Проснувшись с мыслью о том, что теперь ей придётся разгонять тоску группы из десятка детей, запертых на весь день в небольшом, в сравнении с бывшим ей современном, классе, Элисса пошла в госпиталь.
«Потому что еды у неё дома не было, и тогда же она решила её вообще у себя не заводить, а нахлебничать у стариков.»
После завтрака, который Элисса хвалебно раскритиковала и предположила, что придёт и на обед, а под конец печально добавила об отъезде учителя и о том, что ей придётся его замещать, девушка пошла в школу. К моменту её прибытия, а шагала она не торопясь, подпинывая камни, на столах, за некоторыми из которых уже разговаривали несколько детей, были разложены таблички, и Василика, читая, занимала стол учителя.
— Привет. — обращаясь ко всем, только открыв дверь, крикнула Элисса.
Все, за исключением Василики, так же поприветствовали девушку, которая с непривычным энтузиазмом подхватила их общительность, и, подходя к каждому ученику, уделила их личным вопросом около минуты.
— Антипатрос говорил с тобой? — облокотившись о самый маленький стол в кабинете, стол учителя, к которому подошла последним, и заняв большую часть его центра, спросила Элисса не убиравшую от лица книгу Василику.
— Нет.
— То есть ты не знаешь, что он попросил меня помочь тебе?
— Ты мне не нужна. Он уже уезжал на неделю, и я объяснила им всё так же хорошо, как то же рассказывает Антипатрос. — усмехнувшись, оспорила её вопрос Василика, продолжая удерживать препятствия между их взглядами.
— Видимо, это не так. Надо обсудить план работы. Будем меняться по часам или дням? — не отступала Элисса как от вопроса, так и от занятого места.
Василика с презрением провела взглядом по верхнему краю книги, которую для этого немного приспустила, и не ответила.
— Я делаю это только потому, что об этом попросил Антипатрос. Не люблю подсказывать соперникам, но, если ты всё ещё хочешь выиграть спор, подумай, как изменится к тебе его отношение, когда он узнает, что ты не послушала его указаний. — надвигаясь над Василикой, напоминала Элисса. — Если тебе принципиально не хочется со мной работать, я могу уйти.
— Нет, стой. — пробудилась девушка, услышав в предложениях истинную угрозу ухудшения отношений с предметом её симпатий, и положила табличку на стол.
«Значит, у них эта резкая смена взгляда передаётся по наследству.»
— Как ты хочешь распределить обязанности?
— Три дня учу я, потом ты. Антипатрос сказал, чтобы ты преподавала географию, математику, астрономию и письмо, а я историю, литературу, живопись и философию.
— Я проведу первые дни.
— Как хочешь. — безразлично бросила Элисса, но вышла из школы, испытывая облегчение.
Остановившись в центре нескольких дорог, Элисса задумалась о том, куда ей идти и, найдя отличием двух пристанищ только то, что в одном её могут утомить вопросами, пошла в свой дом.
«Нет, сегодня не поедем. Я же не думала, что она решит начать первой. Вообще-то мы могли убедить её в этом, но какая разница, лошадей ночью мы бы не нашли. И как я поеду одна? Надо было думать об этом до того, как придумала остальное. Хорошо, но мы не можем ничего не делать, когда сами обстоятельства побуждают нас к этому. И что ты предлагаешь? Надо найти того, кто собирается поехать, и мы навяжемся за ним. Ты доверяешь этим крестьянам? Некоторым. А ты помнишь, чтобы кто-нибудь за эти недели выехал из деревни дальше поля? Значит, с большей вероятностью кто-то поедет, потому что сейчас только собирается. Предлагаешь обойти каждый дом, стучаться и спрашивать, уезжают они или нет? Опять ты усложняешь! Она пойдёт к старосте и спросит у него обо всех. А если он не знает? Если так, то он либо не хочет нам об этом говорить, либо ему не сказали, либо никто не едет. И что тогда? Наймём лошадь, возьмём карту и поедем сами… Хорошо, сейчас пойдём к старосте. —- по дороге Элисса согласилась со всеми своими мыслями и свернула на новый путь.
