продавцов и товаров.
— Достаточно. — Олиссеус, расположение духа которого сегодня были не из приятных, и шутить он не хотел, ответил на то, что выбрал, забыв об остальных вопросах. — Но покупают там не только местные жители. Как и продавцы, покупатели приезжают с окрестностей, и товар всегда скупается.
— А как они распределяются? По классам, по качеству товара или по местности, откуда его привезли? — Элисса находчиво подбирала самые непопулярные варианты размещения, чтобы Олиссеус продолжил разговор, а не просто подтвердил её слова наклоном головы, после чего всегда диалог обрывался.
— По рядам — одному товару выделяют один коридор.
— А если продавцов большем, чем места.
— Такого не бывает. Но если недалеко время праздника, то те, кому не хватило части общего стола, приставляют к нему свой. — Олиссеус обновил колени неупакованной вазой.
— Надо иметь товар высокого качества, чтобы выделится среди точно таких же. — будто вслух задумалась Элисса.
— Или быть известным и делать некоторые товары по личной просьбе.
— По личной просьбе — значит они сами выбирают материал, форму и рисунок?
В ответ Олиссеус кивнул.
— Это вон те, которые вы положили отдельно от других? — вытягивая палец к той части, окружавшей мастера, где стояли готовые вазы, разделённые на две группы несколько сантиметровой полосой пустоты.
Мужчина, не сказав ни слова, кивнул, и, как предполагала Элисса, на этом разговор был окончен, а в мыслях девушки возобновились движения: «Давайте разобьём одну обычную и одну на заказ. Тогда, раз всего по одной, он успеет сделать их за три дня, а так как одна на заказ, то без неё он не уедет. Хорошо, осталось подождать, пока он уйдёт. Может быть ещё раз напроситься? Нет, даже если согласится, то потратит много времени, объясняя, как заворачивать.»
Решив все детали, но не скрепив конструкцию воедино, Элисса перешла в госпиталь, надеясь, что перед тем, как посетить старосту, Олиссеус зайдёт сообщить жене об этом.
Так и случилось: вечером, когда до обеда оставалось не больше часа, в госпиталь вошёл мастер, лицо которого было менее сурово, чем обычно, даже уголки губ играли незаметной на лицах других, но бросавшейся в глаза тем, кто знал Олиссеуса, улыбкой. Он сказал жене, которая при его появлении приостановила разговор с Элиссой и посетительницей, которая задержалась после того, как ей на ушиб лекарь намазала смесь, за которой и уходила девушка, о том, что к завтрашнему отъезду всё готово, и мастер пошёл к старосте.
Тут Элисса нашла недостающую часть — Мелисса могла услышать грохот разбивающейся керамики и поймать её. В то же время действовать надо немедля, хотя Олиссеус ходил не быстро, и дом старосты находился далеко, с Изокрейтсом он всё же долго говорить не будет и сразу же вернётся в мастерскую. Элиссе в голову не пришло ничего удачнее, как сетовать на свою память о том, что она забыла передать Мелиссе, что когда она ходила в лес, то зашла в школу, и Василика попросила передать, чтобы, как только Мелисса не будет занята, то пришла к ней. Лекарь попросила Элиссу не волноваться о её забывчивости, но всё же укорила за беспечность, выпроводила приятельницу и пошла в школу.
Девушка стояла в мастерской в растерянности, не имея понятия о том, как уронить вазы. Вблизи от них стоял только стул и чуть дальше стол, но ни один из этих предметов ветер уронить не мог. В метаниях от одной мысли к другой, Элиссе предложили составить цепную реакцию, начало которой можно было объяснить дуновением ветра, а заканчивалась бы она падением стула.
