лица, ползали по шеям, забирались в рукава, жалили лодыжки. Солдаты ладонями хлестали себя по шеям, по щекам, давили раздувшиеся от крови тельца, размазывали капельки крови по грязной коже. Укушенные места зудели, множество укусов сливались в отёки. Руки и ноги опухали.
Россия отвратительна.
Прошли мимо трёх кладбищ, расположенных по обеим сторонам дороги одно за другим: православным, у которого стояла часовня с луковичным куполом, католическим с костёлом в готическом стиле и еврейским с синагогой в виде куба с плоской крышей.
За кладбищем тянулось подсолнечное поле. Одни подсолнухи стояли продырявленные, другие — с обитыми краями: пули, как воробьи, выклевали их. Иные лежали вповалку на чёрной выгоревшей земле с оторванными стеблями, покорно приняв свою гибель.
Ближе к обеду, отмахав более двадцати километров, вошли в растерзанный лесок, примыкающий к окраине Августова. Со стороны города слышалась неспешная артиллерийская канонада. Горохом по сухому дереву трещали автоматные очереди, неровную морзянку выбивали ружейные выстрелы, деловито стучали русские пулемёты, зло рычали-огрызались немецкие. Над городом поднимались столбы тёмного дыма.
Лес не пах лесом. Кислая вонь взрывчатки и сладковатая гарь пожарищ заглушали природные запахи. Сам лес будто разметала буря: деревья повалены или поломаны, на стволах грубые царапины и расщепы, ветки порублены. Там и сям чернели огромные ямы от авиабомб. Окружающие их деревья стояли без листвы, уродливо корячась сучьями.
На подступах к городу роту догнали громко тарахтевшие, подпрыгивающие на ухабах, вздымающие клубы пыли «дикобразы»: офицер связи на триста пятидесятом «Триумфе» в сопровождении двух мотоциклистов с болтающимися на цепочках железными бляхами фельджандармерии на груди.
Офицер связи, несмотря на жару, одетый в плащ и стальной шлем, поговорил с командиром роты, показал ему что-то на карте, указал на юго-восток, поехал вдоль колонны дальше.
Под толстым слоем грязи, покрывавшим лицо офицера, Майер узнал знакомые черты, радостно заорал:
— Лейтенант Вильд! Герман!
Вильд оглянулся, подъехал к Майеру, спустил мотоциклетные очки на шею. Лишь кожа вокруг глаз, защищённая очками имела телесный цвет. Остальное лицо было чёрным, как у негра.
— Привет, Майер! Поздравляю с началом. Поднажмите, Kameraden, иван улепетывает.
— Привет, Герман. И тебя с почином. У меня трое убитых.
Майер хотел сообщить с печалью, но получилось, будто он хвастает с игривостью плохого актёра.
— Как оно вообще? Ты при штабе, наверняка обстановку знаешь.
— Нам с тобой посчастливилось служить в группе армий «Центр» под командованием фон Бока, — пафосно произнёс Вильд. — Представь, Майер, на нас обращены взгляды всей Германии! Группа армий «Юг» движется на Украину, группа армий «Север» — к Ленинграду. А наше направление имеет первостепенное значение: наша цель — Москва! Под Москвой нам предстоит остановить сердце большевистского сопротивления в Европе. Лично мне, да и никому не хочется быть с краю, каждый норовит попасть в середину.
Вильд достал из кармана плаща грязную тряпицу, вытер кожу вокруг глаз, лоб под каской и верхнюю губу.
— Всё идёт по плану, Ганс.
Он загнул ладонь лыжей и изобразил движение вперёд.
— Наши танковые дивизии прошлись по русским, как асфальтовые катки по улиткам. Войска стремительно продвигаются вглубь России. Если не считать первых минут на рассвете, организованного сопротивления иван не оказывает. Большинство пограничных застав русских стёрты с лица земли. Для германской армии их действия подобны укусам зловредных насекомых. Разрозненные группы красных фанатиков постреливают там и сям. И мрут, как комары, прихлопнутые железными кулаками вермахта. Положение у иванов — дерьмовее не бывает. Но мы не успокоимся, пока не перебьём всех русских. Это наша повседневная работа и она идёт своим чередом.
