загруженного товаром продавца, занялась подбором хитона, взглядом примеряя его на себя. Мужчина, стоявший за столом, хотя и заметил девушку, продолжил разговаривать с соседом. Элиссе же его поведение стало интересно и она подслушала небольшую часть их разговора, в котором торговец, у лавки которого она остановилась, мужчина, на вид которому можно было дать лет не многим больше, чем Антипатросу, хотя имевшему более грубые черты, как, к примеру, ссадины на лице и ногах, в углах покрасневшие (но не от слёз) белки глаз, спрашивал у соседа, сколько бы тот мог заплатить за его мастерскую, купил ли он её и о том, могла ли свершиться сделка в ближайшие месяцы. Элисса стояла долго и внимание на неё обратил уже соседний продавец, который отвлёкся от своего ответа и спросил у девушки о том, сделала ли она выбор. Молодой человек отошёл от собеседника и с видом, в котором Элисса явно рассмотрела его нетерпение вернуться к разговору, остановился перед ней. Но повседневные заботы эллинов Элиссу не интересовали, она указала на выбранный хитон, услышав цену, долго высчитывала монеты, чему её вчера выучила Мелисса и, оплатив одежду, которую тут же нашла в собственных руках, удалилась ещё дальше от арки керамики.
Ряды столов стояли параллельно друг другу и колонном так, что их начало уходила к главному входу, поэтому пока Элисса пыталась найти скрытое от глаз общества место, она дошла по последних столов, в которых торговали фруктами. Найдя лишнее в том, чтобы проверять симметрию другого конца, Элисса зашла за колонну, подвернула джинсы до колен и скрыла футболку в куске мягкой ткани, попытавшись завязать его так, как ей казалось будет похоже на технику, которой пользуются те, на телах которых ткань висит изящными складками. Когда, после нескольких попыток, одежда мужчины крепкого сложения, заняла две трети части тела Элиссы, она возвратилась на рынок. Часть беспричинных и неописуемых переживаний иссякла, Элисса почувствовала большую связь с обществом, интерес к главной культуре прошлого возрос, и она принялась с любопытством расхаживать между столами, продолжая замечать однотипность людей и различие товаров.
Вскоре за увлечение Элиссе пришлось платить материально- желудок её напомнил о долгой безработности, и девушка купила несколько фиников и слив. Прогуливалась, завлечённая мыслями о том, что она- единственный человек, который, зная о существовании мобильной связи и о возможности космических путешествий, ходит по городу, давно не существовавшему, когда она родилась. В её сознание все встречавшиеся ей люди мертвы, из-за чего Элисса и не могла почувствовать укрепляющейся между ними связи. Она остановилась посреди прохода, вспенив о том, что должна исполнять обещанное Олиссеусу, и страх её был более выражен не из-за того, что она могла посчитать себя не обязательной, а из-за трепетания перед реакцией мастера. К счастью, от керамической арки её отделяли четыре ряда, один из которых она с удовольствием прошла молча, а, заворачивая на следующею, начала монолог. С этим же Элисса снова почувствовала уменьшение своего положения в обществе рынка, весёлость её убавилась, и она прибавила шаг.
Лавку Олиссеуса Элисса застала опустошённой на несколько товаров, а мужчину занятым продажей. После того как ваза была куплена, эллинец отошёл от стола и его место заняла Элисса.
— Что это? — воскликнул Олиссеус, осматривая девушку и, схватив её за руку, завёл за стол.
— Что ж ты сделала, развязывай это! — смешивая команды с упрёками, продолжал мастер, ударяя рукой о запутанные девушкой в узлы комки ткани.
Элисса, для которой всё произошло в мгновение секунды, мыслями растерялась, но руки повеление исполнили, и вскоре она снова стола в одежде, внешний вид которой за короткий период успел забыться. Недоумевая от того, что девушка не смогла повязать хитон, и к тому же купила его мужской вариант, Олиссеус ловко перекинул ткань через её плечо, одним из концов очертил талию, большую часть складками оставил свистать с пояса. А Элисса, даже не рассмотрев новый облик в зеркало, а только заметив его часть, наклонив голову, удивилась простоте исполнения и лёгкости получившегося вида одежды.
Не задержав девушку более чем на пять минут, которые Элисса просидела на повозке, которую Олиссеус оставил возле стола (лошадь мастер отвёл в конюшню, пристроенную к рынку специально для продающихся или помогающих в реализации товаров животных), мастер попросил её пройти и в другую часть здания, где, как он упомянул, под крышей находится небольшая часть женского рынка, и, хотя торговые ряды продолжались за колоннами строения, мастер уточнил, что покидать основную территорию не нужно.
Удивившись разделению продавцов и покупателей по половому признаку, хотя, как заметила Элисса, жёсткого контроля за нарушением распределения не было, и пара женщин промелькнула на недавнем её пути во фруктовой арке, девушка, пройдя несколько мужских отделов попала в женскую часть рынка. Различие в продукции было незначительное- видов одного продукта в женском ряду могло быть больше, чем в мужском и наоборот- поэтому Элиссу более заинтересовала причина обособленности прекрасного пола, красота которого скрывалась под тканью, закрывавшей большую часть лица. Подобный вид девушка сравнила с одеждой мусульманок, из всего тела у которых открытыми оставались только глаза. Но, хотя с первого взгляда оно заметно не было, вскоре в глаза Элиссе удалось найти значительное отличие- хитон спадал до пят и, казалось, окольцовывал ноги как юбка свободного кроя, но как только женщина начинала шаг, занесённая вперёд конечность выскальзывала из-под ткани, оголяясь до колен или выше. Таким образом, как вскоре заключила одна из более рациональных мыслей, сокрытие части лица от посторонних глаз производилось не из-за религиозных и прочих убеждений, а для того, чтобы утаить красоту лица, тогда как остальная часть тела могла не прикрываться одеждой.
