с грузной одышкой произнёс Слава.
Мужчины сели друг напротив друга, облокотившись спинами на металлические конструкции: Слава на лестницу, а студент между двух столбов. Включились прожекторы.
— Нет такого слово. — поднимая сползшую на глаза шапку, поправил Ипполит.
— Я сказал, значит теперь есть. Ну, дак какие у тебя предположения?
— Не знаю.
— И я.
— Теперь искать нет смысла.
— Я не так и расчётливо спрятал.
— Ты же понял, о чём я тебе говорил. — Ипполит перестал глубоко дышать.
— У тебя мама в скольких браках существовала?
— Что? — воскликнул студент, подрываясь к Славе.
— Ну не можем же мы бить с тобой братьями. — осадил его порыв физик, и молодой человек вернулся к столбам.
— Ты меня вообще слушал?
— Я о том и говорю. Как между нами может быть родство. Хотя я слышал, что в мире существует хотя бы четыре похожих друг на друга человека…
— Замолчи! Перестань строить из себя бездумного идиота! — взорвался студент, кидая снег в лицо Славе. Мужчины с минуту вычищал куртку и шапку, и после того, как убрав все не растаявшие комочки, ухмыльнувшись, продолжил говорить не повышая голоса.
— Ты хочешь, чтобы я заболел, да? Нет, нет не надо ничего говорить, я понял. Всё понял. Уже больше не побеспокою.
Слава молча поднялся и пошёл к госпиталю. Первым порывом Ипполита было ликования, но, когда мужчина отошёл несколько метров, оно сменилось, неожиданно для молодого человека, чувством вины, и он рвался его догнать и извиниться, но остановил себя, напомнил, что тот человек ему «совершенно не интересен». Ликование пропало вместе с остальными чувствами, и студент пополз в свой лагерь.
— Ничего, он забудет того, а меня признает, признает. — зациклено перебирал слова Слава, уходя с поля.
Метрах в десяти справа от мужчины, стоял Василий Ивановича, он заметил Славу, и, когда тот, не оглядываясь по сторонам, нацелено шёл в здание, закричал.
— На месте стой!
— Василий Иванович, мне кажется, я простыл. — шмыгая носом, прохрипел физик, поворачивая к военному. — Я пойду, в кабинете время отсижу.
— Знаем мы таких. Ну-ка, подойди.
Когда Василий Иванович присмотрелся к Славе, потрогал его лицо, горячее и холодное одновременно, согласился и отправил его в кабинет.
— А вот и я! — отрекомендовался мужчина, открыв дверь.
— Закрой, закрой, дует. — замахал на него сидевший на столе Василия Ивановича Интерн.
— Не скучал?
— Слегка пришлось. А ты почему так рано. Или вас уже отпустили.
— Я, как видишь, заболел. — с той же болезненностью, что и Василию Ивановичу, прохрипел Слава, на что Интерн рассмеялся.
— И там, знаешь, тоже скучно. Мы с Ипполитом говорили.
— Вот только не вздумай от Лизы отказываться.
— И не собирался. Но, он всё ещё так пренебрежительно ко мне относится.
Слава нашёл свой вещевой комочек и начал переодеваться.
— А я тебе говорил, что он тебя не простит.
— Говорил, говорил… Но не буду же я у него прощения просить. Фу, как это мне вообще в голову пришло.
— Может через Лизу уговорить.
— Если так, то он меня ещё больше возненавидит.
— Почему возненавидит. Это слово крайней степени. Скорее ты ему будешь неприятен.
— А я так не хочу! И нас рассорить, я тоже не намерен, и их между собой. И вот твой план был флиртовать с ней. А он вместо того, чтобы с ней поговорить, начал меня под пресс загонять. — тараторил Слава, нервничая так же из-за рук, застрявших в рукавах рубашки.
— Я откуда знал, что ты ей вправду понравишься.
— Кто бы сомневался, конечно, я понравлюсь.
— А Павла Анатольевича, ты уже решил списать?
— Если он скотина, то именно он и сработает на нас.
— Стоило усложнять себе дело ради «чувств» студентишки. — брякнул себе под нос Интерн.