Вильд решительным движением кулака поставил точку, заканчивая тему сообщения, расслабился и буднично улыбнулся.
— Приятнее другое. В штабе говорят, через пару дней к нам приедет бордель из Германии. Не какие-нибудь Dirnen (прим.: шлюхи), а полноценные арийки, добровольно пожелавшие своими телами поднять дух солдат вермахта. Завтра-послезавтра, думаю, займём Гродно, до него шестьдесят километров на юго-восток, там и насладимся прелестями чистокровных ариек.
Майера тема борделей в данный момент не интересовала, он кивнул в сторону Августова и прервал радостную речь Вильда:
— А здесь сильно воюют?
— Наши нормально воюют, скоро подчистим ивана. Русские пытаются сопротивляться... Тут, — Вильд махнул себе за спину, — рота мотопехоты упёрлась в долговременные огневые точки русских. Обойти невозможно: с обеих сторон болотистая местность. В общем, залегли наши под пулемётами иванов. Гренадёры что придумали… Неподалёку лагерь отдыха для советских детей. Типа нашего гитлерюгенда… Только советские называются Pioner, как наши сапёры. Ну вот… Привезли гренадёры штук пятьдесят Pioner, пустили впереди себя, и под их прикрытием пошли на огневую точку. И знаешь что? Иваны не стали стрелять! Потом, откуда ни возьмись, выскочила с дикими криками толпа красноармейцев, в руках винтовки с примкнутыми штыками раза в полтора выше человеческого роста — настоящие аборигены с пиками! Варвары! Дикари! Отбили своих Pioner, увели с собой…
Вильд восторгался атакой русских, как охотник восторгается яростью сражённого точным выстрелом кинувшегося на него зверя. Улыбаясь, он стукнул кулаком по рулю мотоцикла и тут же посерьёзнел.
— Слышал бы ты их крики! Так дикие звери в фильмах кричат! Дикий вой! Наши подкатили «ахт-ахт» (прим.: мощная зенитка калибра 8,8 см) и прямой наводкой раздолбали ивана. Потом огнемётчик подскочил к амбразуре, пустил в неё струю пламени. Ох и вопили жареные иваны!
Вильд восхищенно поднял вверх большие пальцы рук.
— Но, скажу я тебе, горелое мясо русских воняет отвратительно.
Он брезгливо сморщился. На мгновение его лицо приняло задумчивое выражение. И снова Вильд заговорил с воодушевлением:
— Рейхсфюрер СС Гиммлер рассказал о расширении жизненного пространства Германии на востоке. Русские будут отброшены за Урал. Чтобы пресечь попытки их возвращения, Германия выстроит на Урале линию городов-гарнизонов и фортов для ваффен-СС (прим.: вооружённые подразделения СС на фронте, в отличие от охранных подразделений СС в тылу). Все молодые немцы будут по два года служить в том регионе. Стычек и мелких потерь, конечно, не избежать, но конфликты небольшой напряженности помогут немецкой нации держать себя в тонусе. Европейскую часть России колонизуют немцы: каждый солдат и его сыновья получат в собственность плодородный земельный надел, а порабощенные славяне будут возделывать поля. Эти фермы расположатся вокруг гарнизонных немецких городков. Безобразные русские города мы сравняем с землей. Новые немецкие города соединят с Рейхом сеть многополосных автострад и железных дорог для двухэтажных скоростных поездов с индивидуальными спальными купе. Тяжёлые работы выполнят уцелевшие евреи и военнопленные. Крым, исторически принадлежащий готам, немецкие регионы Поволжья, черноморское и каспийское побережья станут курортно-развлекательной зоной Рейха, куда напрямую из Германии пустят экспрессы; там же, отойдя от великих дел, поселится фюрер…
***
Рота шла по руинам города, пробиралась через россыпи битого кирпича, плутала в лабиринтах из каменных глыб, преодолевая баррикады из обгорелых бревен. Ветер нес пыль и мусор по щербатым мостовым.
