Калейдоскоп. Полная версияНа нем выстроились игрушки. Фотография молодой женщины в рамке. Серебряный таз и кувшин с водой. На стене нарядный календарь. На нем крупно: февраль,1917 год.
В кровати спит белокурый мальчик. Во сне кашляет, но не просыпается. На вид ему лет восемь-девять. С грохотом распахивается дверь. Вбегают двое: мужчина и женщина. Мужчина в домашнем халате, накинутом на ночное белье, женщина в пальто, в платке, прикрывающем растрепанные волосы.
- Петя! Петенька, вставай, пожар!! – в волнении будят ребенка.
- Вставайте, Петр Андреевич, беда на дворе, бежать надо!
Сонного мальчика расталкивают, набрасывают что-то из одежды. Бежать некуда, огонь добрался и до второго этажа.
- Папа, папа, мне страшно!
- Ничего, Петенька, потерпи, все будет хорошо…
Мужчина хватает с постели простыни, рвет их на полосы, связывает, распахивает окно. В комнату врываются клубы дыма. Отец цепляет самодельную веревку за подоконник и начинает спускаться вниз.
Во дворе бушует разъяренная людская толпа. Все в копоти, мужики потрясают кулаками, выкрикивают проклятья в адрес спускающихся людей. Первым достигает земли мужчина и сразу же попадает в руки торжествующих крестьян, поджегших барскую усадьбу. Избитый, он падает на землю и больше не поднимается. Вся его одежда пропитана кровью.
В то время, как толпа отвлечена расправой над барином, по веревке спускаются женщина и мальчик.
- Папа! Папочка! – испуганно кричит ребенок
- Тише, Петенька, тише… Бежим отсюда, папе уже не поможешь.
Женщина зажимает рот кричащего ребенка и исчезает в толпе. У нее в руках маленький узелок…
…Лиза в ужасе открыла глаза, перед которыми все еще плясали языки пламени. В висках стучало. Голову распирало от рева разъяренной толпы и вопля плачущего мальчика. Это сон, всего лишь сон. Девочка глянула на часы: 2:45. Ей приснился кошмар, она дома, у себя в постели, вокруг сонная тишина, нет никаких пожаров. Сейчас она снова уснет и спокойно проспит до утра…
7
Утром Лиза чувствовала себя ужасно. Перед глазами стояли картины приснившегося кошмара.
Семейство носилось по квартире, натыкаясь друг на друга, собираясь, кто куда. Сначала все выстроились в очередь перед ванной комнатой, потом собрались на кухне за обеденным столом. Джина задумчиво лежала в обнимку с пустой миской, кошки отчаянно гребли в кошачьем туалете. Им разом туда приспичило.
- Так, Лиза гуляет, Соня кормит! – распорядилась мама. Имелось в виду: гуляет с собакой, а кормит кошек, впрочем, и собаку, тоже. Далее следовало традиционное: «Почему я?!», и не менее лаконичное: «Потому!» и все разбежались по своим углам.
Лиза успела в спешке шепнуть сестре: «Сонька! Надо поговорить, после школы сразу домой!».
На уроках Лиза витала в облаках. Про автобусную остановку она уже подзабыла, а ночной пожар еще стоял перед глазами. Она еле дождалась окончания занятий, так не терпелось ей поделиться своими мыслями с Соней.
После школы, разливая горячий чай по именным чашкам «Лиза» и «Соня», подаренным сестрам на восьмое марта, Лиза поведала Соне о последних событиях.
- Вот это да! – округлила глаза та. – Ты хочешь сказать, что уснула на уроке, увидела, что хотят взорвать остановку, и во сне позвонила в милицию? И что это было вовсе не во сне, а взаправду, в реальной жизни?
- Выходит, что так. Я ведь ездила туда и обнаружила то, что раньше не видела никогда, но знала об этом. Фу, совсем запуталась. Я хотела сказать, что раньше я там не была, а когда приехала, то сразу узнала все до мельчайших деталей, честное слово, спроси у Джины.
- Обязательно! Это покруче папиных творений. Может, расскажем ему?
- Внутренний голос подсказывает, что этого делать не надо.