«Начнём с того, что может уронить этот стул. — Элисса прокрутилась вокруг себя. — Достаточно много вещей. Может быть тогда лучше начать с того, что ветер может сдвинуть? Да, я так сначала подумала, но это только кисть. От неё достаточно много вариантов, но ни один не роняет стул или разбивает вазы. С той стороны, — она показала на выход из дома, — вообще ничего нет, значит остаётся эта часть. Постойте, у нас же могут быть помарки на условности и человеческий фактор, и если Олиссеус закрыл дверь не плотно, или она сама слегка приоткрылась, тогда при сильном ветре она захлопнется, ударит о стену, к которой прислонили метлу. Она упадёт, и её длинная рукоять заденет гончарный круг… но уронит ли она его? Может попробуем на практике? Нет, вдруг не получится. Думаю, мы сможем поставить её на место.»
Метёлка стояла за дверью, которую Элисса решила не захлопывать, а только уронила инструмент, конец рукоятки которого даже не задел гончарного круга. Девушка начала нервничать, времени оставалось меньше.
«Давай попробуем с кистями. » — возвратилась к первым мыслям Элисса и с начавшими трястись руками подошла к столу.
Она сталкивала кисть, которая, скатываясь по горе тканей, ударялась о вазы, но те даже не пошатнулись. Она пробовала и несколькими кистями, но и их силы не хватало. В последних попытках кисти заворачивали в другой угол стола, сталкивались с предметами, назначения которых девушка не знала, но похожи они были на небольшие отрубленные от ветки части, некоторые из которых были заострены с одной стороны, и сбивали их со стола. Но и с более длинной цепочкой все попытки были тщетны.
Под конец Элисса разнервничалась, отругала себя и ушла домой. А из хозяев первым вернулся Олиссеус только через пятнадцати минут после того, как девушка покинула его мастерскую. Он забеспокоился об отсутствии Мелиссы и успокаивал себя, любуясь упакованными и готовыми к продаже вазами. Ещё через примерно те же пятнадцать или двенадцать минут вернулась Мелисса и, рассказав мужу о том, что Василика просила её о помощи, …
«Ей, кстати и правда была нужна помощь, но раз сопернице она об этом не говорила, то была обескуражена, когда Мелисса объяснила, что она пришла, услышав о просьбе от Элиссы, но её лжи не выдала, заботясь об и без этого занятой проблемами многих односельчан женщине.»
…пошла раскладывать обед, во время чего несколько раз удивилась, что Элисса ушла, не поев и не попрощавшись, а муж её об этом не заботился и с радостной улыбкой думал об утре завтрашнего дня.
Ночью Элисса не могла уснуть. Она то начинала думать о том, сможет ли она остановить Олиссеуса завтра, после чего снова ругала себя, а мысли молчали. Она ходила по комнате, высказывала самые нелепые идеи, будь то: выкрасть вазы, сломать телегу, выпустить коня, а в пылу бессонного бреда бросила о том, чтобы убить животное. После этой мысли она испугалась себя же, решила думать о том, как воспрепятствовать отъезду, легла на кровать и только начала засыпать, как вспомнила о том, что Олиссеус уедет с утра, и если она уснёт сейчас, то проснётся к полудню. Она тут же соскочила с кровати, пробежалась по дому, отгоняя дремоту, и села за стол, где от чего-то вспомнила, как за ним сидел Антипатрос, удивилась этому, но прогонять видение не стала. После этого исключительного для её жизни события, Элисса несколько минут пыталась придумать устный предлог, чтобы остановить Олиссеуса, но нашла только один из пунктов того, как она могла бы пригодиться ему в Платеях, а именно, решила зазывать покупателей в часы большей посещаемости рынка. Но даже после этих выводов, заглянув в окно, она не рассмотрела даже проблеска Солнца над горизонтом, в то же время Луна сияла высоко в чёрном небе. Элисса засмотрелась на движение небесного тела, после снова встала, бездумно, чувствуя будто бодрствует только её тело, а сознание спит, покружила в центре комнаты и, наткнувшись глазами на книги и конспекты, отданные ей Антипатросом, села читать. Так, хотя ей и было несколько скучно, она прождала до утра и, заметив, что корона Солнца брезжит над горизонтом, побежала к дому гончара.
