кулаки вермахта пройдут по территории Советов до самых Уральских гор, как нож по маслу. А тыловые службы нам не очень-то нужны. Директива от двадцать третьего мая рекомендует германским войскам реквизировать на занятой территории всё необходимое.
— Директива обрекает местное население на голод.
— Да, партайгеноссе Борман предполагает, что миллионы унтерменшей умрут от голода. Но рейхсмаршал Геринг нашёл выход из тяжёлого положения. Учитывая, что на территориях, которые мы займём в ближайшее время, живёт много казаков, он советует голодающему населению Советов питаться казачьими сёдлами, — расхохотался Витцеман.
Шутка Геринга показалась Майеру убогой.
Спросив разрешения, в палатку вошёл пожилой фельдфебель, воевавший ещё в четырнадцатом году, козырнул, щёлкнул каблуками, подал Витцеману папку со свастикой на лицевой стороне:
— Из штаба, герр лейтенант.
Немного помедлив, решился:
— Могу я спросить герра лейтенанта… Правда ли, что мы нападём на Россию?
Не дождавшись ответа, проговорил, сомневаясь:
— Великий канцлер Отто фон Бисмарк предупреждал, что русских победить невозможно. На каждую нашу военную хитрость они ответят непредсказуемыми поступками…
— Непредсказуемыми, значит, глупыми. Глупым славянам предназначено быть рабами Рейха, — высокомерно перебил фельдфебеля Витцеман. — Русские по натуре своей — Dienstvolk, народ-слуга.
— Среди любого народа найдутся… — засомневался фельдфебель.
— А тех, которые не захотят нам служить, — прервал фельдфебеля Витцеман, — мы уничтожим.
— Нам придётся уничтожить всех русских. Но их слишком много. Даже если предположить невероятное, что мы уничтожим почти всех русских... Украинский писатель Гоголь сказал: «Если русских останется только один хутор, и тогда Россия возродится», — пробормотал фельдфебель, качнув в сомнении головой.
— Украинского писателя Gogol я не знаю и вряд ли им заинтересуюсь, —поглядывая на фельдфебеля, задумчиво проговорил Витцеман. — Железного канцлера фон Бисмарка я уважаю, но мой лозунг: «Führer, befiel, wir folgen!» (прим.: Фюрер, приказывай, мы последуем за тобой!). Фюрер считает, что раса — решающий фактор развития цивилизации. Раса арийцев, германская нация — несокрушимый бастион на одном полюсе цивилизации, а на другом — евреи и славяне, паразиты и дегенераты, грозящие похоронить цивилизацию. Для того чтобы в полной мере развернуть свой потенциал, нам, арийцам, необходимо подвинуть границы рейха на восток, расширить Lebensraum, создать германскую империю с границами от Гибралтара до Урала, свободную от евреев, славян и прочих Untermenschen. Война — это расширение жизненного пространства арийской нации.
— Война — это гибель людей, — будто сожалея, качнул головой фельдфебель.
— Без гибели людей войн не бывает. Да и кого вы называете людьми? Животные не ровня человеку, а советские недочеловеки — почти животные. Русские омерзительнее животных! Фюрер сказал: «Нам доподлинно известно, что намерение большевиков — не только уничтожить Германию, но и покорить всю Европу». Поэтому мы, солдаты фюрера, готовы геройски погибнуть за Великую Германию — и наградой нам будет Вальхалла (прим.: рай для доблестных воинов в германо-скандинавской мифологии).
— Солдаты — может быть и готовы погибнуть. На то они и солдаты. Многие станут героями… посмертно. Но и гражданского населения погибнет бессчётное количество. Россия — огромная страна, больше всей Европы в разы. Она поглотила Францию времён Наполеона… В ней исчезнут две Германии, и Россия этого не заметит.
Витцеман оценивающе посмотрел на старого фельдфебеля, усмехнулся. Подумал, замерев. Снисходительно махнул рукой, согласился тоном ребёнка:
— Да, пространства Советского Союза огромны. Но эта страна похожа на огромный сарай, в котором заперты орды диких народов. И это здание шатко. Если хорошо ударить в её западную стену, рухнут остальные. Вы кем были до войны? — спросил он скептически.