- Ну, если внутренний голос… Я бы рассказала.
8
Владимир Дебре, преуспевающий парижский адвокат, сидел у окна своего роскошного кабинета и любовался видом на Сену. Напряженный рабочий день завершен, можно расслабиться, подумать о личном. Его беспокоил отец. Старик совсем выживал из ума, похоже, жизнь его подходила к концу. Пьер Дебре отметил свой девяносто пятый день рождения. Он был основателем адвокатской конторы «Дебре и сын», любимого детища и дела всей его жизни.
А жизнь сложилась ох как непросто. Девятилетним мальчиком эмигрировал он из России, в которой бушевала революция. Потомок древнего дворянского рода Михайловых, единственный сын и наследник, он, больной и полуголодный, без гроша в кармане, без родителей, среди чужих людей оказался во Франции.
А случилось это вот как. До революции маленький Петя, Петр Андреевич, как называли его дворовые люди, с отцом Андреем Владимировичем Михайловым и матерью Софьей Петровной жили в родовом поместье Михайлове. Родители супружествовали в любви и согласии, единственного ребенка боготворили и лелеяли, ни в чем ему не отказывая.
Первые детские воспоминаниями Пети: он просыпается от яркого солнечного света, который лезет в глаза, не дает спать и от птичьего гомона за окном. Позднее летнее утро. Во дворе звуки развернувшейся полным ходом дневной суеты, перебранка дворовых девок. Где-то звучит мамин голос, вдалеке раздается рев скотины и кудахтанье кур. А главное, запах! Во дворе варят варенье из лесных душистых ягод.
- Петр Андреевич! – тянет певучий голос его няньки Никитичны, - Вставайте, скорее, я Вам пенку оставила!
Петруша вскакивает с постели и, не умываясь, несется во двор, к медному тазу с вареньем…
Или: морозный зимний день. Небо за окном пронзительно голубое и холодное, снег на пригорках блестит и искрится, сугробы очерчены четкими темно-синими тенями. В комнатах зябко, хотя топятся печи, и огонь в них весело трещит. Сейчас он напьется горячего чая и побежит туда, на снег и мороз, кататься на санках, отчего щеки его загорятся веселым румянцем.
Петя даже не знал, что нравится ему больше: летний зной, морозный полдень, или роскошное багряно-золотое великолепие осени, пронизанное запахом яблок.
Казалось, ничто не могло нарушить мирное течение деревенской жизни, патриархальный уклад которой создавался столетиями. Андрей Владимирович целыми днями пропадал летом в полях, а зимой в мастерских и на мельнице. Софья Петровна занималась домашним хозяйством и воспитанием Петеньки. Между ними постоянно возникали разногласия по этому поводу: отец считал, что мать слишком мягка с мальчиком, растит из него «кисейную барышню» и требовал большей жесткости, с чем Софья Петровна соглашалась, но тайком продолжала жалеть и баловать Петеньку, который рос ребенком нежным и впечатлительным. Ничто не омрачало семейной идиллии, но Софья Петровна как-то вдруг захворала, слегла в постель и вскоре уже никакие доктора, выписанные из города, не смогли ей помочь. Так Петя лишился матери. С того момента жизнь круто изменилась в усадьбе, и счастье навсегда покинуло ее стены.
9
Играет шарманка. Кружатся цветные стекляшки.
Пыльная проселочная дорога, вся иссохшая и покрытая растрескавшейся коркой от засухи. Знойное, выцветшее небо. С одной стороны вдалеке чернеет лес, с другой – до горизонта бескрайное поле. Проселок ведет к разрушенной деревне. По дороге бредут пожилая женщина в лохмотьях с тощим узелком в рукой и чумазый мальчик. На ногах у него драные лапти, перевязанные веревками. Он хнычет:
- Никитична, кушать хочется.. и пить…
- Потерпи, Петрушенька, до деревни дойдем, там и остановимся..
Доходят до первого дома. Тишина. Ни воя скотины, ни человеческой речи, ни скрипа колеса. Дверь в избу открыта.