Женщины на Элиссу внимания обращали незначительно и только потому, что их приводил в возмущение громкий голос девушки, а некоторые из них…
«Всего две.»
… сделали крикунье замечание. Эта часть рынка была меньше предыдущей и Элисса, которая решила, что с женщинами здесь могут обходиться по устоям, схожим с законами шариата, подумала, что информацию о мужчине-пришельце им будет не известна, и, быстро прошагав между рядами, подошла к колоннам, где вспомнила о наставлении мастера и, не останавливая многочисленного повтора монолога, вернулась к лавке Олиссеуса, откуда больше не была отправлена на повторный призыв покупателей.
К вечеру…
«Уделим немного внимания географии. Греческие острова расположены ближе к экватору, чем самая южная точка страны родной автору, потому, если выражаться более просто, хотя она бы мне этого не простила, день и ночь здесь начинаются раньше. А Элисса не заметила, как сильно увлеклась наблюдением, потратила почти четыре часа на первый и полтора на второй обходы рынка. Так общее время к её возвращению подходило к шести часам вечера, и уже начало темнеть, поэтому усидела она за столом не более получаса.»
… была распродана половина выставленных на стол ваз, которые теперь без остатка в тележке заняли всё оставшееся место на столешнице, и пара заказанных была выдана их владельцам, которых случайно заметили мастера, уверявший их, что хотел сам доставить изделия завтра в их дома.
Солнце заходило и начинало холодать, что заметила Эллиса по озябающим ногам, потому что сначала не обратила на похолодевший воздух внимания, так как большую часть её тела укрывал сложенный в несколько раз хитон, тогда девушка вспомнила, что Олиссеус ни разу не высказался о том, где они будут ночевать, и, пока мастер перекладывал вазы в телегу, а она стояла, держа лошадь, спросила:
— Я думаю, вы часто ездите в Платеи. Там, где я жила, путешественники не заходили. — аккуратно и с заботой к собственному созданию переносивший вазы Олиссеусу будто не слушал Элиссу, но девушка продолжала. — И я не знаю, где у вас принято останавливаться переночевать. Вы позаботились об этом, мне спросить у кого-нибудь, кто, может быть, знает о том, где здесь…- девушка спешно удержала себя, чуть не произнеся «гостиница», и остановилась в поиске синонима,- ночуют приезжие?
Несмотря на вид отрешённый и поглощённый собственными размышлениями, Олиссеус ответил сразу же после окончания слов Элиссы:
— На эти дни мы остановимся в доме моего друга.
Переложив все вазы, мастер запряг лошадь, но за повозку уже не сел, не дал это сделать и Элиссе и повёл обеих за собой. Дорогой, Олиссеус неожиданно заговорил:
— В доме иди за мной, ничего не говори до того, пока я не разрешу. Ты видела женщин на рынке, запомнила их скромное поведение? — в ответ все голоса девушки рассмеялись, но Элисса, шедшая сбоку от мужчины, только кивнула и приняла более сдержанный вид- перестала размахивать руками, которые беспризорно болтались во время ходьбы, сложила их у бёдер и выпрямила спину. — Хорошо. Постарайся сегодня не говорить вообще, если будут спрашивать, отвечай наклоном головы. Моего друга зовут Тимокл, а его жену- Азия, у них также есть сын, но я не знаю, живёт ли он сейчас с ними. Азия проведёт тебя в женскую часть дома, там ты и будешь жить три дня. И лучше без надобности не покидай гинекей.
«Не думала, что у них всё настолько плохо. Как нам не разговаривать, если надо узнать… Тише, сейчас не до разговоров, обсудите это ночью. »- начали возмущаться голоса Элиссы, но девушка быстро их остановила, так как Олиссеус продолжал.
— Завтра я пойду отвозить заказанные вазы и даже если пойду на рынок, то только в то же время, что и сегодня, поэтому утром можешь походить по городу, но от дома далеко не уходи и попроси, чтобы тебя одели специально для выхода. Но всё же, если ты заговоришь на улице, и с тобой не будет никого из семьи Тимокла, тебя могут попросить, чтобы ты назвала им своего патрона…
— Что это значит? — резко вставила Элисса, вслушиваясь в нарастающую серьёзность тона Олиисеуса.
— У тебе нету времени дослушать? Это покровитель метека. Ты- метейка…
— Да, мне рассказывал Антипатрос- предупредила объяснение девушка.
— Но мы не нашли тебе патрона, а он быть обязан. Поэтому отвечай тому, кто спросит, что родители твои афинцы, но уехали в Истрию, где ты и родилась, и говоришь с акцентом потому, что общалась там не только на греческом, но и учила языки живших там племён.
— А если он попросит меня сказать что-нибудь, я могу выдумать.
— Это твоё дело.
С кратким экскурсом в жизнь эллинцев Олиссеус закончил, и более они ни о чём не говорили.
Последние световые лучи тонули за горизонтом, а они всё ещё не дошли до ночлега. Элисса шла, всматриваясь в посеревшие стены тех же домов, которые сияли белоснежностью днём, но более о домах античного времени судить ничего не могла, и так же ей ничего не вспоминалось из учебников. Зато, несмотря на темноту, платейцев на улицах меньше не становилась, и девушка шла, боясь налететь на людей, выныривающих перед ней. На следующих улицах, куда сворачивал Олиссеус горела пара факелов, достаточно освещая путь. С этим удобством они шли недолго, и вскоре мужчина
