показывая ослепительные зубы.
Церковь осталась позади. Автобус проехал еще немного и остановился.
-Приехали, - сказал шофер, точь - в - точь в пятнадцать ноль-ноль.
Глава 119
Таня
Она и себе в этом боялась признаться. А вот Лейле почему-то сказала.
-Ты на него как-то странно посматриваешь, - Лейла убирала в рюкзак учебник биологии.
-Не придумывай, - Таня густо покраснела и сразу почувствовала это, отвернулась от Лейлы и зачем-то обратилась к Зарубиной.
-У тебя лишней тетрадки в клетку нет?
- С чего это вдруг у меня будет лишняя тетрадь? – Наташа сделала удивленное лицо, но смущение, вызванное словами Лейлы, удалось погасить.
-Пойдем, – теперь Таня уже с равнодушным видом смотрела на подружку. Перемена короткая, нужно успеть на второй забежать.
-Пошли, – Лейла закинула рюкзак за спину. У входа их пропустили вперед мальчишки.
В четверг, выйдя из школы на квадратный двор, Таня взглянула наверх – серенькое, низкое октябрьское небо висело над крышей четырехэтажного здания старой школы, куда их перевели в начале сентября. Моросил мелкий дождь. Но Таня так и не открыла зонтик, а Лейла раскрыла над ними обеими свой. Недалеко от них стоял новый историк – Валерий Александрович, под зонтиком, и о чем-то думал.
-Смотри, наверное, думает, как в понедельник дать нам контрольную посложней, - прошептала Лейла, косясь на историка.
-Да, - вдруг сказал Таня, - ты права.
-Про контрольную?
-Нет.
-Так в чем права? – удивилась Лейла, стараясь держать зонт так, чтобы он закрывал от дождя подругу.
Историк вдруг быстро сложил зонт и вернулся в школу.
Таня смотрела прямо перед собой на квадрат двора, - он мне нравится, очень нравится.
-Правда? – Лейла распахнула огромные черные глаза, и в них замерцали маленькие огоньки.
-Правда, я как его увижу, сама не своя, не знаю, что со мной, сразу теряюсь, все слова забываю.
Лейла глядела на подругу со страхом и восхищением.
-Таня! – сказала она торжественно, - Я никому не скажу, ни братьям, ни маме, ни дяде Рустаму.
Таня чуть не засмеялась.
- Никому, - повторила Лейла, - а все-таки, ты знаешь, он, мне кажется, не очень хороший парень, это Гаджи сказал. Он говорил, что у нас в классе есть ребята лучше. Максим, например, все мои братья его уважают.
-Твои братья ничего не понимают. А он, - Таня снова посмотрела куда-то, словно видела там высокого светловолосого парня, - он удивительный.
- Он удивительный, - повторила Таня, продолжая смотреть вперед, - они остановились.
-Нет, - сказала Лейла упрямо, - нет. Рустам сказал, что они даже хотели его побить.
-Пусть только попробуют! – вдруг в словах Тани зазвучала злость. Лейла удивилась – ее подруга была всегда очень доброй и спокойной.
-Таня, ты что? Он же на тебя не смотрит, он только на Белецкую смотрит, а моя мама называет ее плохим словом.
- Белецкая такая и есть.
-А вчера он гулял с Нелей.
-Французовой?! – Таня вдруг посмотрела прямо на Лейлу, та даже отпрянула на шаг, и капли дождя обдали Таню.
- Ой! - Лейла стала тщательно стряхивать капли с таниной куртки.
- Пока, подружки, – мимо прошел Юрик.
-Пока, - ответила Лейла.
-Откуда ты знаешь, что он гулял с Французовой? – лицо Тани стало злым.
-Да это Ибрагим сказал, он с друзьями около «Эльдорадо» был и видел.
-Врешь! – вдруг крикнула Таня.
- Таня, что ты, я правду сказала, Ибрагим сам видел, и Гаджи видел, можешь у них спросить.
-Иди ты со своими братьями, - почти плача, крикнула Таня и бросилась к калитке.
