Любовь Высшей Красоты

в неврологическом отделении республиканской больницы. У неё легкий левосторонний гемипарез — слабость в левой руке и ноге. Звонок из Ташкента расстроил меня. Я прекрасно понимал, что такое инсульт для Ирины в её возрасте, даже с незначительными клиническими проявлениями, и каковы шансы на полное восстановление.

Я сказал Елене Владимировне, что планировал на этих днях идти за билетом на самолёт, а сейчас сомневаюсь стоит ли делать это. На что мне она ответила: «Стоит. Несомненно, стоит. Ваше присутствие здесь, рядом с мамой, наверняка поможет ей быстрее восстановиться. Обязательно прилетайте. Я знаю, что мама давно ждет вас. Ваше появление и особенно пребывание здесь будет для неё лучшим лекарством. Она как-то рассказывала мне, что, когда в прошлом году Вы провожали её в аэропорту, якобы обещали прилететь к нам в Ташкент внезапно и без предупреждения».
Я ответил ей, что такой разговор с её мамой действительно был. Короче, я принял решение немедленно лететь в Ташкент. Тут же позвонил сыну и предупредил его, что в ближайшие дни, возможно, даже завтра ночью, если смогу купить билет, полечу в Ташкент. Он с удивлением спросил: «Зачем? Что ты там забыл?» Я ответил: «Надо, сынок, надо. Потом расскажу...». Попросил его присмотреть за квартирой, поскольку пока не знаю, сколько времени я могу пробыть там.

На следующее день в кассе Аэрофлота я купил билет на ночной рейс «Москва-Ташкент». Лететь решил налегке, с небольшим рюкзаком. Рейс задержался почти на два часа, но меня это устраивало: я прилетел в Ташкент в десять утра местного времени. Взял такси. И вот я – на улице Советская, 25. Елена Владимировна встретила меня очень тепло. За завтраком она рассказала, как заболела мама. Вскоре мы отправились в больницу. По пути заехали на небольшой рынок, где я купил большой букет свежих роз. Договорились с Еленой Владимировной, что в палату она пойдет одна с целью подготовить маму к встрече со мной. Мы опасались, что моё внезапное появление в палате может вызвать у Ирины эмоциональную реакцию, которая ей в таком состоянии совершенно не нужна. Елена Владимировна так и сделала.
Она вышла в коридор, где я стоял в ожидании её команды, и, улыбаясь, сказала: «Клиент готов!». Я смело шагнул в палату.

Увидев меня, Ирина приподняла голову с подушки и заплакала.
— Господи! Толя! Дорогой... Не может быть...
— Может быть! Всё может быть! Ирина, только не надо плакать...Успокойся и улыбнись... Ты знаешь, что я не переношу женских слёз... Ну, здравствуй, дорогая! Помнишь, год назад в аэропорту, когда ты улетала, я говорил тебе, что однажды просто пойду в кассу Аэрофлота, возьму билет, сяду в самолет и прилечу к тебе даже без предупреждения. И…вот, как видишь, прилетел...
— Боже мой! Толенька, как я рада... Как хорошо, что ты прилетел... Наклонись ко мне... Я хочу поцеловать тебя... Помнишь слова, что ты говорил мне, когда я в прошлом году собиралась улетать домой: «Вот и встретились два одиночества». И где встретились? В больничной палате... — И она снова всплакнула.

Я сходил к заведующей неврологическим отделением. Представился ей, сказал, что я врач, невропатолог. Мы быстро нашли с ней «общий язык» и пришли к выводу, что Ирина в дальнейшем пребывании на больничной койке не нуждается. В домашних условиях, под моим наблюдением, она будет восстанавливаться гораздо быстрее. На следующий день Ирину из больницы выписали.

Вечером за ужином я поинтересовался у Елены Владимировны почему я не вижу её супруга. Она ответила, что он в командировке в Самарканде и скоро должен вернуться домой, а она взяла отпуск без содержания, чтобы быть рядом с мамой. Пояснила, что они с мужем живут на этой же улице, совсем недалеко — всего четыре остановки автобусом.

Ирина, обращаясь ко мне, сказала: — Без помощи Леночки я бы уже погибла, — и после небольшой паузы добавила: — Толя! Боюсь спрашивать... но всё равно спрошу. Ты побудешь у нас... со мной... или... скоро улетишь?
— Дорогая моя подруга! Я ведь не знал, что ты заболела. Планировал просто встретиться с тобой. Но, как писал мой любимый поэт Афанасий Фет: «нам не дано предугадать судьбы крутые повороты». Сейчас свою задачу вижу в том, чтобы помочь тебе, как можно быстрее восстановиться. Надо поставить тебя на ноги. Потом будем думать, что делать дальше... Я не планировал долго быть у вас, но теперь вижу, что придётся... Поэтому оставлять тебя я не собираюсь... Надо только сообщить сыну, что я задержусь здесь... по семейным обстоятельствам...

