ранения в грудь в звании гауптмана (прим.: капитан) был уволен из армии. Время шло, здоровья становилось всё меньше. Гауптман умер, когда сын заканчивал школу. Мать сумела устроить Ганса в военное училище — помогли заслуги отца. Но, страдавшая ещё при живом муже чахоткой, прожила недолго. Тёти и дяди к племяннику родственных чувств не проявляли, так что, единственной родственной душой для него стала Грета.
«Грядут великие события, в которых мне отведена достойная роль. Скоро артиллерийский огонь сметёт укрепления иванов на приграничной полосе, — сочинял Майер письмо невесте. — Вы будете мирно спать, а мы, первая волна вермахта, ступим на территорию Советского Союза, чтобы начать Drang nach Osten (прим.: натиск на восток) во имя расширения жизненного пространства арийцев. И я, именем Господа нашего — во главе одного из первых взводов! Прослушав утренние радионовости, ты узнаешь о начале грандиозной военной кампании и вспомнишь обо мне. Но не волнуйся за меня: командование всё предусмотрело, просчитало и обеспечило».
Майер довольно улыбнулся и с удовольствием напряг мышцы, как выходящий на ринг спортсмен, уверенный в своей победе.
«Несколько ночей подряд наши подразделения скрытно выдвигались на исходные рубежи. Приглушённо урчали танки, негромко подвывали автомобили, сухо трещали мотоциклетки, поскрипывали колеса повозок и штурмовых орудий. Даже команды отдавались в полголоса. Призрачными колоннами наша пехота шла по ночным полям, затаптывая польскую капусту и рожь. И вот я в окружении подчинённых на передовой позиции. Мы льнём к земле брустверов и слышим, как шевелятся в траве букашки, как квакают в реке лягушки. Мы затаили дыхание и ждём первого орудийного залпа.
На территории занятой нами Польши оживают пропахшие бензином аэродромы. Самолёты вермахта запускают двигатели. Скоро поднимутся в воздух тысячи штурмовиков и бомбардировщиков, устремятся на восток.
Сегодня утром мир взглянет на Германию с уважением: начнётся решающая битва германского народа, и задача этой битвы — защита европейской культуры от нашествия славянских варваров и еврейского большевизма. Окончательная цель битвы — уничтожение Советского Союза. Фюрер призывает нас биться с невиданной до сих пор жестокостью. В предстоящих сражениях не будет сострадания. Мы полны железной решимости беспощадно и окончательно уничтожить врага…».
***
Два дня назад лейтенант Майер взял у командира самокатного взвода велосипед и поехал в гости к приятелю, командиру разведывательного взвода лейтенанту Герману Витцеману.
Замаскированный сетками и еловыми лапами палаточный лагерь разведчиков дислоцировался в лесу недалеко от озера. Небо над лесом походило на голубое шёлковое покрывало. Верхушки деревьев едва заметно шевелил лёгкий ветерок. Мирно щебетали птички. Вразнобой, без усердия, словно оперная труппа на распевках, квакали лягушки. Солнце, выгорев за долгий летний день, медленно остывало и готовилось к закату.
Укрывшись под кронами деревьев от наблюдения с советской стороны, лёжа и сидя на расстелённых плащ-палатках, негромко переговариваясь и пересмеиваясь, ужинали солдаты. В основном выдавливали из тюбиков на ломти хлеба мясной паштет, известный в солдатской среде, как «паштет из задницы обезьяны». Тёмно-коричневый, с белыми прожилками, не отличающийся приятным вкусом, он не возбуждал аппетита. Но «Gulaschkanone» (прим.: «гуляшная пушка») — полевая кухня — в целях скрытности не дымила, так что приходилось довольствоваться сухпайками.
— Отвратительнее этого паштета я в жизни ничего не пробовал, — пожаловался солдат. — Дрянь в высшей степени!
— А ты не ешь эту дрянь, — «посоветовал» сосед.
— Не ел бы. Да другой нету.
Три офицера в щегольских сапогах и галифе, скрестив руки на ягодицах, словно длинноногие аисты, прогуливались в тени деревьев.
Палатка Витцемана цвета болотной лягушки пряталась под раскидистой сосной.
Невысокий худощавый Витцеман хоть и вырос в Восточной Пруссии, но не соответствовал представлениям о выходцах из этой местности в том, что они грубы, неуклюжи и неразговорчивы. В круглых очках с металлической оправой, с узкой линией губ на почти девичьем лице и льдисто-голубыми глазами, говоривший высоким, негромким голосом, он производил впечатление интеллигентного, но холодного и расчётливого офицера. В разведку попросился сам: здесь офицеры занимались в основном интеллектуальной работой, в боестолкновениях не участвовали, а продвижение по службе шло быстрее.
В предчувствии грандиозного дела, сдерживая нервные движения, командир разведчиков взволнованно расхаживал по палатке. И выглядел счастливчиком.
— Удобная палатка, — хвастал он, стараясь отвлечься от возбуждающих мыслей. — Можно стоять во весь рост.
— Да-а… — согласился Майер, оглядывая палатку. Под потолком висела карбидная лампа. Раскладной металлический столик с приделанными к нему четырьмя сиденьями-табуретами, походная кровать. Пол застелен брезентом — под утро не намочишься росой, опустив голые ноги вниз.
Карта на походном столике. В правом верхнем углу синий штамп: «Geheim» — «Секретно». Голубые стрелки стайкой хищных рыбок кинулись за русскую границу.
