день в нашей нелегкой артистической жизни! Сегодня лупоглазый Саня, сам того не зная, подарил мне самое ценное, необходимое и желанное - полтора часа сладкого и безмятежного сна. Теперь я, пожалуй, даже соглашусь с тем, что он классный...
Мы с Маринкой идём в каптёрку, ложимся на пол двухмесячной степени загаженности и отключаемся... Колыбельной для меня служит ода Саниному носу... Действительно, красивый нос...
2
Просыпаюсь от толчка в бок ногой - Саня... Принесла тебя нелегкая...
- Чё, - спрашивает, - Вас на движке не было?
- У Анатолия спроси, - злобно бормочу я сквозь сон.
Маринка горячо дышит мне в коленку и улыбается, слушая Санин божественный прокуренный тенор.
Мимо проходит наш староста и шлепает нас по задницам реквизитной подушкой.
- Разлеглись тут! - бросает он с презрением. - Интересно, где вы вовремя движка шлялись?
- Сволочь, - шепчет Маринка. Жало прорезается...
Я подскакиваю и протираю глаза грязными кулаками... Вижу как Анька Маслова моет пол гигантской черной тряпкой. Наконец-то думаю, совесть проснулась, уже третий месяц никто про дежурства не вспоминает, скоро ужи по институту расплодятся... Приглядываюсь повнимательней - не тряпка это вовсе… а моя…. простыня!
- Маслова!!- кричу я благим матом, - Ты че делаешь? Это моя простыня!
- Она уже второй месяц у второкурсников в каптёрке валяется, - резонно замечает Анька. - Знаешь какая грязная была?
- Ну Ромка Пятницкий, зараза...
- При чем тут Пятницкий?
- Да, он у меня её для курсового спектакля просил. На кровать Отелло и Дездемоны стелить собирался…
- Ей ещё в прошлом месяце Чухланцев с четвёртого курса пол мыл в 53 аудитории, - бросает на ходу наш староста...
- Так что ж ты мне не сказал?- спрашиваю.
- Так я ж не знал, что твоя. И что ... простыня...
Я встаю, молча выдираю из анькиных рук некогда белоснежную простыню с вышивкой необыкновенной красоты и, зловеще скрипя зубами на весь коридор, иду её отстирывать
Прихожу по уши мокрая и заляпанная...
- Через три минуты история! - радостно сообщает Староста.
- Окей, - обреченно вздыхаю я... Ох, уж мне этот бывший кумир-сладкопевец. Это по его милости я так вляпалась.
Иду на историю в мокрой танцевальной форме. Потому что Татьяна Евгеньевна опозданий не любит, хотя, если честно, мне сейчас до лампочки, что она любит, а что нет..
Ну, конечно же... В кабинете истории, как всегда не хватает мест. Я тащу из кабинета по теории музыки дцп-шный перекошенный стул и не первой молодости пюпитр. Выставляю все эти декорации на «камчатке» и забираюсь в самый укромный угол...
Наша историчка обладает потрясающим даром говорить безумно увлекательно и красочно обо всем на свете, кроме истории... Фраза ala: «…серия вооруженных династических конфликтов между представителями двух ветвей английской знати в 1455-1485 гг в борьбе за власть между сторонниками..." действует на меня гипнотически. Я моментально отрубаюсь, хотя на семинарах по истории я довольно неплохо отвечаю. Может быть от того, что мозг для актера - не самый важный орган и существуют ещё на свете (в том числе и на нашем курсе) загадочные люди, которые считают, что иезуитскими орденами награждают за заслуги перед Отечеством...
Я нежно обнимаю старенький пюпитр, кладу голову на его прохладную эмаль, и погружаюсь в бездонный мир прекрасных грёз, где благородные Йорки «мочат» величественных Ланкастеров, страстные очи Петьки Софийчука вожделенно взирают на нашу буфетчицу тетю Фросю, а огромная сосиска, с ног до головы вымазанная алым кетчупом, моет в нашей каптёрке пол чёрной простынёй размером со Вселенную...
- Дроздова, улыбочку, - говорит сосиска... Слышится дружное ржание... Наверное табун лошадей поскакал...