— Учителем истории, — приосанился фельдфебель.
— Вы мало учили историю великой Германии, — скривил губы Витцеман. — И подозрительно много времени уделяете истории русских. Займитесь лучше службой. Согласно старым прусским убеждениям, во-первых, подчинённые не обсуждают приказы, а беспрекословно исполняют их. Во-вторых, младший по чину не думает, а лишь выражает мнение старшего.
Лицо Витцемана приобрело торжественное выражение.
— В тридцать третьем году, когда Адольф Гитлер пришёл к власти, засияла звезда человека, который дал надежду агонирующей в состоянии хаоса, разобщенной, разрушенной Германии. Фюрер покончил с безработицей, коррупцией, финансовым засильем евреев, дал немцам работу и пищу на каждый день, повёл нас к величию и процветанию отечества. Фюрер дал немцам свободу!
С каждым словом Витцеман всё больше походил на памятник генералу-победителю.
— Германии посчастливилось обрести лидера, объединившего силы нации для общего блага. Для немцев Gogol ничто, фюрер — всё! Фюрер сказал, что Советский Союз — колосс на глиняных ногах. И я неколебимо верю своему фюреру. Советский Союз — взбесившийся колосс. В старину больных лечили кровопусканием. Мы сотворим кровопускание больной стране, и чрез это очищение Россия станет цивилизованной.
***
Два дня назад, передвигаясь в темноте с погашенными фарами, танковая дивизия достигла приграничного леса и затаилась под прикрытием деревьев. Даже скрип люка вызывал гнев командиров:
— Тихо, дьявол вас забери! Думаете, у иванов дерьмо в ушах?
Разговаривали в полголоса, ходили к ручью умыться и разминались в темноте или прячась за кустами.
Проезжая мимо на велосипеде, Майер подшутил над лейтенантом-танкистом, кивнув на танк:
— Сваритесь в консервных банках на марше в такую жару.
В воздухе смешивались канифольные ароматы хвойной смолы и техническая вонь бензина.
— Привычные, — беззлобно ответил танкист. Его чёрный комбинезон едва просматривался в сумерках. Глянув на велосипед пехотного лейтенанта, танкист на полном серьёзе предложил: — У нас пушка есть запасная в техвзводе. Давай к твоему «средству передвижения» приделаем — будешь при нас «суперлёгкой самоходкой».
Майер шутливо отказался:
— Не, лошадиных сил маловато. Но если дашь пару… вместе с оглоблями, пойду к вам в качестве подкрепления. Пушку вон с того, наверное, сняли? — Майер кивнул на танк, башня которого не имела пушки.
— Это командирский танк. Ему пушка ни к чему.
— Точно, в России командиру пушка ни к чему. Ему нужна кровать на танке, — Майер указал на установленную над моторным отделением арматуру, формой напоминающую остов железной кровати.
— Это антенна для радиостанции. Чтобы всеми командовать.
Офицеры негромко рассмеялись и дружески хлопнули друг друга по рукам.
Командира танка, двадцатидвухлетнего лейтенанта графа Карла-Людвига фон Штейнгеля, экипаж называл «Стариком». Граф начал службу в танковых частях весной сорокового года. Его отец командовал танковым батальоном, но сын не захотел служить под крылом папочки. Умелыми действиями во Франции лейтенант завоевал уважение экипажа. Жизненные перспективы у фон Штейнгеля были весьма светлыми, он служил, как говорится, «из любви к искусству», командовал экипажем из четырёх человек.
Стрелок Онишке, двадцатипятилетний унтер-офицер из Кенигсберга, мечтал после войны стать коммивояжёром, чтобы, разъезжая по делам службы, увидеть мир. Трое его братьев тоже служили в вермахте.
