Калейдоскоп. Полная версия

полуденное солнце на летнем небе. Ярмарка. Толпа нарядных людей, праздно глазеющих и делающих покупки. Необозримые торговые ряды. Рядом разноцветным вихрем кружится карусель. Разодетые по-праздничному дети восторженно пролетают мимо ожидающих родителей на диковинных животных. Тут же клоун в колпаке зазывает зрителей в шатер шапито. Играет шарманка. Старик медленно крутит ее потертую ручку. У него на плече сидит обезьянка. Она достает из бутафорского барабана листочки с предсказанием судьбы для желающих, протягивающих монетки. И тут же, на столике разложены детские игрушки. Чего здесь только нет! И свистки, и расписные лошадки, и куклы.
Маленький светловолосый мальчик в нарядном матросском костюмчике тянет за руку маму, молодую красивую женщину в светлой воскресной одежде.
- Мама, мама, смотри, обезьянка, живая, у нее записочки и игрушки, давай подойдем!
- Обязательно подойдем, Петрушенька.
Они направляются к старику с обезьяной, протягивают монетку, мохнатая лапа достает свернутую бумажку. «Вы не увянете никогда!» – читает мама, смеется, а Петя тем временем с восхищением рассматривает маленькую волшебную трубочку, заглянешь в нее, а там цветные стеклышки сливаются в причудливые узоры, и кружатся перед глазами… «Калейдоскоп!» – важно сообщает продавец. «Калейдоскоп…» – шепотом, как зачарованный, повторяет мальчик. Мама расплачивается и вручает Пете желанную волшебную трубочку, а еще маленькую игрушечную шарманку. Петя крутит ручку, звучит музыка, перед глазами кружатся цветные узоры… Калейдоскоп…
Лиза вздрогнула, проснулась. В голове все еще звучала шарманка, а в висках стучало: «Калейдоскоп… калейдоскоп… калейдоскоп…».

12

Осень вступала в свои права. Сентябрьское солнце, все еще яркое, уже не обжигало, а приятно согревало, будто ласкалось. Деревья стояли еще ярко-зеленые, но кое-где проглядывали желтеющие листья. Соня с Лизой брели по аллее парка, наслаждаясь почти летним днем. Джина рыскала в кустах, мелькая то тут, то там, выныривая в неожиданных местах.
- Ты говоришь, тебе снится один и тот же мальчик?
- Да, и как будто кино с продолжением. Я знаю, что его зовут Петя, он жил до революции в каком-то поместье. Мама водила его на ярмарку, купила там ему калейдоскоп и шарманку. А потом мама умерла. После этого случился крестьянский бунт, пожар, погиб отец мальчика, а сам он убежал с нянькой. Я видела, как они скитались и голодали.
- Жуть какая-то. А что было потом?
- Пока не знаю, но что-то мне подсказывает, что все это неспроста.
- Лизка, это чья-то неприкаянная душа к тебе приходит во сне и хочет что-то сообщить. Но почему к тебе? И что она хочет? Может, тот мальчик правда существовал, или до сих пор живет где-то и шлет тебе биотоки?
- Не мели ерунду, сколько лет прошло после революции. Я же тебе говорила, что во время пожара на стене висел календарь за 1917 год.
- Лиз, давай папе все-таки расскажем.
- И что мы будем говорить? Что мне снится какая-то ерунда? Он потащит меня к врачу. К психиатру. Или к психотерапевту, как он там называется.
- Кстати, где наша собака?
- Собаки нет.
- Очень приятно.
Девочки, бурча и ругаясь, полезли по кустам.
- Джина, иди сюда немедленно!
Безрезультатно. Продираясь сквозь колючие ветки, сестры попали на живописную полянку, посреди которой увидели дивную картину, пейзаж, так сказать: Джина, удобно устроившись, с наслаждением, зажмурив глаза, глодала где-то найденную мерзкую грязную кость. Хруст раздавался по всей округе. По этому хрусту ее можно было давно найти, а не шастать по колючим кустам. Вокруг, живописно расположилась несколько котов, нагло греющихся на солнышке. Всем своим видом они выражали гордое пренебрежение к хрустящей мослом собаке, занявшей их территорию. «Мы игнорируем это черное страшилище, осмелившееся расположиться на нашем месте, его просто не существует для нас!» – говорили их презрительные усатые морды. Лиза с Соней прыснули от смеха.
- А ну, брысь отсюда, все! А ты, брось эту мерзкую кость немедленно, и живо домой!
Но не тут то было. Коты и не подумали убираться восвояси, а Джина не желала расставаться с костью. Лиза зажала в руках голову собаки. Соня пыталась расцепить зубы. Напрасно. Джина стояла насмерть, как партизан. В навеки стиснутых зубах торчал злополучный мосол, слюна стекала на землю, силы были неравны. После изнурительной борьбы, процессия, состоящая из двух девочек и большой черной собаки, несущей в зубах здоровую кость, направилась к дому.