Заходят. На лавках, на полу, лежат люди… Мертвые люди… Двое взрослых и ребенок. Их тела распухли… Роятся мухи… Жужжание нарастает, становится громче занимает все пространство. Женщина тянет мальчика к двери, они вываливаются наружу. Мальчику плохо, его тошнит. Женщина прижимает детскую голову к своей груди…
…Они сидят на пригорке в поле, свежий ветер пронизывает насквозь. Узелок раскрыт. Там горка сухих хлебных корок. Женщина перебирает кусочки: те, которые посвежее, а одну сторону, еще полежат… Два совсем черствых – в другую: «Размочим в воде и съедим».
Вдалеке появляются темные фигуры. Женщина быстро собирает в узелок сухари и прячет его за пазухой. Голод…
Картина становится неясной, расплывается, начинает кружиться, вот уже опять мелькают цветные стекляшки, играет шарманка, Лиза просыпается…
10
В комнате стемнело, а Владимир Дебре все сидел у окна с видом на Сену и думал об отце. Придется смириться с тем, что с ним иногда случаются периоды умопомрачения, старческого маразма. Временами кажется, что Пьер впадает в детство. С чего начата жизнь, тем и заканчивается, такой вот замкнутый круг. В периоды просветления это все тот же взрослый человек, умный и ироничный, с отменным чувством юмора. Но наступает момент, когда перед тобой лежит прикованный к постели дряхлый старец с разумом маленького мальчика, который говорит: «Я хочу к маме! Скоро я уйду к моей маме, но я потерял то, что она мне оставила, мама будет недовольна, огорчена. Найдите то, что мне оставила мама! Без этого я не могу уйти…» Чепуха какая-то!
…Жизнь в Михайлове угасла со смертью Софьи Петровны. Внешне все было по-прежнему, но вместе с хозяйкой, ушла душа поместья. Андрей Владимирович забросил хозяйство, закрывался в своей комнате и пил. Петя оставался на попечении няньки Никитичны. В доме царили тоска и запустение.
Мальчик часами сидел перед маминой фотографией и не расставался с двумя предметами: детским калейдоскопом и маленькой игрушечной шарманкой. Никитична испробовала все средства, чтобы отвлечь ребенка, но безуспешно, Петя был ко всему безразличен, будто жил во сне.
На новый 1917 год отец подарил Пете красивый календарь, который повесили в детской. А потом мир перевернулся с ног на голову: грянула революция.
Взбунтовавшиеся крестьяне ночью подожгли усадьбу. Петя с отцом и нянькой попытались скрыться. При побеге погиб Андрей Владимирович. Никитичне вместе с маленьким барином удалось скрыться. Их след затерялся на просторах разоренной, разгромленной и разграбленной голодной России.
11
«…Машина, взвизгнув тормозами, остановилась. Из нее выскочил человек и кинулся бежать. Кошечкин покинул засаду, в которой сидел несколько часов и бросился в погоню. Убегавший скрылся за поворотом, юркнув в кусты. Продолжая преследование, Кошечкин пытался расстегнуть кобуру. Незнакомец впереди то исчезал, то появлялся среди парковых кустов, еще чуть-чуть, и он окажется на многолюдной улице и скроется в толпе.
- Стой, стреляю на поражение! – заорал Кошечкин. Считанные метры остались до угла, за которым поймать беглеца вряд ли удастся. Раздался хлопок, вспышка осветила темную улицу, фигура впереди замерла и упала…»
Раздался резкий звонок. Кошечкин выронил из рук детектив, ошалело, глядя на разрывающийся телефонный аппарат, схватил трубку:
- Оперуполномоченный Кошечкин! Младший! Слушаю Вас!
Раздался оглушительный хохот. В дверном проеме торчали корчившиеся от смеха рожи коллег Кошечкина, Смирнов нажал отбой на мобильном.
- Ну что, Муркин, служба идет, протокол продвигается?
- Не Муркин я, а Кошечкин. Моя фамилия Кошечкин. А для особо забывчивых прошу записать это у себя на лбу.
…Играет шарманка, кружится цветное стекло… Его яркие блики сливаются во что-то желто-голубое. Это
|