-Таня! Таня! – Лейла побежала за ней, но Таня уже подходила к
к большим воротам, как всегда запертым, и входила в узкую калитку.
Дома Таня, стараясь ни о чем не думать, старательно вымыла посуду, оставленную в раковине с утра: мама спешила на работу. Таня сварила овсяную кашу в кастрюльке, налила стакан молока в красную с белым горошком чашку – последнюю из сервиза, и пошла в комнату деда.
Таня должна была поставить рядом с его кроватью на тумбочку чашку молока и тарелку каши. Когда она открыла дверь, в глаза, как всегда, сразу бросилась фотография: дедушка и бабушка. Он в костюме, с галстуком ядовито зеленого цвета, в белой рубашке, волосы светло-желтые, бабушка в синем платье с отложным воротничком, тщательно причесанная, с накрашенными губами.
-Да у меня галстук-то был бардовый, - вспомнила Таня слова деда, когда как-то раз, в детстве, спрашивала про эту фотографию.
-Деда, а почему же он здесь зеленый?
-Да это, Танюшка, в мастерской так сделали, Оленька захотела, чтобы фотография была цветной, вот и нарисовали такой цвет. А бардового в мастерской не было.
-А у бабушки платье действительно было синее?
-Лицо деда стало каким-то далеким, он смотрел на фотографию и словно видел что-то другое.
-Да, Танюшка, было у нее такое платье, сразу после свадьбы купили, твоя мама тогда еще не родилась.
-А когда мама родилась?
-А мама позже родилась.
-А тетя Света уже тогда была?
-Была, тете Свете было три годика.
Таня исчерпала свои вопросы, получив нужные ответы.
С тех пор в их квартире многое поменялось, но в комнате деда неизменно на стене висела эта фотография, которую бабушка готовила в подарок к их серебряной свадьбе, но не дожила до нее совсем немного.
Дед спал, укрывшись с головой одеялом, и Тане стало страшно: а вдруг он там, под одеялом уже умер? Она осторожно открыла край одеяла, и дедушка сразу открыл глаза.
-Танюшка, – хрипло сказал он, - ты приготовила молоко?
- Все приготовила, - девочка помогла старику подняться, но ел он сам, медленными глотками пил молоко, с трудом удерживая большую чашку трясущимися руками. Ложкой, стукая по краю тарелки, брал кашу, получалось не всегда. Дед был весь поглощен приемом пищи и не обращал на внучку никакого внимания, а она смотрела, как он ест, и не могла выйти из комнаты, пока дед не заканчивал обеда.
Затем она унесла на кухню пустую чашку и тарелку, вымыла их и села за свой стол.
Отец ушел еще тогда, когда дочке было одиннадцать лет. Ушел, оставив не только жену с дочкой, но и своего наполовину парализованного отца.
Со второй недели сентября, когда Таня вдруг увидела его синие-синие глаза, она стала интересоваться всеми любовными историями, которые открывались на страницах книг: Ася, Маша Миронова, и конечно, же ее тезка, про которую она читала летом – все они сливались для нее в один образ и наделялись ее, таниными чертами характера, ее лицом, повадками, мыслями.
А произошло это почти случайно. Им двоим дали задание повесить шторы в новом кабинете на втором этаже. И он, высокий, спортивный, стоял на стуле, водруженном на парту, доставал головой почти до потолка, наклонялся и принимал у нее из рук кремовые занавески, а она снизу вверх смотрела в его глаза и утонула в них.
В кабинет периодически заходили то Белецкая, то Французова и ехидно что-то ему говорили. Он со смехом отвечал, а Таня густо краснела – никогда не могла избавиться от этой привычки.
-Смотри, невесту себе нашел – заливаясь смехом, говорила Белецкая. - Мы теперь побоку, так, красавчик?
-А что, она девушка покладистая и в отличие от вас – работящая – смеясь, отвечал он.
-Будет тебе борщ варить, станешь толстый и гладкий, - съязвила Французова.
-Гадкий – подхватила Белецкая, и обе снова захохотали.