13

Мама с папой беседовали на кухне:
- Что-то Лиза у нас плохо выглядит, утомленная какая-то, круги под глазами
- Может, заболела?
- Или влюбилась?
- И с Соней все время шушукаются.
- Надо заставлять ее гулять побольше, и лучше кушать. Не ест почти ничего!
-
…Шарманка играла снова. Цветное стекло складывалось в картины. На них надвигался высокий темный борт теплохода, казавшийся огромным. Толпа несла их к узкому трапу, соединяющему борт с берегом. Людская масса сметала все на своем пути, и нельзя уже было вырваться из этого обезумевшего месива. Если человек падал, то тут же попадал под ноги бежавших, и его затаптывали в считанные минуты. Вопли, крики, стоны.
Петя не заметил, как эта людская волна выплеснула его на тесную палубу, и только здесь он понял, что остался один, один на всем белом свете на борту судна, переполненного людьми, бегущими без оглядки из охваченной революцией России. Куда они стремятся, где найдут пристанище, как сложится их судьба, не знал никто. Старая Никитична сгинула в людском водовороте, и Петя больше никогда ее не видел.
А перед Лизиным взором предстал маленький мальчик, прячущейся в трюме огромного корабля, где было темно и сыро. Ребенок дрожал от страха, холода и потрясений. И позже: Петя выбрался на палубу, затравленно озираясь, пробирался между спящими вповалку людьми, нагроможденными в проходах вещами. Вот он подошел к спящей на багаже женщине, держащей в руках узелок. Голова ее безвольно откинулась во сне, пальцы разжались, поклажа начала выскальзывать из них, мальчик молниеносно подхватил котомку и юркнул за угол. Вот Петя добрался до трюма, рассмотрел свою добычу и рассмеялся: он стал обладателем нескольких вареных картошин, головки лука и краюхи хлеба. Это было великолепно!
И позже. Маленького мальчика, дрожащего от озноба и мечущегося в бреду, нашли матросы, вынесли на палубу. Пассажиры обступили найденыша, качая головами. Над ним склонилась молодая женщина, одетая в элегантное пальто. «Осторожно, мадам Дебре, у него может быть тиф!». А ребенок повторял в забытьи: «Мамочка, дай мне калейдоскоп и шарманку, где они?». И прижимался горячей щекой к рукам незнакомой женщины, державшей его на коленях.
Серое бескрайное море равнодушно несло на своих волнах корабль, полный людей. Они бросили все, что было в минувшей жизни. Самой этой жизни, такой, какой ее помнили и знали, уже не существовало. Что ждало впереди? Нищета? Новая Родина, или вечная тоска по утраченному прошлому? Бесконечные вопросы, на которые не было ответов…
В своем сне Лиза не видела, как незнакомая дама выхаживала Петю. А позже уже не смогла расстаться с одиноким ребенком. Она вырастила его как родного сына, и окружающие знали его под именем  Пьера Дебре. Он обрел новую Родину и любящую семью.

