тобой не будем сидеть, сложа…ик… руки…и лапы. А знаешь Федул...ик...как я тебя уважаю. Не знаешь? А я тебя уважаю. Я тобой...ик...горжусь. Ты для меня как....ик....брат. Дай я тебя поцелую в знак примирения. Что значит, не знаешь, где у тебя этот знак?
Сева полез целоваться с котом, но кот отворачивал свой холодный и мокрый нос от него. Его морду аж перекосило от таких незапланированных фамильярностей.
- Вот братан, ты мне только скажи, что тебе надо, я всё для тебя сделаю, заешь меня короста. Хочешь, сметаны тебе наловлю, хочешь, рыбы тебе налью, - стал убеждать кота собутыльник. Севу понесло, как того Остапа.
- А пошли Федул во двор и споём песню, - вдруг осенило Савелия. - И что с того что ночь и июнь? Хорошему коту и июнь март. Мы с тобой должны спеть, вот прямо сейчас. А почему? Потому, что эта дедова Дымчатая....ик...рожа совершенно меня не берёт. Я могу ещё столько же выпить, но ….рожа кончилась…Как так-то?
Он сграбастал кота в охапку (тяжёлый зараза, на диету пора) и потащил его во двор. Там они сели на деревянные ступеньки входа на кухню. Сидели в обнимку, коту приходилось терпеть телячьи нежности человека, ведь тот его хорошо накормил. Но, на удивление, кот не уходил в ночь. Луны на небе не оказалось, но Севу это совершенно не остановило. Первую песню он спел специально для своего лучшего друга Федула, которого очень уважает. Сева даже развёл руки, показывая, не размер пойманной рыбы, а размер уважения к коту.
«Ты - мой миленький, хорошенький, мой котик,
Положу тебе сарделечку я в ротик,
Положу тебе колбаску и сосиску,
И сметаночки налью тебе в большую миску......» (народное творчество)
Сегодня ночью Сева вдруг узнал, что очень хорошо, душевно и громко поёт. Кто бы мог подумать. Кот тоже ему составил компанию, хоть и не март случился на дворе. Они на два голоса выводили задушевную песню. Хутор замер.
Потом Сева затянул популярную в народе песню:
« Где-то кошки жалобно мяу-ка-ют,
Звук шагов я издали ловлю...
Хорошо твои слова баю-ка-юююют:
Месяц я уже от них не сплю.
Окна тканью белой занаве-ше-ны,
Полумрак струится голубой...
Или дальней вестью мы уте-ше-ныыыы?
Отчего мне так легко с тобой?.........»
(народное творчество)
Кот как мог подпевал доморощенному певцу. Вдалеке послышались другие кошачьи голоса, что кота несколько возбудило. Он заявил парню, что пойдёт нынче, вот прямо сейчас по девкам, хоть с другом ему и весело. Двуногому другу он тоже советовал пойти по девкам. В самый раз. А то завтра дед приедет и будет поздно, так как он может категорически не понять нас. Сева отвечал коту, что на хуторе девок его возраста не имеется, а если я пойду по бабушкам, то меня могут неправильно понять. Федул заявил, что вчера к тётке Антонине, которая на том конце хутора проживает, приехала из города Ленка, её внучка, как раз нужного возраста. Но Сева упёрся, и не захотел в полночь идти к незнакомой Ленке. Как-то по ночам он ещё не знакомился с девушками, а вдруг она как нильский крокодил.
- Зачем как крокодил!? Нормальная девка. Не боись, хозяин, - заверил друга кот. - Приведу я к тебе эту Ленку. По-братски, так сказать. С тебя две крынки сметаны.
- Две-то с чего? За одну Ленку - одна крынка.
- Жмот ты, Петрович, - сообщил Федул. - А ещё братом называл. Рассказывал, что все мы, по сути, нолики и единички, учил «Мурку» петь.