Таня тогда представила себе вдруг, как она действительно варит ему борщ в их собственной кухне! – и у нее голова закружилась.
Она стала интересоваться семейными историями, часто открывала альбом с фотографиями. Про отца она старалась не думать, а вот дедушка с бабушкой теперь обретали молодость, и ей странно было представлять, что тяжело кашляющий в своей комнате дед – и красивый молодой человек в костюме – один и тот же человек.
-А как они поженились? – вдруг задала она себе вопрос, - почему я об этом никогда не спрашивала?
Да, она что-то слышала - тетя Света рассказывала, что дед сразу после ремесленного пошел на завод и проработал без малого пятьдесят лет, он и болезнь заработал на заводе – от отбойного молотка, которым должен был откалывать куски чугуна, приварившиеся к большим чанам, стали дрожать руки, металлическая пыль осела в легких.
А бабушка пришла на завод немного позже, стала учетчицей. Там они и встретились, кажется на каком-то празднике, в заводском клубе, и сейчас стоявшем в глубине главной улицы. И квартиру получили от завода.
Таня пошла в большую комнату и открыла нижнюю створку шкафа – там лежали семейные альбомы. Вот и дедов альбом – толстый, в переплете зеленого бархата, с металлической подарочной табличкой. «Дмитрию Павловичу Рубцову, от коллектива литейного цеха к пятидесятилетию».
Таня смотрела последний раз этот альбом лет пять назад, когда ей было одиннадцать – приезжал двоюродный брат, Игорь, ему тогда было уже четырнадцать лет, и они рассматривали старые альбомы. Игорю это быстро наскучило, и он убежал во двор, где подрался с местными мальчишками. А Таня тогда с интересом рассматривала черно-белые снимки, это было так не похоже на то, что ее обычно окружало.
В альбоме было много снимков. На первой странице приклеена фотография - мама во дворе их дома в светленьком коротком пальто и шапочке с завязками – теперь там большой универсальный магазин. А это тетя Света – в кофте, в колготках, с большими бантами, ей здесь лет семь – восемь.
Дед в форме ученика ремесленного училища: форменная фуражка, куртка перетянута ремнем с пряжкой. Друзья деда – круглолицые мальчишки в таких же куртках и фуражках, во что-то играют. Кажется, в ножички. Прадед с Полканом во дворе дома, на груди значок – «Почетный железнодорожник».
А рядом дедушка, наверное, уже во времена работы на заводе.
Это мама в училище – темная юбка и светлая блузка с пышными рукавами.
В альбоме были мамины подруги по училищу, по больнице, где она работала. А вот и сама маленькая Танюшка – единственная цветная фотография в альбоме.
А на последней странице было два снимка. На одном юноша, с челкой, падавшей на лоб, в костюме, со значком, в белой рубашке с отложным воротником. Он смотрел светлыми глазами, как-то по-детски. Это был дядя Леша. Дядя Леша – дедов дядя, погиб в октябре сорок первого где-то под Малоярославцем. Больше о нем ничего известно не было. Осталась медаль «За боевые заслуги» на красной колодке.
На другом было три девушки на фоне их сегодняшней школы – Таня сразу узнала здание школы: четыре этажа, огромные прямоугольные окна, только вместо высокого забора какой-то низенький заборчик, но это была точно, их школа.
Слева стояла девушка с портфелем в руке, в темном платье в горошек, курносенькая, с двумя смешными косичками, справа - другая девушка, точно в таком же платье, только у нее, кажется, на шее галстук или косынка. А девушка в середине была в какой-то накидке или кофте.
Таня хотела посмотреть надписи на фотографии, но оказалось, что они тоже намертво приклеены к альбому.
Вечером мама пришла с работы, чем-то сильно раздраженная, и на танину просьбу рассказать о том, кто изображен на снимках на последней странице зеленого альбома, как они его называли в семье, внезапно расплакалась, ушла в ванную и долго не выходила.
Таня недоумевала – она же ничего обидного маме не сказала, только просила рассказать про снимки.
Мама вышла из ванной с заплаканными глазами, строго приказала дочке