Раздается звонкий щелчок... Это усатый бравый Ланкастер угостил кнутом свою вороную кобылу. Снова неистовое ржание. Бедная... Что же этот аристократический подонок над ней так издевается?
"А вот это я расскажу мастеру,»- возмущается кобыла. И правильно сделает, если расскажет. Нечего обижать бессловесных тварей! Даже кобылы возговорили от такой вопиющей несправедливости.
Интересно, а кто у кобылы мастер? Я спрашиваю у неё: «Кто у тебя мастер, кобылушка?» А она - бац и копытом мне в плечо... "Ты чё говорю, зараза, дерёшься?" А она снова ржёт... Ей всё, как с гуся вода...
Открываю глаза... Надо мной стоит вороная кобыла во плоти..."Кто зараза?"- спрашивает...
- Простите, Татьяна Евгеньевна, - хриплю я спросонья.
- Дроздова, будьте добры с вещами на выход!
- Ну Татьяна Ев...
- Я считаю до трех, Дроздова! Не выйдете сами - мы с вами после пары вместе навестим ректора. А это замечательное фото, я покажу вашему мастеру.
Змеюка подколодная. Фотографировать спящего - это все равно, что стрелять в безоружного... Какая низость! Ты еще на UTUBе выложи...
Я встаю, молча собираю свое барахло, засовываю, под мышку покалеченный стул, вскидываю на плечо пюпитр, наподобие ружья. Ваше счастье, что оно не заряжено, госпожа Клео! За неимением других свободных конечностей, открываю дверь правым сапогом, и зловеще скрипя зубами на весь коридор, иду относить этих «инвалидов» обратно в кабинет теории музыки.
Нет, сегодня, воистину, примечательный день в моей нелегкой артистической жизни! Именно сегодня хищная птица-Феникс, убаюкавшая меня своей занимательной сказкой про войну Алой и Белой розы, сама того не подозревая, подарила мне самое ценное, необходимое и желанное - лишний час сладкого и безмятежного ночного сна... А ещё благодаря её потрясающему снимку, мастер увидит насколько я фотогенична и обворожительна, и, наконец, обратит на меня внимание! Я бы пожаловала доброй сеньоре Клео какой-нибудь почётный иезуитский орден, если бы это было в моей компетенции...
Меня только что вышвырнули с последней пары. Яхууууууууууу!!!!!!
Иду по центру Москвы с огромной гасторбайтерской сумкой...Торжественно шествую с этой поклажей мимо Большого театра: люди пялятся, кони на дыбы встают от удивления...
В метро народу, «как семян в огурце»! А меня «тяжёл камень ко дну тянет». Все, кто видит меня с этой сумкой, почтительно расступаются. Дают дорогу молодым. А я с устатку этой сумкой размахиваю как маятником, движения свои уже плохо контролирую... Вваливаюсь с очередной людской лавиной в вагон...Какому-то парню этой громадиной промеж ног попадаю... Бедняга... Вдруг вижу вдали: свободное место, одно одинешенько на весь вагон, так и манит, аж светится... Может мираж? Срываюсь с места и лечу к своей мечте, победно размахивая своим смертоносным оружием, вот я уже совсем близко уже заношу по... Бабушка! Ну конечно, садитесь...
Я встаю, молча взваливаю на плечо сумку, и зловеще скрипя зубами на весь вагон, продираюсь к стекленной двери и наваливаюсь на неё всей тушей, полностью затмевая собой настоятельную просьбу "НЕ ПРИСЛОНЯТЬСЯ".
Чтой-то мне нехорошо: голова уже «машет ушами как крыльями птица(7)», а из-за угла вот-вот выскочит чёрный человек... А вот кстати и он...
- Слущай, слущай, - бормочет он мне… Вай, какой красавица! Можна познакомица?
- Нельзя,- злобно бормочу я, отворачиваюсь к двери и продолжаю упорно выдавливать лбом холодное стекло. Потом дрожащей ослабнувшей рукой роняю сумку на пол, медленно стекаю по стенке и засыпаю сладким сном очаровательного бомжика...