«Говорить какую роль в планах Славы играет главврач? Или нет? Намекну так, Слава хочет, чтобы в момент смерти Лизаветы студента не было рядом, и он как можно дольше не знал об этом. А как и зачем, додумаете сами, не знаю только, будет ли время упомянуть разгадку далее.»
— Если сделал, значит стоило. Надо…
К этому моменту и подоспел Павел Анатольевич. Он забежал в кабинет и, в спешке оглядываясь, заметил складывавшего форму в шкаф Славу. Врач выпрямился — ворвался он со сгорбленной спиной и на согнутых коленях.
— Неожиданная встреча, Павел Анатольевич. Если ты к Василию Ивановичу, то тебе на улицу, и я бы рекомендовал одеться потеплее, сегодня холоднее вчерашнего вечера.
— Я именно к тебе…
— Как приятно быть таким популярным. — засмущался Слава, опёршись плечом о шкаф и поставив носок одной ноги на другой, приняв неустойчивое положение.
Павел Анатольевич подошёл к мужчине и засунул руки в его карманы.
— Вы опять. Ну я не такой, уж извините. Да хватит, что ты делаешь! — возмущённой взревел Слава, толкая врача и сам начиная подать, но успев выставить одну ногу назад.
Павел Анатольевич потряс его карманы, в поисках таблеток, но, убедившись в их беспредметности, вытащил руки.
— Если будете продолжать эти домогательства, я заявление напишу!
— Где?
— В полицию, в полицию.
— Где таблетки, которые ты подсыпал Николаю?
— В сумме год и двадцать дней, или шестьсот двадцать тысяч, это я с твоими ложными обвинениями посчитал. — поправляя вывернутые карманы, подняв голову и посмотрев на главврача из-под век, осадил Слава.
— Смейся над соседями. Я знаю, что это ты сделал, и с Геной то же. — продолжал дознаваться Павел Анатольевич.
— Итак, первое — вы, не предоставляя доказательств, обвиняете меня в серьёзном преступлении, второе — делаете это на почве личной неприязни, третье — я к пострадавшим ненависти не питал, и последнее — я этого не совершал!
«Интерн, записывай и его, как он меня утоми.» — мысленно добавил Слава.
— Зачем ты ходил сегодня на сестринский пост? — приглушив тон, но не напор, спросил врач.
— Поговорить. А с тобой всё хорошо. Ты сколько тут уже работаешь. Я знаю, что достаточно много. Не могло ли это отразится на твоём здоровье. Работа захватывает человека, а иногда становится его частью. Может быть это твой случай? С Колей и Геннадием я связан так же, как и большая часть госпиталя. Сходи к жене, пусть тебя она, как психолог, выслушает, полечиться может придётся.
Павел Анатольевич не мог ни за что в мыслях зацепиться, в добавок на него давила невозмутимость Славы и он, хотя и перебирал в голове вопросы, сказать ничего не мог, и начал сомневаться в обдуманности совершённого поступка, который обличал его нерешительность, и если бы именно Слава ввёл двух людей в кому, то главврач начал понимать, что ставил и себя под удар.
— Ты, может быть, что-нибудь не досказал? — устав молча предугадывать то, что мог бы сказать Павел Анатольевич, пренебрежительно предположил Слава.
— Есть ещё…
— Я слушаю.
— Не сейчас.
Павел Анатольевич растерялся и вышел из кабинета.
— А долго ждать? — прокричал ему вслед Слава.
— Чёрт! — воскликнул Интерн и побежал к Славе.
— Где? — подпрыгнув, метая взгляд по кабинету, удивлённо воскликнул мужчина.
— Он…он посмотрит запись с камер в изоляторе.
— И? — равнодушно, будто сам не мог вспомнить, зачем Павел Анатольевич мог намереваться это сделать, заявил Слава.
— На них видно, как ты берёшь таблетки. А если ещё и в столовой они есть…
— Нету. Успокойся, когда меня отравили, он не поехал.
— А сейчас из принципа поедет.
— Ты меня, конечно, прости, но ты дурак? К камере в изоляторе я стоял спиной, лекарства были на уровне живота. Успокойся. Сегодня ты слишком много паникуешь, а в изоляторе, когда план продумывали ты был посмелее. Струсил? — усмехнулся Слава.
— Нет. Но ещё раз проверить исполнение лишним точно не