14

Парижская жизнь Пети Михайлова сложилась удачно. Он попал к людям небедным, которые смогли, нет, не заменить утраченных близких, но восполнить их отсутствие, дать сироте надлежащие заботу, любовь, образование. Наступил момент, когда Петр, принявший фамилию приемных родителей, получил диплом юриста и занял место в фамильном бизнесе, адвокатской конторе. Налаженное дело процветало. Пьер встретил девушку, полюбил, создал семью. Вскоре родился сын и наследник Владимир, в котором души не чаяли все из клана Дебре. Жизнь продолжалась, двигаясь по накатанной колее. И далекая Россия оставалась только в смутных детских воспоминаниях, расплывчатых и странных. Например, в семье говорили о фамильных драгоценностях рода Михайловых, оставленных во время пожара в разгромленной усадьбе. Их не успели спасти бежавшие хозяева. Речь шла о подвале флигеля, но точное местонахождение тайника известно не было. О том, что это были за ценности, история умалчивает. Почему-то все прибывали в уверенности, что это должно быть золото, и в немалых количествах.
С детства маленький Пьер рассказывал о шкатулке, засунутой им при побеге из Михайлова в дупло старого дуба. Что было в ней – не помнил. А по ночам часто видел во сне женское лицо с разными глазами (один серый, другой – зеленый), склонившееся над ним.
И вот теперь старший Дебре стар и немощен, прикован к постели. Все дела на этом свете завершены, итоги подведены. Он готов к переходу в иной мир. И женское лицо с разными глазами все чаще склоняется над ним, ласково, загадочно улыбается и зовет его… «Мама!» – шепчет старец, - «Я хочу к маме! Но я потерял то, что она мне дала. Мама будет недовольна. Помогите! Помогите найти мамино наследство!» Пьер мечется в беспамятстве. «Хлеба! Дайте корочку хлеба!… Кушать хочется, так хочется кушать, Никитична!». Стоящие рядом родные переглядываются. Прикроватный столик ломится от явств и деликатесов.
…Владимир Дебре снял трубку телефона и набрал московский номер. «Есть разговор!» – сказал он ответившему человеку.

15

Звонок из Парижа заинтриговал. Иван Иванович Задорожный знал Владимира Дебре давно, и фактом звонка удивлен не был. Но, выслушав просьбу давнего знакомого, можно сказать, даже друга, задумался. Рассказ в телефонной трубке привел в недоумение. Серьезный человек, с которым их связывали деловые интересы в Париже, просил посетить пригород какого-то богом забытого городка в средней полосе России (его Родину) и заняться … поисками клада! Иван Иванович брился перед зеркалом, переваривая полученную информацию. Услышанное не влезало ни в какие рамки, однако отказывать Дебре не представлялось возможным. «А почему бы и нет?» – рассуждал Задорожный. Отпуск он не брал несколько лет и даже не помнил, когда в последний раз отдыхал от работы. Он представил нарядную сентябрьскую дорогу, желтеющие перелески, яркое солнце и мерное шуршание асфальта под колесами… Радио напевает что-то приятно-ненавязчивое. Захотелось уехать куда-нибудь далеко, где тебя никто не знает, и ты не знаешь никого, и от этого свободен и счастлив… Отдохнуть от людей. Отдохнуть от проблем. В конце концов, отдохнуть от себя. «Почему бы и нет?» – повторил он вслух. «Михайлово, так Михайлово, какая разница!».

Иномарка с московскими номерами затормозила возле указателя: «Михайлово – 2 км». Собственно, по обочинам уже тянулись жилые дома. Рядом проходила железнодорожная ветка. В дали виднелся вокзал, нарядный, недавно покрашенный в веселый розовый цвет, напоминающий праздничный торт.
Местный житель Серафим, по кличке Фима,  временно не работающий (уже пятый год), с тоской слонялся у пивного ларька и, в который раз, пересчитывал наличность, которой явно не хватало даже на маленький стаканчик живительного напитка. Серафим маялся и уже подумывал отправиться в местную аптеку за настойкой боярышника. Чужую тачку он приметил сразу и замер в ожидании. Приезжие сюда заглядывают нечасто и