Старосту девушка дома не застала, только вместо него встретила Агатту, которая сообщила, что её муж ушёл в поле по просьбе нескольких мужчин, но времени его возвращения она не знает.
«Надежда ещё есть. И что, снова ждать? Я так устал. На этот раз можешь сказать за всех. Надо ждать. Да, сейчас все на работе. Может быть, сходим к Мелиссе? Ей могли рассказать.» — передумала Элисса и, вновь сменив направление от дома несколькими оборотами, направилась в госпиталь.
На лавочках сидели несколько селян, не обратив внимания на которых, девушка прошла к столу, поздоровалась с Мелиссой и, сказав, что подождёт окончания приёма в столовой, ушла в соседнюю комнату, где просидела несколько минут, прислушиваясь к неразборчивому шелесту где-то в доме, и из любопытства к тому, что не может найти его источник, подошла к мастерской. Именно за дверью и томился звук, и привлечённая им Элисса, вошла в мастерскую.
Олиссеус был отвлечён от обычного вращения круга, за чем Элисса чаще всего его замечала (кроме последнего визита, когда гончар расписывал вазы), и сидел, осаждённый с одной стороны горой шелухи или листвы (к какому виду растений принадлежали они до высыхания, Элисса не разобрала), с другой были набросаны куски ткани, но опрятнее всего стояли вазы, одну из которых мастер держал в руках и окутывал комбинацией из остальных предметов.
— Зачем вы их закрываете? — подходя к гончару, поинтересовалась Элисса и продолжила с лестью, о которой не забывала ни в одном разговоре с Олиссеусом. — На них прекрасные рисунки.
— Для продажи. — не отвлекаясь от работы, завернув последний листок, мастер поставил вазу в часть, отведённую для готовых продуктов, и взялся за следующую.
— В том полисе, где живёт Софокльз? — взволновалась Элисса, но пыталась не выдать своей радости голосом.
Присев между тряпками и не завёрнутыми вазами, она хотела взять одну на руки, но, побоявшись криков Олиссеуса, отогнала мысль.
— Да.
— А скоро вы поедите?
— Элисса, не отвлекай меня! — выпуская частую для его натуры раздражительность, небрежно бросил гончар.
— Ваша работа, работа мастера, не станет хуже, если вы часть своего внимания отведёте моему вопросу. — подластилась Элисса, заметив, что Олиссеус
смягчается, услышав к себе лестные знаки внимания.
— Через несколько дней.
— Я надеюсь, что вы продадите свои работы по лучшей цене. — отметив, что вскоре она выведет Олиссеуса из чувств, располагающих к общению с ней, закончила девушка.
Элисса поднялась, остановилась ещё на несколько секунд посмотреть на вазы, и как ей казалось, именно их она видела за стёклами музеев, и ушла в госпиталь, где количество искалеченных не уменьшилось, и она занялась работой Василики, под скуку которой её снова стали посещать мысли: «Такой случай, и сорвался. Всё равно придётся идти к старосте. А если больше никто? Если он один? Подумайте, он едет их продавать, это его работа, а остальным зачем ехать в Платеи — у них автаркия. Об этом решим после того, как спросим у старосты.»
Просидев до вечера в госпитале, помогая Мелиссе, Элисса пообедала и пошла к Изокрэйтсу, который согласился с тем, что из деревни, кроме Олиссеуса, никто выезжать не собирался в течение нескольких недель.