Вид у Элиссы был неопрятный и встревоженный: волосы были не расчёсаны, часть их была разбросана по спине и плечам, другая, на которую девушка ложилась на подушку, примялась к голове и была похожа на дно чашки; оттенок нездоровости придавали ей красные глаза, обвёрнутые снизу почерневшей кожей, отвыкшей за месяцы здорового сна от ночной студенческой жизни, и всё это ярким пятном выделялось на бледном лице. Если же раньше эти отражения своей ночной жизни она скрывала косметикой, то здесь, не имея зеркал, Элисса забывала о бывшей привязанности к ухоженности своего внешнего вида и, даже не имея в мыслях интереса узнать о наличии в деревне бани, …
«Которая, кстати, там была, но выстроена была в той части, куда Элисса, так же не имея предложений об этом, не заходила.»
… не мылась с прибытия.
Не доходя до улицы, на которой стоял дом гончара, Элисса свернула на соседнюю и пошла, заглядывая в щели между домами, высматривая нужную постройку. Отыскав её, девушка прислонилась к стене противоположного дома и заглянула за угол: лошадь была уже запряжена, а телега была частично заполнена: к ней Олиссеус всё ещё выносил из мастерской вазы.
«Что будем делать! Однозначно надо подождать пока он уйдёт. Можно напугать лошадь, она опрокинет телегу. Нет, разобьются все вазы. Я говорила, можем украсть. Нет, пока мы бежим туда, ищем вазу, потом возвращаемся, он может нас заметить. А ты помнишь, как выглядят те вазы? Да, и, кажется, уже вижу одну. Тогда давайте просто разобьём её, кинем камень. А ты попадёшь? Надейся, что попаду. Другого выхода сейчас нет. Постойте, мы же не хотели, чтобы было похоже на то, что это сделал кто-то специально. Да, но это единственный способ.» — Элисса решилась и, оглянувшись, подняла камень средних размеров.
Подождав, пока Олиссеус зайдёт в дом, она, опираясь о стену, пробежала к концу здания, за которым скрывалась, прицелилась, бросила и промахнулась — камень не долетел до телеги менее метра. Элисса вернулась на позицию за углом, взяла камень похожих размеров, подождала отлучения гончара, который принёс ещё одну вазу, и подбежала на то же место, откуда кидала первый раз, остановилась на несколько секунд, занесла руку, отставила её чуть дальше, чем при предыдущей попытки, и бросила. Тут же поняла, что на концентрацию затратила достаточно времени для возвращения Олиссеуса, и, не глядя, побежала назад и в это же мгновение услышала грохот разбивающейся глины, который придал девушке сил, она улыбнулась и с большей быстротой убежала домой, где, довольная своей ловкостью, решив обсудить это с мыслями вечером, уснула.
Как она и предполагала, раскрыла глаза Элисса, когда Солнце склонялось к горизонту, за несколько часов до заката. И с видом, будто весь день готовилась к перенятию учительского места у Василики, даже забыв о еде, она пошла к Мелиссе. В госпитале никого не было, поэтому Элисса, решив, что хозяева начали обед, прошла в следующую комнату, где один край её губ подёрнулся вверх, и, не зная как воспринять пустоту дома, Элисса перешла в мастерскую, в которой так же никого не оказалось, и чуть не вскрикнула от радости, увидев выложенные на полу вазы, которые покоились под столом на ткани и тем же материалом были накрыты сверху, из-за чего Элисса не сразу признала в это куче предметы — гарантии того, что Олиссеус остался в деревне.
Рассуждая, девушка села за стол в центральной комнате. Мысли мешались и думали о разном: «Куда они могли уйти? А скоро придут? Скорее всего скоро, уже темнеет, а мы сегодня ещё не ели. Олиссеус