Заряжающему Августу Делеру на днях исполнилось тридцать один год. Он женат, у него двое детей. Работал подсобным рабочим на стройках, но вовремя понял, что лучше носить коричневую форму штурмовика (прим.: быть членом военизированных формирований Национал-социалистической немецкой рабочей партии — НСДАП), и дослужился до шарфюрера — возглавлял местную группу НСДАП. Делер гордится, что он германский солдат, что служит своей стране, защищает её, будучи орудием в руках государства. Любит напевать «Песню о свастике».
Das Hakenkreuz im weißen Feld
Auf feuerrotem Grunde
Zum Volksmal ward es auserwählt
In ernster Schicksalsstunde.
(Свастика на белом фоне,
Огненно-красного полотна
Избрана народом
В суровый час испытаний.)
Он распевает её на привалах, бормочет под нос, сидя в танке на марше. Припев выкрикивает, с воодушевлением размахивая кулаком:
Wir fürchten Tod und Teufel nicht,
Mit uns ist Gott im Bunde!
(Мы не боимся смерти и чёрта,
С нами в союзе бог!)
Двадцатилетний радист Хуго Райдер до войны работал слесарем на заводе. Пять его старших братьев служат в вермахте, старший дослужился до фельдфебеля. Хуго тоже мечтает продолжить военную карьеру.
Двадцатипятилетний водитель унтер-офицер Эмиль Кюлен на гражданке работал автомехаником. Он любит показывать приятелям семейные фотографии: небольшой двухэтажный дом, в котором живёт семья, его «фрау» с трехлетним сынишкой в коротких штанишках на помочах, с приглаженным пробором волос на голове, пятилетнюю дочку в национальном платьишке. Эмиль верит, что война закончится до начала зимы, мечтает привезти из России трофеи и открыть авторемонтную мастерскую.
Экипаж состоит из разных в довоенном прошлом людей, но вместе они — эффективное оружие.
У танков на броне лежали канистры с горючим. У некоторых — бочки на прицепах.
— Опасно с такими в бой, — махнул Майер на бочки.
— Похоже, командование готовится не к сражению, а к продолжительному маршу, — согласился танкист. — В бой с канистрами за спиной не ходят.
— Думаете, не пойдём в Россию?
— Пойдём. Только воевать в России не с кем. Дикая страна с отсталым населением. Я читал, что время иванов проходит между сном и бездельем. Питаются они картофелем и кислым хлебом. В хозяйстве держат кур и гусей, иногда корову или свинью. Для иванов их существование привычно, они не замечают свою дикость, убогость и бедность. Нам предстоит безостановочный Drang nach Osten (прим.: натиск на восток). Gott sei Dank (прим.: благодарение Богу), за пару месяцев докатим до Москвы и отпразднуем капитуляцию русских в Кремле, а то и у подножья Уральских гор. Собственно, важность Москвы не только в том, что она столица Советов, но и в том, что она огромный узловой транспортный центр. В случае его захвата у иванов для оперативной переброски войск останется лишь несколько северных и южных железных дорог. Без Москвы Россияния похожа на крысу, которой отстригли ноги: огрызается, а укусить или убежать не может.
— Думаешь, восемь недель хватит? Не маловато?
— Достаточно. Прежде фюрер не ошибался, не ошибётся и сейчас… Дания сопротивлялась нам два часа. Чехословакия — четыре. А у чехословацкой армии вооружения было не меньше, чем у вермахта. Польшей мы овладели за двадцать восемь дней, Балканами — за двадцать четыре. Цивилизованную Францию захватили за шесть недель, а на русских дикарей восьми недель хватит. Тут главное, чтобы техника выдержала безостановочное движение.
***
В 21.10 из штабной палатки роты в танки по рации передали приказ: «Общее построение на большой поляне».
Опушку леса накрывали сумерки. Заместитель командира роты обер-лейтенант фон Брюкер доложил компанифюреру (прим.: командиру роты) гауптману Рихарду фон Лорингхофену о построении.
Командиры в чёрной униформе выглядели очень эффектно. Укороченные до пояса, плотно
