Глава 21. Без него

точно пошёл находить того, кто разбил вазу, но где Мелисса? Может быть, не будем их ждать? Искать пойдём? Может быть, они пройдут мимо нашего дома. Ты не настолько сильно хочешь есть…».
Хотя единого решения Элисса принять не смогла, но большинство согласилось идти на поиски, другие не могли протестовать, и аргументировали свое согласие тем, что им хочется увидеть злость, на которую способен Олиссеус.
По пути к дому старосты Элисса вспомнила, что через улицу стоит школа, и, чтобы не делать круг, она посетила учебное заведение. Занятия были окончены, Василика читала книгу, знала о произошедшем, но о том, где сейчас может быть мастер, понятия не имела. Элисса даже сначала решила уделить несколько минут разговору с девушкой, но подумала, что развлечётся этим меньше, чем встречей с Олиссиусом, и зашагала к дому старосты под раскатистые завывания желудка.
Дверь Элиссе боязливо открыла Агатта, но признав в посетительнице не надоевший предмет, навещавший их в лице скверного Олиссеуса, лицо раскрыла в  облегчённой улыбке и впустила девушку в дом.
«Нет, ну также хорошо начинали без скучных диалогов! Тут несколько строчек, а она всё пишет. Я понимаю, что это произведение называется романом, но не опускаться же так беспечно до подробностей. Олиссеус ушёл от них несколько минут назад, с Изокрейтсом пробыл несколько часов, долю которых они просидели в доме, а другую часть ходили по домам соседей.»
Попрощавшись и извинившись за поздний визит, Элисса, несмотря на многочисленные упрашивания как самой себя, так и желудка, интерес которой частично заменился страхом, решила навестить мастера завтра и потащила своё обессиленное тело домой.
С утра бодрость не ощущалась, неистово болел живот, а его рёв заглушал даже мысли. Надеясь на то, что до начала занятий она имеет хотя бы час свободного времени, Элисса, уговаривая себя тем, что скоро поест, с последними силами дошла до второго своего дома. На улице, как и при первых секундах пребывания в госпитале, ничего слышно не было, зато из следующей комнаты доносились удары ложки о тарелку. Элисса, тяжело шагая, перешла госпиталь, постучала в дверь и не спеша её приоткрыла. Услышав за ней настойчивое «Входите, входите», девушка повиновалась и оказалась перед подошедшей к ней Мелиссой.
— Доброе утро, Элисса. — не убирая с лица, как предположила Элисса, застывшую на нем улыбку, сказала лекарь, пропуская гостью в комнату.
Элисса сделала самое удивлённое выражение, увидев Олиссеуса, и подкрепила его словами:
— Почему вы не уехали?
— Где ты была вчера? — если бы Элисса не могла следить за его движениями, а гадала только по тону голоса, то, услышав этот вопрос, предположила бы, что Олиссеус вскочил со стула и, будто укоряя её в чём-то, подбежал к ней, но простору взора Элиссы ничего не мешало, а Олиссеус сидел на своём, месте.
— Я сегодня преподаю в школе, а вчера перечитывала книги, которые дал мне Антипатрос. Это заняло весь день, я даже забыла о еде… А вы не знаете, занятия уже начались? — с видом усталым, который было несложно произвести, так как то же самое она чувствовала сейчас, обернувшись к Мелиссе, остановившись у стола, спросила Элисса.
— Скоро, но ты должна поесть. — забеспокоилась заботливая женщина, хотя Элисса считала, что лекарь чувствовала к ней некоторую привязанность, вызванную тем, что она будто вырастила за месяц ни на что неспособного ребёнка, отчего и чувствовала ответственность, но это предположение ничем не подтверждалось.
«Можно сказать, она просто хороший человек? Не думаю, что тот же Олиссеус стал бы весь день тратить не на единоличную работу, а на помощь другим, хотя оплачивались они не худшей монетой, и последняя имела больше привилегий.»