Поговорив с другом немного «за жизнь» кот рванул через огород на призывные вопли хуторских кошек, заявив, что его ʙремя пришлօ, этօ мейʜстрим. Бросил блохастик своего лучшего друга, можно сказать брата, бесследно растворился, как сахар в кипятке. А поговорить по душам? Стало грустно. После этого события Сева ничего не помнил. Как отрезало: прощай разум, встретимся завтра. Не помнил он, как оказался на своей лежанке. Вот поэтому самогон и хороший напиток, что не успеваешь наделать глупостей, как уже валишься с ног. Севу уморили алкогольные пары, а жители хутора ещё долго ворочались на своих кроватях: вот это отжигает внук хуторского колдуна, задал хутору концерт без заявок. Орал так, что все хуторские кошки присоединились к его воплям, соловьи, и те заслушались, собаки выли, проснувшаяся домашняя скотина начала подавать голос. Хуторские петухи проспали наступившее утро.
Так и случается: вчера было хорошо, потом очень хорошо, а потом так хорошо, что до сих пор плохо и непонятно. Проснулся начинающий алканафт на своей лежанке на веранде, почему-то в одежде. Сева чувствовал себя мерзко и тоскливо. Года идут - а счастья, твою кочерыжку, нет. Наметилась ещё одна проблема: надо как-то умудриться вспомнить, что происходило вчера. Вспоминай голова – шапку куплю. Начали прорезаться фрагментальные воспоминания: деда провожали мы с Федулом. А вот, что случилось потом, Сева вспоминал с трудом. Его вдруг обдало холодным потом, а по спине побежали мурашки размером со слона. Проспал! И петухи не разбудили. Дед же наказывал птицу с утра покормить, баранов в стадо выгнать, а он лежит себе спокойно, как бревно. Хоть бы Федул разбудил. Сева вскочил и скорчился от головной боли. Это ещё что за наваждение такое. Наверное, он заболел. Вот и отмазка для деда нашлась: я внезапно заболел. Меня лечить надо. Ухожу на больничный. Но, когда Сева добрался до летней кухни, то причина его недомогания стала видна невооружённым глазом: в кухне имел место бардак и стоял густой самогонный дух, как будто здесь целую неделю народ бухал не переставая. А закончилась пьянка только тогда, когда всё оказалось успешно выпито. Интересно – а дебош после пьянки случился? Вот тут парню стало дурно. Он лихорадочно кинулся уничтожать следы своего преступления, но получалось как-то суетно и бестолково. Скоро дед приедет, а ему ещё надо здесь навести революционный порядок: курей покормить, в кухне убрать, баранов отогнать в стадо, а это через весь хутор их гнать под ехидными взглядами хуторян. Кота ещё надо накормить, себя надо накормить. От мысли о еде молодцу поплохело. Вытерев холодный пот, он наметил план: сначала убираю следы, потом бараны. Куры пока голодные перетопчутся, коту - хрен, ибо некогда. Лихорадочно работая, Сева дал себе зарок завязывать с пьянкой. И надо срочно ехать к доктору, ну к тому, который кодирует от пьянства. Вот позорище. Он слышал от друзей, что некоторых их родственников-алкашей как-то кодировали и даже что-то вшивали, торпеду какую-то, от которой, если алкаш начинает опять пить, то отбрасывает копыта. Ещё алкашей судья отдаёт в ЛТП, где они живут и работают под надзором ментов. ЛТП – это лечебно-трудовой профилакторий. Сева представил картину, что он уже находится в толпе горьких пропойц, причём все они одеты в замызганную рабочую одежду синего цвета, которая сидит на алкашах как на вешалке, потому что они все худые и измождённые. И он среди них, такой же жалкий и худой. Савелию себя родного стало жалко до слёз. Пропала молодость моя, а всё дед виноват: зачем он самогонку оставил на кухне! И Федул виноват: почему не пресёк эксперимент! Мля, наука тоже виновата: вот зачем Савелий полез в науку совершать всякие изуверские эксперименты, причём над собой. Сначала надо было на кошках потренироваться…. Вытирая пьяные слёзы, парень корил весь белый свет: и деда, и хутор, и мать с отцом, советскую науку, и даже кота Федула, который не отговорил его от самогонки. Виноватыми оказались все, только не он. Даже собственной совести досталось: «Душа у меня добрая, а мозги дурные. Эх, жить-то я хоть буду?»
