Время пришло. Его не видели, но снаружи почуяли, что пришло нечто.
Пещерные люди спросили:
- Ты кто?
Оно ответило:
- Я не имею понятия, кто я и что я. Я пришло, примите меня молча.
- Но мы не можем молча.
- Постарайтесь.
Пещерные люди, одетые в зелёные шубы, чтобы под цвет глаз, посовещались снаружи, потом вошли внутрь, чтобы продолжить. Они не заметили, что пора обедать, так увлекло их совещание, только к ночи, когда горизонт стал розовым, что указывало на закат светила, в пещере стало тихо, так как участники беседы умолкли и молча внимали волнующей тьме, в которой скрывалось нечто.
Утром, когда горизонт стал розовым, один длинноволосый юноша в белом халате вскочил на скамейку и оттуда возопил:
- Вре! Вре!
- Приподнявшиеся с тёплых подстилок спросили его:
- Ты чего, Могор?
- Пришло Вре...мя! - крикнул он и спрыгнул со скамейки на деревянный пол, покрашенный несколько дней назад берёзовым лаком. Он приземлился так, что согнул ноги в коленях, как опытный прыгун.
- Тебе что-то приснилось? - спросили его длинноволосые парни, зевая.
- Да, - ответил он.
- Расскажи подробнее.
- Я спал. Некий колобродник разбудил меня. С ним была рядом колобродница в синем платье под цвет её открытых глаз. Они творили колобродство. Мне понравилась их коловерть и коловорот. Я подошёл к тяжёлой колоде, что у колодца и ополоснулся тем, что было. Почуял, что кто-то меня ощупывает, пытаясь ощипать. Протянув руки, на ощупь догадался. То ещё ощущеньице. Какая-то пава в чёрном комбинезоне с паволокой по краям.
- Ну?
- Это была проработка, прорабское проращивание. Представьте, прорва каких-то в прорезиненных пальто. Невдомёк, что за пришлецы. Похожие на прорицателей с картины Бранта. Переживая, я крикнул им, чтобы спросить, что им надо от меня.
Ну и спросил их про это.
- Ну?
- Просто не знал, что мне делать при виде их.
- Ну?
- Они сказали, что они асфальтоукладчики и ждут механиков на машинах.
- Ну?
- Это всё. Они извинились и ушли по своим делам.
- Ну и что?
- И в голову мне пришли какие-то существа и узрел я, что это они пришли как раз вовремя.
- Ну ты молодец, Могор.
- Да. - сказал тот, кто носил одежду под цвет своих прекрасных глаз.
- Так то было вовремя?
- Да.
- И что?
- Я смог понять, что славянское языкознание освещали в докладах на делегации. Дескать, велинградский, великотырновский, гоцеделчевский, гродненский, дороманский, древнелитовский. Потом древнесаксонский и египетский. Минский и могилевский сразу после. И сразу после новонижненемецкий и санданский и сразу сербско-церковно-славянский.
Когда ещё узнаешь? Логические ошибки относятся не к мыслям, их порождают субтона цвета синей смородины, как таковые. Каждая мысль может рассматриваться сама по себе вне связи; если такая мысль не хочет соответствовать оливково-жёлтому соцветию дорожных работ, что соответствует реальному положению вещей, то в этом случае будет налицо фактическая ошибка. Представьте себе, что лысый студент забылся и стал утверждать обратное тому, что исповедовал пять минут назад. Такого рода забывчивость находится в связи постоянно. Мысль, что дельфин дышит под водой - прекрасна, но это вряд ли.
Поскольку же предметы и связи между реальными пробами существуют объективно, независимо от человека, постольку должны быть объективные данные, отражающие предметы и явления внешнего мира. Поэтому, признавая истинное, согласимся, что закон исключенного третьего не тот, за кого себя выдаёт; одно суждение или тождественно другому или напрямую отлично от него или в нём есть черты и того, и этого.
"Кудрявый кадр кадрил кухарку. Отец ополоснул очи и увидел их, издали зайдя на кухню, где семеро смутных сосали сырой сыр, а дочь дразнила дятлов."
Ферапонт Фабулянский "Казначей казино"
1)
Мне нравились авторитеты из длинноволосых морфинистов. Они изредка плакались, глотая печеньки, запитые плохим кофе. Эти печеньки пёк поутру почётный пекарь Петруха Петров, поиграв перед этим в компьютере.
- Тяпнем, - говорили авторитеты.
- Да. - Авторитеты сами себе.
И одну за одной проглатывали вкусняшки, присосавшись к стаканчикам с чёрной жидкостью.
В Молле было прохладно. Тамошние агрономы работали над озимыми. Областные требовали деталей.
Всё было уже готово к тому, чтобы осень перелетела, гогоча и очарование лета сбросило наконец, к концу сентября, свои ветхие одежды.
Выйдя из дворца, я отправила себя прямиком. Не сворачивая, подошла к тропинке ни к селу и ни к городу, а в осенний лес.
2)
У меня с детства был математический склад ума и я подсчитала мысленно, сколько будет шагов до полной темноты. Их получилось четыреста два.
Пока шла, вливая в себя осенний воздух, вспоминала, как вчерась пила пьянящий коктейль через трубочку, а мой сосед пил его взахлёб и, захлебнувшись полусладким, упал, чтобы уйти в долгожданный расслабон.
И вот первые деревья: берёзы. Вереница поблекших кустов, миновала ветошь, достигла места, где росли толокнянка и багульник. И вспомнила то, что происходило.
3)
В русских изданиях, написанных по науке веретена, не утвердился, поди, добрый обычай тех, кто на стороне западных, перед входом верещать, на отдельном листе, нахлобучивать слово на слово, распрягая витиеватую речь; завораживающие выражения для того, чтобы признать сырые ещё лица, которым автор клянётся благодарностью за помощь; для этого дела нужен подходящий авторитет из русского наименования.
В этом рассказе – на входе делают вдох, а на выходе шибко выдыхают и задерживают дыхание, намереваясь поставить нутро на профилактику, из которой тоже оказывается нечто, по непредумышленному повороту движущееся к добротной композиции, – я хочу, сроду не хотевшая, из длинного перечня особое место для тех, кому я особенно дорога; читателя редких достоинств и терпеливого верзилы, деликатные замечания которого понуждали, а потом вынуждали стать лучше; оказывались столь верны и тонки, что по правилу дна, у которого верёвочные свойства, должна была с ними соглашаться, смотря на них, как ювелир, который понял, что к чему и с чем.
Искусство вечного веретена в обоих своих качествах, "а" и "б", есть искусство восходящее, то бишь, оно набирает силу по мере продвижения в поле верхнем и устремлено к заправдашней цели выше себя; множество скрытых его выпуклостей остаются таковыми, причем иные так умело, что даже бывалые читатели впустую проходят мимо, не заметив ничего для себя примечательного, несмотря на быстро растущую кучу из цветного тряпья.
Важнейшим и труднейшим, чтобы толковать, является вопрос о соотношении технологии и телеологии, иными словами, чтобы просветить обитающих в темноте, художественного опыта к той побуждающей силе, которая двигала тех, кто подустал, но не утратил себя; естественно, сила эта сложена из разных составляющих, и сродни первоначальному проходу "а", заставляющему оказаться в движении "б" и всех прочих, от вне-человеческих до человеческих, в том числе способный тварный мир в его разновидностях – зримых и незримых, умопостигаемых и немыслимых, но жадных донельзя, требующих сердечного усилия, чтобы обрести и обрасти; сила притяжения и устремления, векторная величина, направленная прямиком к Источнику.