Пока Мелисса готовила для девушки завтрак, Олиссеус продолжил:
— Я заходил к тебе вчера, но тебя не было в доме.
— Я уходила вечером в школу. — хотя Элисса предполагала (так как ни разу ей ещё не представился шанс это проверить), что если она вставит несколько слов между репликами Олиссеуса, мастер выпустит на это обычную для него в любых случаях несоблюдения его правил, полный список которых вывели Мелисса и его немногочисленные друзья, агрессивно-повелительную реакцию, всё же не смогла себя удержать. — У вас что-то случилось?
Олиссеус не ответил, но задумался, а когда перед девушкой было расставлено несколько тарелок, спохватился:
— Выполнишь мою просьбу? Спроси у детей, кто играл вчера утром около моего дома.
— Тогда они были в школе.
— Нет, это было раньше, раньше, чем сейчас. — не решал отступиться Олиссеус, пока Мелисса оттаскивала от него тарелку, по которой он, не замечая своих действий, продолжал бить ложкой.
— У вас что-то случилось, а вы не хотите мне сказать. По вашим словам, это что-то ужасное, и это должны знать дети. — воскликнула Элисса, но мягко продолжила. — Я спрошу.
— Если никто не ответит, но в ком-то ты увидишь сомнения, расскажешь мне о нём. — добавил Олиссеус.
Получив несколько наставлений, Элисса, в момент переместившая еду в желудок, который переменил причину боли — теперь ему трудно было растянутся для того, чтобы уместить в себя всё, проглоченное Элиссой — пошла в школу.
«Это стоило бессонной ночи. И не уехал, и сам же дал предлог к сближению. А как мы выберем ребёнка? Может быть скажем, что никто из них не признался и не вёл себя так, что можно было что-нибудь заподозрить? Нет, «хулигана» должны найти мы. Я знаю, давайте Лигейю.» — подходя к школе, решила Элисса.
Антипатрос приравнивал проведение урока к искусству, они редко повторялись, и в ночь перед его отъездом, по просьбе Элиссы, он предложил несколько способов развлечения детского интереса к науке, из которых она вспомнила только два и выбирала по пределу своей фантазии — там, где требовалось больше рассуждения, она придумывала сказку, а в случаях, в которых невозможно было не опираться на сложные термины, она читала с конспектов учителя. Дети слушали её молча, но не столько от дружбы или любви, сколько от страха. И больше из всего того, что могла сделать Элисса, они боялись её взгляда, которому их подвергла девушка в первый учебный день. Применён он был к Лигейи и её соседу, которые во время речи Антипатроса перешёптывались за спиной Элиссы.
Во время повествования одной из сказок, ей подсказали спросить о том, не играл ли вчера утром кто-нибудь у дома Олиссеуса — хором дети ответили отрицательно.
К вечеру глаза Элиссы произвольно начали закрываться, и, когда в очередной раз во время чтения голова её чуть склонилась, а веки полностью замкнулись, она вздрогнула, будто по телу её пробежал ток, и закончила урок. Выгнав детей и потушив лампы, Элисса пошла домой, пока мысли не напомнили ей о просьбе Олиссеуса и о недопустимости пропуска обеда. Элисса пробудилась, глаза её ожили, а ноги, которыми она быстро и не останавливаясь перебирала, вскоре доставили её в госпиталь, а после перенесли на кухню, смежную со спальней, которые разделял стол, за которым обедали Мелисса и Василика. Только они поняли, что вошла Элисса, женщина принялась готовить для неё обед, но девушка, поблагодарив лекаря за спешность, предупредила, что сначала поговорит с Олиссиусом, и ей указали на дверь в мастерскую и предупредили, что гончар всё ещё сердит. В ответ Элисса успокоила Мелиссу улыбкой и словами о том, что выполнила просьбу мастера.