Просыпаюсь от толчка в правый бок.
- Девушка! Конечная!
- Спасибо, тёть...
Приползаю домой, ковыряюсь ключами «во тьме египетской». Опять перегорела лампочка в коридоре. Принюхиваюсь... Кажется, у моих соседей-вьетнамцев снова на ужин доберман под соусом карри... Благоухание на всю лестничную клетку...Что-то они зачастили...
Мама уже спит... Наша овчарка Груша возлежит на моей подушке, собака страшная... Мне как всегда не хватило мужества убрать с утра постель...
Я раздеваюсь, не зажигая света, спихиваю её королевское высочество с моего императорского ложа и больше уже ничего не помню...
3.
- Доброе утро! - Груша, лижет мне пятку своим огромным тёплым язычищем.
- Ну, Груша... Ну ещё пять минут.
Но Груша неумолима:
- Вставай!" - говорит и все тут! - уже 6 часов!
- Как шесть?
Я подскакиваю, как давеча Саня с сосиской в зубах. Саня!! Чёрт… Надо ж так облажаться! Я забыла поставить будильник!
- Так тебе ж к восьми, вроде! - недоумевает мама...
- Мы с Сидельниковым к семи договорились отрывок репетировать! - ору я из ванной...
- Тише! Соседей разбудишь! - кричит мне мама сквозь шум нашего ниагарского крана.
- Что???- не понимаю я...
- Соседей разбудишь!!!!
- Понялааа!….
Через полчаса я уже в полном боевом снаряжении стою на пороге своей квартиры... Но меня вряд ли это спасет от праведного Саниного гнева... Выхожу из лифта. Чудо-сумка снова обреченно болтается на моем измученном левом плече, а любознательная консъержка тетя Маня испепеляет её своими круглыми змеиными очками: наверное думает, что у меня там бомба. Иногда мне кажется, что проще один раз подойти к ней и, вывернув сумку, просто продемонстрировать, что бомбы в ней нет.
А ещё у меня есть смутное предчувствие, что одним не очень прекрасным утром, я повешу эту чертову сумку себе на шею и с разбегу брошусь в Измайловский пруд, на глазах у всех гуляющих там собачников и молодых мамочек...А лунными летними ночами я буду выплывать из камышей и заманивать в омуты чернооких работников местных шашлычных... И во всем этом безобразии попрошу винить мою сладкоголосую Сирену в мужском обличии, что однажды своими дивными песнями усыпила мою бдительность и внушила мне безумную губительную мечту стать актрисой.
Кометой вылетаю из подъезда, соплю как паровоз, сумка-садистка безжалостно избивает моё юное невыспавшееся тело... Обтекая ландышевым мылом, врываюсь во тьму подземного перехода, белый клочок осеннего неба дразднится где-то вдали, и я взмываю по лестнице в небо... В серых ноябрьских облаках путаются тощие рога троллейбуса …
- Стойте!!!! - кричу я хрипя и захлебываясь. Не надо закрывать!!!!
Бесстрастный 32-ой троллейбус, с мелонхолической физиономией, уплывает в общем бибикающем потоке, прощально повиливая хвостом.
Спустя полчаса попадаю в подземку, на красную ветку. Уже как бы 7.00. Теперь передо мной стоит простая и ясная задача: во время приехать к классическому танцу... Прости дорогой, племяш, старую свою тётку - это у ей возрастное... Голова у ей дырявая, да и ножки не такие быстрые, как у тебя, милок... Когда - нибудь сам таким будешь...
Влетаю в вагон и плюхаюсь на твердое кожаное сидение, нежно обнимаю свою видавшую виды сумку, прижимаюсь к ней холодной щекой и уношусь в бездонную высь прекрасных грез, где моя овчарка Груша танцует медляк с Анатолием Владимировичем, положив свои мохнатые лапищи ему на плечи и кокетливо виляя хвостом, Маринка взрывает театральную Москву в роли Глумова, мои соседи-вьетнамцы готовят нашего мастера под соусом карри, а весь курс уселся
А дальше - по тексту. Станет понятнее, что к чему. А сейчас приходится возвращаться к началу абзаца. Имхо.