«А я говорил. Ты скептик. Зато я прав. Итак, у нас две проблемы: первая — он уезжает в дни, на которые у нас назначена работа. Это из-за Василики… Не перебивай, второе — он нас не возьмёт. Почему? А кто мы ему? Какая-то девчонка, которая пришла к ним из леса, не знала их язык, месяц пролежала в больнице. Мы — очередной пациент его жены. Значит надо добиться его расположения. Значит надо как-то отсрочить его отъезд и за эти дни войти в круг его доверия.» — вечером, когда Элисса пыталась уснуть, и в то же время ни разу ещё не закрыла глаза, и под каждую новую реплику поворачивала голову на другую щёку, подытожил один из голосов.
Забыв о том, что Антипатрос попросил её прочесть принесённые им конспекты, девушка весь следующий дня провела в доме Олиссеуса и Мелиссы, перемещаясь из комнат по мере надобности хозяевам, или если они уставали от её разговоров (в большем количестве случаев это относилось к Олиссеусу). В госпитале она снова заимствовала роль Василики, даже была послана в лес для сбора трав, рисунки которых Мелисса показала ей в книге, а в гончарной мастерской Элисса никак не могла найти подходящий предлог для того, чтобы Олиссеус задержал отъезд.
Занявшись одной мыслью, Элисса спросила о том, сколько времени мастер изготавливает одну вазу, начиная с придания формы и кончая упаковкой в ткань. Ответ Олиссеус начал раскрыто, уточнив, что общее время для каждого изделия неизмеримо и накладывает на себя изменения исключительные в каждой характеристики, но он, как человек знающий своё ремесло и совершенствующий его не один десяток лет, …
«Он прямо так и бахвальствовался.»
… если отдаст всё своё время изготовлению одной вазы, то закончит за три дня.
«Разобьём вазы. — в тот же миг, заслонив собой все предыдущие мысли, выскочила идея, и прыткий мозг девушки сосредоточился на главном. — Все? Нет, может быть две или три. Он же сказал, что если будет работать только над одной, то потратит три дня. Но если разобьём одну, он и без неё поедет, а если больше, то точно времени не хватит. Постой, Антипатрос сказал, что приедет в лучшем случае через две недели, так что мы можем подождать неделю. Нет, если разбить много, могут подумать, что это кто-то специально сделал, он начнёт искать и работа остановится. А почему он об этом не подумает, если разобьём три? Потому что мы представим, что, например, они упали от ветра или на них, от того же ветра, что-нибудь упало. Тогда он только расстроиться, сделает новые и поедет. А может быть он не будет их делать? Если у тебя есть другой план, то можешь рассказать сейчас. Нету. Значит, мы разбиваем вазы и обустраиваем место, склоняя его подозрения от человека до природных явлений. Можно ещё списать на „волю богов“! Откуда я знаю об их богах? Кто-нибудь придумал, как расположить его к нам? Может быть помочь в процессе изготовления. Нет, после того, он нам даже прикасаться к многим вещам тут не разрешает, к тому же в те дни мы будем преподавать. А это значит, что у нас будет свободное время только вечером, и если мы будем тратить его на помощь, то он может подумать, что он нам не безразличен и прочее. От этого мы ничего не теряем, так что попробуем. Надо разбить сегодня. Он говорил о том, пойдёт ли сегодня куда-нибудь?» — уставившись на руки Олиссеуса, придумывала Элисса и, не найдя ни у кого ответа, обратилась к мужчине:
— Староста должен знать обо всех делах односельчан? Вы расскажете ему об отъезде?
— Да, мне надо будет его ещё раз предупредить. Наверное, пойду завтра. — окручивая последний десяток ваз, согласился Олиссеус.
— Давайте я вам помогу. Вы сможете сходить сегодня и уедите ранним утром. — предложила Элисса, пытаясь сделать глаза умными, по ещё со школьных годов известному правилу, когда надо начать складывать в уме многозначные числа, но лицо осталось такое же приветливое, которое она чаще всего применяла в этом доме.
— Нет.
На этот раз девушка прекратила попытки с первого отказа, но начала о другом.
— Расскажите о рынке. Он стоит на главной площади, там много рядов, и все продают разное? Платеи — крупный полис? Наверное, там много
