– Ты чё! – искренне удивился Степан. – От химии ж волосы лезут. Не знала?
Собравшаяся вокруг толпа, кое-как почистившаяся после грязного душа, стала смеяться, а девушка фыркнула, пожала плечиками и направилась к фасаду здания академии. По пути встретив какого-то студента, она сделала резкий жест кулаком вверх и постучала по голове.
–Хой, Лика, – сказал парень, пропуская ее вперед. – Как оно ничего?
–Хой, Игорэлла, – ответила байкерша. – Все чопи-чоп.
Оба, ведомые толпой других студентов и преподавателей, быстро исчезли в здании.
Глухую тишину очень старого подвала юридической академии вот уже час тревожили непривычные звуки возбужденных голосов вперемешку с монотонным шумом насоса, который был установлен у полуразрушенной стены и дрожа всем корпусом, занимался отсасыванием подземной воды из зияющего чрева катакомбы. В самом подвале ощущался не выветриваемый дух старины: массивные дубовые столы, наваленные друг на друга и покрытые толстым слоем паутины шкафы, в которых хранились всякая ржавая всячина. А разбитый бетонный пол был полностью усеян мелкой стеклянной крошкой, по которому вечно что-то бегало и каталось. Но два человека – мужчина и женщина – неподвижно стояли среди всего этого хлама и напряженно наблюдали за завхозом, который отчаянно возился с покатой дубовой крышкой некогда роскошного кованого сундука старинной выделки, размерами около полутора метров на 90 сантиметров. Никак не удавалось открыть этот изрядно подряхлевший ящик, теперь уже больше похожий на старый прогнивший гроб. Однако замки с петлями были сделаны на века, и приходилось потеть изо всех сил, чтобы сорвать их. Сверху крышки и по бокам сундука виднелись потертые изображения царского герба времен Николая Второго – как сразу же сухим тоном знатока заявила молодой историк Ольга Грибанова, обращаясь к стоявшему рядом грузному хмурому генералу Чалому, ректору академии. Двое молодых сотрудников в хозяйственных робах складывали кирпичи и убирали мусор у расщелины, откуда и был извлечен сундук.
Наконец, поддавшись огромным усилиям завхоза, крышка глухо скрипнула и ящик, словно с облегчением выдохнул из себя затхлую непригодную массу. Чалый с Грибановой вопросительными знаками склонились над открытым сундуком и вскоре на их лицах появились скептические гримасы, а любопытные глаза быстро потускнели. Конечно, они не ожидали обнаружить внутри золотые сокровища, зарытые какими-нибудь нэпманами сто лет назад, но никак не предполагали увидеть то, что увидели. В вязкой водяной жиже из ряски и тины плавали размякшие картонные папки. Некоторые из них почти полностью разложились, оставляя по себе память из алюминиевых карабинов для скрепления листов и полуразмытых фотографий неизвестных лиц, странных предметов и городских пейзажей.
Не без чувства брезгливости Грибанова, осторожно отгоняя плотные слои водорослей и мха, подняла кончиками тонких пальцев один из разбухших листов картона, на котором еще можно было разобрать надпись: ДЕЛО № 517 Харьковского Управления Сыскного Отделения Российской Империи, 1915 г. Не успевши раскрыться, материал развалился у историка в руках. Из недр сундука выплыла жаба и глухо квакнула, от чего девушка вскрикнула и отпрянула в сторону Чалого, чуть не свалив его тушу в лужу.
– Бумажная каша! – резко бросил генерал и скорчил гримасу отвращения. – Откуда взялся здесь этот хлам?
– До революции, – осматривая здание, ответила Грибанова, – в здании размещался окружной суд. А в восемнадцатом, когда в город быстро стали входить большевики и все разрушать, вероятно, какой-нибудь царский патриот решил спасти хоть малую часть документов от разорения будущей властью, а может и уничтожал компромат на себя.
Чалый соизволил опустить руки в жижу и достал увесистый том, из прорех которого тут же потекли ручейки мутной зеленоватой массы. С трудом перелистывая обрывки страниц, генерал недовольно произнес:
– Безобразие. Половина текстов смыта, фотографии – жуть. Как тут вообще можно что-нибудь разобрать?
– Может, позовем вашего эксперта? – предложила Грибанова. – Я слышала, он у вас чародей криминалистики.
– Скорее, каркающая цыганка-гадалка на пенсии, – холодно отрезал Чалый и поколебавшись, приказал двум рабочим пригласить Муравецкого.
В ожидании эксперта Чалый с Грибановой прошли к бреши в стене и заглянули через разрушенную каменную кладку в сырую мглу. Историк, протирая очки бархаткой, вынутой из футляра, заметила:
– Подземные воды разлились, стена и отсырела за сто лет. Да и река Лопань под боком. Не ровен час здесь болото будет, Николай Ильич. Давайте вылезем, может, еще что найдем.
Генерал исподлобья посмотрел на активную девушку, которая внешне была даже очень привлекательной стройной блондинкой с узкими бедрами, длинными ногами и безупречной кожей. «Вылезем, – про себя ухмыльнулся он. – Тебе бы из постели не вылезать, дура». Видя, что ее порыв не был встречен вообще никак, Ольга Грибанова прикусила губу и вернулась обратно к сундуку, думая, что когда генерал уйдет, она обязательно попробует пробраться в катакомбу. А Чалый думал о другом. Он еще раз выглянул в зияющую пустоту, из которой веяло чем-то очень древним и враждебным.