Стрелки взвода Майера по последней армейской моде одеты в шаровары с напуском, чтобы пыль меньше набивалась в сапоги. Единственный консерватор — Ганс Франк. Суконные брюки он по дедовскому обычаю заправил в голенища.
Стрелок Ганс Франк служил ещё в четырнадцатом году. Ему сорок шесть лет, поэтому восемнадцати-двадцатилетняя молодёжь называла его стариком. У него сухое, загорелое лицо, поджарая фигура. Голова похожа на голову скелета: идеальный череп арийца обтянут загорелой кожей, напоминающей пергамент, над высоким лбом жиденький светлый чубчик. Старый вояка Франк неизменно хладнокровен и выдержан, уверен в словах и поступках, излучает спокойствие. Оружие и вещи всегда держит в порядке. «В решительный момент жизнь солдата зависит от того, насколько быстро он сможет собраться и применить оружие», — говорил Франк. И добавляет, усмехнувшись: — Или дать дёру.
Родом Франк из Зауерлянда — края живописных холмов, поросших густыми лесами. После Великой войны работал столяром. Жизнь складывалась тяжело, жениться не получалось из-за нескончаемых финансовых проблем. В двадцать девятом году он подписал контракт с рейхсвером (прим.: немецкими силами самообороны, т.е. с армией) на двенадцать лет службы, чтобы, став «Zwölfender» (прим.: «двенадцатилетним» — демобилизовавшись после двенадцати лет службы), получить причитающиеся льготы, жениться, завести своё дело и детей, в общем, устроить личную жизнь. Не успел. Двенадцатый год службы пришёлся на начало войны с Советами.
Старик Франк стращал молодых: «Я состарился, не пожив молодым — войны отняли у меня молодость. И у вас война, а точнее, её затеявшие, отнимут молодость. Всю без остатка, со всеми удовольствиями. Постареете раньше времени, очнётесь… А жизнь-то прошла мимо! Двенадцать лет бесплодного служения…».
К соратникам Франк относился со снисходительной доброжелательностью, любил повторять: «Люблю я тебя за…». Медлительных он «любил» за расторопность, глупых — за острый ум, неуклюжих — за ловкость.
Признав военный опыт Ганса Франка, командование присвоило ему звание ефрейтора. Но не доверило должности даже командира отделения, потому как Франк проявлял вольности при общении с начальством и не отличался рвением при выполнении приказов типа «подай-принеси» старших по званию. Нередко действовал по принципу: «Солдат не может отказаться выполнить приказ, но может забыть это сделать».
Да и сам Франк не стремился занять командирскую должность. «Карабкаться вверх, чтобы однажды сорваться не по своей воле, занятие для обезьян», — усмехался он, если кто-то удивлялся, что такой опытный солдат, как Франк, не стремится сделать военную карьеру.
— Хороший солдат серьёзно относится к своим обязанностям, в лучшем виде выполняет приказы командиров, — твердили командиры подчинённым.
— А мудрый солдат бодро отрапортует «Есть!» и ничего не сделает, — негромко учил новобранцев старик Франк.
Старый добрый девяносто восьмой карабин (прим.: магазинная винтовка Karabiner 98k) он носил не по уставу, китель застёгивал только на построении, пилотка торчала за ремнём. Солдатская мудрость во взгляде отличала его от прочих стрелков. Умелый, быстрый и решительный, старик Франк был из тех, кто ведёт войну, становится опорой соратникам во всех предприятиях. Опасность привлекала его. Неудобный для начальства, в деле своим примером он мог превратить взвод в первоклассную боевую единицу: боевой дух, мужество и смелость заразительны, как и трусость.
«Война, — говорил старик Франк, — это дурманящая сознание народа, жестокая игра сильных мира сего. Мы в ней маленькие, совсем крошечные