- А смысл? – ответил внутренний голос.
От его плохого настроения досталось даже бедным баранам. Когда справный казак, пребывающий немного с большого бодуна, этих козлов лохматых гнал через хутор, он сильно придавал им ускорение с помощью хорошей хворостины. Чем быстрее он отведёт их в стадо, тем меньше народа увидит парня и оценит цвет его зелёного лица. Как же. Размечтался. Если идёшь по хутору, и никого нет, это совершенно не значит, что тебя не видят десятки глаз. Хуторяне всё секут, даже то, что им и видеть не надо. Разведчики, мать иху: знают у кого какого цвета трусы. Потом Савелий лихорадочно кормил кур. Эти пернатые твари так оголодали, что чуть не свалили его с ног, когда он зашёл за загородку к курам.
Если какая-нибудь неприятность может произойти, она обязательно случится – вот что вынес Сева из своего загула. Окончательно парня доконало то зрелище, когда он посмотрел на себя в зеркало. Зрелище, честно сказать, препротивное со следами на морде лица душевных терзаний. Из зеркала на парня таращился какой-то упырь или залежавшийся зомби с покрасневшими глазами и кожей с зеленоватым оттенком. Этот цвет парня так поразил, что он, как и дед, начал придумывать этому явлению поэтическое название. Но дальше «Свежевыкопанный мертвец», «Зомби в печали» или «Одичавший упырь» у него фантазии не хватало. Полная безнадёга Савелий Петрович: ухайдокали вы себя тяжкой работой на этом хуторе, теперь здравствуй жареный птиц, бодро подкрадывающийся цапнуть Севу за пятую точку. Как итог, встретил деда молодой казак вконец в растрёпанных чувствах. Федор Корнеевич сразу повёл себя как заправский Шерлок Холмс умноженный на Штирлица. Может это от того, что когда он ехал по хутору, эти самые хуторяне и возвели на Севу напраслину. Вот же какой удивительно неблагодарный народ здесь обитает: дед им всегда из станицы гостинцы привозит и заказы, а они поклёп на внука возводят.
- Что-то бардаком у нас попахивает, - грустно вздохнул дед, осмотрев территорию. - Исповедуйся отрок, ибо грешен. Потом начну раздачу бонусов…..
оба у меня отхватите.
Из сбивчивого и покаянного рассказа Савелия дед должен был понять, что дело-то житейское, всё хорошо, только приболел отрок немножко. Трудна наша жизнь. Свалить вину на Федула у Севы не получилось, но коту всё же досталось от хозяина. От житейской болезни лечил Севу дед рассолом из погреба: народное средство. Но сначала, он заставил Севу выпить литр раствора перманганата калия и потом всё это вырвать на заднем дворе участка. После рассола дед дал еле живому парню испить рюмку какой-то душистой настойки, которая здорово прочистила молодому пропойце мозги. Теперь он понял, что такое живая и мертвая вода... Мертвая вода - это вчерашний дедов самогон, а живая - это сегодняшний дедов рассол и его волшебные настойки.
- Вот что я скажу твоим родителям, отрок? - огорчился дед. - Получил на воспитание нормального парня, но балбеса, а отдаю им законченную пьянь. Только оставил его одного, как он на струю сел, на пробку наступил и перепёлку поймал, хорошо хоть не белочку. Вот говорят же правду люди, что свинья она завсегда грязь найдёт, хоть в чистом месте. Оно конечно, когда человек рождается олигофреном, то какую-то ответственность можно свалить на природу. Но когда он сознательно становиться дуболомом, то вини только самого себя.
Даже предатель-кот смотрел на парня осуждающе. Казалось, его зелёные глаза говорят: «Никогда не совершай таких опрометчивых ошибок».
Сегодня явно не Севин день: он всегда думал, что в