Майер вопросительно взглянул на приятеля. Витцеман пальцем продолжил движение стрелок к точке под названиями Augustov и вглубь территории, к крупному транспортному узлу русских Grodno:
— Это тактическая задача. А стратегию ты и сам знаешь. Бронированные кулаки вермахта пробивают бреши до Москвы, столицы Советского Союза, в центре, до Ленинграда, культурной столицы, на севере, и до Каспия и Кавказа, советских нефтяных «бочек», на юге. Думаю, три-четыре недели на это хватит. А если русские не капитулируют, зачистим от них всю Европу до Уральских гор. Я уверен: до морозов кампания будет закончена.
Несмотря на то, что война с Советским Союзом была секретом Полишинеля (прим.: «секретом», известным для всех, но относительно которого все делают вид незнающих), в глубине души Майера защемило, и он почувствовал что-то страшное, но болезненно сладкое.
— Через два дня начнём, — с улыбкой добавил Витцеман.
— O, mein Gott! – вырвалось у Майера. Он ждал начала кампании, но конкретное «через два дня» прозвучало неожиданно.
— Бога нет, — жёстко произнёс Витцеман. — Есть Адольф Гитлер, наш фюрер, и непобедимая мощь немецкого Рейха. Cамая многочисленная за всю историю человечества армия Германии раздавит Красную армию Советов за несколько недель. Мы построили уютный немецкий дом, общество национальной гармонии и социальной справедливости, возвели величественное здание нашей государственности в нашем любимом Отечестве.
Большевики готовились уничтожить наш дом, готовились натравить на Германию почти двухсотмиллионный Советский Союз, чудовищную смесь рас и народностей, с непроизносимыми на человеческом языке именами и названиями, с настолько отталкивающей внешностью недочеловеков и преступников, что их можно с чистой совестью расстреливать без суда. Слабые и уродливые должны погибнуть — это истинное человеколюбие. Сострадать слабым и калекам вреднее любого порока
Наши предки до десятого колена обагрили кровью те же поля сражений, на которых сражаемся мы против тех же недочеловеков и с теми же низшими расами, которые раньше назывались гуннами. Во времена Священной Римской империи и германского короля Оттона Великого они пришли с Востока под именем мадьяров, а позже Чингисхан привёл их под именем монголов. Сегодня с политической декларацией большевизма в роли тех же варваров выступают русские.
Евреи охмурили этот дикий народ религией под названием большевизм. Они захватили Россию, половину Азии и часть Европы, а завтра могли бы захватить Германию и то, что осталось от Европы.
Я склоняю голову перед гением фюрера — таких судьба дарует нации раз в тысячу лет. Война с Россией — противостояние непримиримых идеологий, смертельная схватка двух рас. Эта расовая битва между азиатским большевизмом и авангардом европейской цивилизации за будущее. человечества. Мы бросили на чашу весов мировоззренческие ценности национал-социализма, наш мир, наш образ жизни, оплаченные драгоценной нордической кровью.
Помолчав, Витцеман посоветовал:
— Кстати… Когда будем продвигаться по новым территориям, не ночуйте в русских домах: наши агенты сообщают, что они полны вшей и клопов. То, что насекомые не дадут вам спать, полбеды. Беда в том, что от них можно подхватить тиф или другую заразу. Прикажи своим подчинённым состричь с тел все волосы, чтобы насекомым негде было селиться.
— Я не обольщаюсь, что нам предстоит двигаться по территориям, где живут цивилизованные люди, — кивнул Майер. — Но на этой, неимоверно огромной территории, живёт огромное количество народа.
— Огромные размеры России меня тоже поначалу слегка ошеломили, — улыбнулся Витцеман. — Но угрожающе огромная численность русских сводится на нет их невероятной тупостью, необученностью и пьянством.
Приятели помолчали некоторое время, мысленно соглашаясь с фактом нецивилизованности противника.
— В штаб поступили специальные директивы касательно предстоящих боевых действий, — перейдя на серьёзный тон, продолжил Витцеман. — Предусматривается коллективная ответственность жителей деревень за любое препятствование продвижению наших войск.
— Что значит, «коллективная ответственность»?
— Если в деревне или рядом с ней поймают диверсанта, или случится покушение на солдата вермахта, деревня, населённая унтерменшами (прим.: «недочеловеками»), будет уничтожена. При малейшем саботаже в назидание другим предписано повесить несколько жителей деревни. Ты знаком с «приказом о комиссарах», согласно которому политруки Красной Армии, евреи и партизаны должны предаваться в руки СС и тайной полиции?
— Слышал… А если тайной полиции вблизи не окажется? Скорость движения вермахта по территории Советского Союза предполагается высокой.
— Расстреливать на месте, — решительно перечеркнул пространство перед собой Витцеман. — Фюрер ещё три месяца назад сказал, что поход на восток будет войной мировоззрений, войной на истребление варваров-большевиков. Фельдмаршал фон Браухич двадцать восьмого апреля разослал «приказ о юрисдикции», который освобождает военнослужащих вермахта от ответственности даже за самые жёсткие действия против жителей оккупированных земель. Да и фельдмаршал Кейтель в мае заявил, что предстоящая кампания должна стать войной против евреев и большевиков, и призвал наших солдат не испытывать жалости по отношению к этим врагам Германии.
— Но это же установка на убийства и насилия!
— Войн без убийств и насилия не бывает. А приказ исходит от человека, которому мы давали присягу — от нашего фюрера.
Разговор о расстрелах и повешении был неприятен Майеру и он попытался сменить тему.
— До Москвы огромное расстояние. Интересно, как наши тыловые службы обеспечат войска питанием?
— Расстояние огромное. Но война с иванами для вермахта — бойскаутская прогулка (прим.: всемирное юношеское движение по развитию молодёжи в основном на открытом воздухе). Францию мы взяли за полтора месяца. Бронированные