Впрочем, прошлое никогда не относилось дружелюбно к настоящему, храня в себе убийственные компроматы на временно здравствующих. И кто знает, что таило в себе прошлое этого древнего сундука, и каких бед современному миру может принести тайна столетней давности. Чалого, обладавшего недурной интуицией, – иначе бы не дослужился ни до звания, ни до должности, – что-то тревожило в сегодняшней находке, что-то беспокоило его грешную душу. «Как бы чего не вышло, – по-Беликовски размышлял он, искоса наблюдая, как Грибанова с интересом роется в обрывках архива. – Вишь, как вцепилась, змея. Еще докопается, Бог знает до чего. Молодая, спесивая, незамужняя карьеристка, сенсаций ищет там, где их нет. А если найдет? Начнут трясти всю академию. А оно нам надо перед моими выборами в мэры? Нет. Надо представить все как если бы просто обнаружили ящик с обычным барахлом. В конце концов, бумаги ветхие, печати размыты, фамилий следователей и судей не разглядеть. Да и вообще документы были составлены при царской власти, подчинялись другой юрисдикции и в нашем реестре не значатся. В общем, барахло». Чалый широко улыбнулся и облегченно выдохнул от того, что так удачно сложился головоломный пасьянс.
Правда, не учел он одного: от переизбытка эмоций последнюю фразу генерал произнес вслух. Тотчас за спиной раздался надтреснутый голос Муравецкого, который с помощью Грибановой уже разложил несколько более-менее уцелевших листков из разных Дел на внутренней крышке сундука, бархатная обивка которой на удивление почти не пострадала. Пробежав цепким взглядом несколько страниц, он стал громко резюмировать:
– У студентки, покончившей с жизнью в камере, появилось алиби… Следствие по делу о похищении ребенка зашло в тупик. У матери удар… Третий взрыв домов за неделю. Бомбист на свободе… По-вашему, Николай Ильич, все эти «глухари» с непойманными или невинно осужденными – барахло?
Генерала всегда раздражала особенность Муравецкого ступать мягко крадучись и так тихо, что приходилось каждый раз оглядываться, когда речь заходила о полковнике, потому что тот мог внезапно появиться и поставить сплетников в идиотское положение. Нерадивые студенты называли Григория Михайловича «призраком МВД». В подобном положении сейчас оказался и Чалый, лицо которого вмиг побагровело, скулы заиграли, а выпученные глаза тупо уставились на Муравецкого. Но генерал быстро взял себя в руки и прогремел:
– Да скажи на милость, Григорий, что можно понять по этим размазанным обрывкам слов?
В ответ всегда хладнокровный Муравецкий лишь пожал плечами, извлек из-под зеленого ковра тины пару фотографий какой-то девочки, присмотрелся и сказал:
– Лично мне слова не нужны. Достаточно и фотокарточек.
– Как так? – не удержалась до сих пор молчавшая Грибанова. – Вы же эксперт высокого класса и…
– И как эксперт, душа моя, – прервал девушку все тем же спокойным тоном полковник, – я решительно заявляю: девяносто пять процентов всех сведений о людях мы узнаём именно по лицу. Лишь пять – из беседы. Пять! Верите?
Грибанова одарила Муравецкого добродушной улыбкой, но в уголках губ застрял насмешливый скепсис.
Переступая через разбросанные трубы, полковник обошел девушку, не отводя ястребиного взгляда от контуров ее черепа, и застыл за спиной у Грибановой. Та была весьма заинтригована, ибо и раньше мечтала о том, чтобы стать объектом исследования знаменитого физиогномиста, прожившего несколько лет в Китае и набравшегося там всякого удивительного, поэтому старалась не шевелиться, ожидая забавное шоу. В мыслях она уже приготовилась к яростной атаке и заготовила речь с обоснованными аргументами, которыми собиралась в пух и прах разбить теорию Муравецкого, считая китайскую физиогномику лженаукой. Однако на какой-то миг Ольга вдруг ощутила, будто полковник только что прочел ее мысли. «Он что, по затылку понимает? – про себя фыркнула Грибанова и ухмыльнулась. – Это уж слишком. У нас детектив, а не фэнтези». Вдруг ободок ушной раковины окутал теплый воздух мужского дыхания, от чего кожа на лице девушки побледнела, а губы ее сжались в тонкую-тонкую ниточку, словно у девушки начался сильный приступ боли. Она еле слышно застонала, но ощутив мягкие ладони эксперта на своих плечах, выдохнула и уже хотела попросить Муравецкого не бить ее, как услышала:
– В семь лет вас сильно напугали, с тех пор вы не выносите, когда кто-то стоит за спиной. Так?
Грибанова инстинктивно кивнула.
– Вы не собирались становиться историком. Ваша мечта…хм… тушить пожары. Правда?
Историк вновь кивнула, при этом глаза ее сильно расширились. Муравецкий обошел удивленную девушку и устремил на нее напряженный немигающий взгляд-сканер.
– А сейчас вашему отцу нужна срочная операция, но вы не знаете, где достать денег.
[justify]У Грибановой от напряжения выступил пот над верхней губой, но она нашла в себе силы
рассчитывая получить отпускные, но теперь похоже, что всё изменится.
Хорошие способности у Мураветского, как эксперта!
Байкерша понравилась...крутая девочка...но как я поняла, у неё тоже куча своих проблем.
Интересно, что будут делать с сундуком документов.
Супер очень интересно!))
С теплом...Эмми!))