Вошла в комнату девушка осторожно, а сидевший за гончарным кругом Олиссеус тут же вскинул к ней вспотевшее лицо, с пульсирующими на висках венами, усталыми глазами и красной шеей, с крепко обхватившими глину руками и не замедляющими быстрых оборотов круга коленями, который встал с табурета только днем по просьбе жены и, съев несколько лепёшек, возвратился к работе.
— Я отвлеку вас ненадолго. — подойдя к Олиссеусу, предупредила Элисса.
— Ты узнала, кто это был? — перебил девушку гончар, отвернув от неё голову к вазе, которая, как могло показаться дилетанту, уже достаточно вытянута, чтобы снять её с круга.
— Да, но я только догадываюсь, потому что, как я предупредила вас с утра, никто не сознался. — закрыв за собой дверь, но оставшись при ней, ответила девушка.
— О ком ты думаешь?
— О Лигейе.
— Спасибо. — от благодарности Олиссеуса Элисса в мыслях заиграла своей значительностью, ведь до этого слышала обращения этих слов только к Мелиссе, старосте и Антипатросу.
— Вы же ничего не сделаете девочке. — будто опомнившись, воскликнула Элисса.
— Я только передам об этом её родителям.
Элисса кивнула, одобряя слова Олиссеуса, и вышла из комнаты.
«Нет, ещё рано говорить о помощи.» — заключила она, задержавшись перед дверью, когда хотела остановиться и продолжить разговор.
Пока Элисса обедала, Мелисса достаточно расспросила её о проведённом в школе дне, а Василика, ради удовлетворения понятий наставницы об её общительности, вставила пару своих вопросов.
Следующим днём повторилось то же, но для того, чтобы не утомить себя и оставить большую часть сил для вечера, на котором Элисса решила начать значительно воздействовать на её отношения с мастером, девушка меньше пользовалась фантазией и больше читала. Детей, рассказав весь запланированный конспектом материал, она отпустила раньше и побежала к мастеру.
Отобедав с Мелиссой, по словам которой Элисса должна была встретить дорогой в госпиталь Василику, так как та ушла в школу, девушка спросила о настроении Олиссеуса, о котором поняла только, что оно менее скверно вчерашнего, но всё ещё не та легкая нелюдимость обычного.
Снова отогнав от себя просьбу о непосещении мастерской тем, что имеет дополнительные сведения к ответу, данному вчера Олиссеусу, Элисса пошла к двери.
«Подождите, я не могу не помнить, или вы говорили без меня, но я переспрошу, как мы заговорим с этим бешенным человеком о помощи? — от испуга важности предмета девушка остановилась, не доходя метра до стены, и последовала указаниям мыслей. — Нет, наконец он прав, и нам нельзя идти без плана. Возвращаемся и говорим с Мелиссой. Вы говорите, мы придумаем.
Итак, главное, что мы ему предложим, это помощь на рынке, значит о мастерской лучше не говорить. А я хотел на горшке порисовать. Давайте продолжим тот разговор, в котором он нам про рынок и сказал. То есть напомним ему о торговле, потом скажем, что там сложно привлечь покупателей, а потом можно добавить, что пока мы шли, то заходили в полисы и видели, как по рынку ходили люди и кричали люди, привлекая внимание к товару. Не забывай о легенде! Мы шли только по лесу.»
Выбрав первоначально предложенный вариант, Элисса подвела разговор с Мелиссой к самостоятельному завершению и ушла в мастерскую. Сегодня Олиссеус сидел за столом спиной к входу, а раскалённую вазу, после продолжительных метаний глаз, девушка заметила остывающей под ним.
— Я скоро приду. — не поворачиваясь, как решила Элисса, это было сказано для жены, зашевелился Олиссеус.
Девушка знала неловкость подобных ситуаций, проступила несколько шагов и спросила:
— Вы уже говорили с родителями Лигейи?
— Да. — к удивлению Элиссы, ведь мастер оказался первым человеком, который ответил, не выдержав паузы и тем же тоном голоса.
— Я беспокоилась о вас…
— Мне это не нужно.
— И я знаю, что ничем не могу помочь вам здесь, но я