Осень в Ташкенте стояла тёплая, солнечная, такая, как в прошлом году в Москве. Мы с Ириной почти каждый день ездили на автобусе в небольшой парк, недалеко от улицы Советская, и там, на уже увядающих газонах, потихоньку осваивали ходьбу. Когда мы первый раз оказались в этом парке я сказал Ирине: — Сейчас, дорогая моя, мы с тобой будем учиться ходить, как в детстве... Хватит лежать и сидеть. Ты должна и будешь ходить... Слава богу, ты легко отделалась. Парез у тебя, как говорят, «копеечный». Просто ты должна перебороть боязнь упасть. Для страховки первое время будешь ходить с палочкой.
Ирина ответила мне:
— Толя, я вспомнила Крым. Помнишь, что ты сказал мне, когда я предложила тебе сходить на «медведя»? Забыл? Ты сказал тогда: «С тобой, Ирина, готов идти хоть на край света». Так и я сейчас... с тобой готова не только ходить, но и бегать...
— Ну, насчёт бегать… я бы, на твоём месте, пока не торопился. Сначала будем осваивать ходьбу, а потом видно будет... может быть, и побежим. Посмотрим. Время покажет. Как говорят японцы: «Тараписа не надо».

Прошёл месяц. Практически ежедневные продолжительные прогулки в парке, лечебная физкультура и массаж дали свой результат. Ирина стала гораздо увереннее ходить, правда, пока еще с палочкой. Заметно возросла сила в левой руке. Был виден явный прогресс в объёме движений и нарастании силы в левой ноге. Всё это радовало Ирину, её дочь и меня, как врача. И я начал подумывать об отъезде домой. Во время пребывания в Ташкенте я не говорил Ирине о том, что планирую снова предложить ей руку и сердце и увезти в Москву.

Однажды вечером, после ужина, когда всё еще сидели за столом, я сказал:
— Послушайте меня, пожалуйста... Мне кажется, что я сделал всё что мог для реабилитации Ирины, и со спокойной совестью могу возвращаться домой. Но, — я обратился к Ирине, — не один, а с тобой, дорогая Ирина. Мы не один десяток лет любим друг друга самой возвышенной и божественной любовью —Любовью Высшей Красоты, но в силу разных обстоятельств так и не смогли до сих пор соединить свои судьбы. И тебе и мне уже много лет, и я очень хотел бы дожить оставшиеся годы своей жизни рядом с тобой. Я снова предлагаю тебе руку и сердце и очень хочу, чтобы на моё предложение ты сказала «да» и согласилась улететь со мной в Москву.

В кухне наступила гнетущая тишина. Все сидели молча, опустив головы. Молчание нарушила Елена Владимировна.
— Анатолий Ефимович! Простите меня, но я очень плохо представляю себе, как вы, два пожилых и больных человека, будете жить, вести домашнее хозяйство. Вы ведь инвалид второй группы с «букетом» серьезных болезней, мама после перенесённого инсульта... Кто вам будет помогать? Ваш сын? Очень сомневаюсь... У него своя семья, да и живёт он, насколько я знаю, не в Москве, а в Зеленограде. Это час езды, а может быть и больше, на машине или на электричке. Будете нанимать домработницу? На оплату её труда уйдёт половина вашей пенсии. У меня есть другое предложение. Не уверена, что его можно реализовать и что вы его примете, но всё равно скажу... Раз уж вы так любите мою маму и не можете без неё жить —оставайтесь у нас. Мы с мужем живем практически рядом и всегда сможем помочь вам... Подумайте, Анатолий Ефимович ... Хотя и при таком варианте опять же появится целый ворох многочисленных проблем. Ну зачем нам надо их создавать, а потом с огромным трудом преодолевать? И ещё. Мы здесь теперь граждане не Советского Союза, а другого государства, где совсем иной менталитет, чем в России, другие обычаи и законы. Мама пенсионерка. Будут в Москве платить ей пенсию или нет? Получит она российское гражданство или нет? Даже, если вы с мамой узаконите свои отношения, многих проблем вам не избежать. Всё не так просто, Анатолий Ефимович... Простите меня, но я точно не буду советовать маме принимать ваше предложением и уезжать в Москву. Пусть всё останется, как говорят, «статус кво». Так будет лучше и вам и маме...

Я посмотрел на Ирину. У неё по щекам текли слёзы. Почти шёпотом она произнесла:
— Толя... Леночка права... Давай оставим всё как есть... Не будем создавать проблемы себе и нашим близким... Спасибо тебе за всё, что ты сделал для меня... Ты — врач от Бога, — и на глазах у неё снова появились слёзы...

На следующий день мы с Еленой Владимировной поехали в авиакассу. Билет я купил, но опять на ночной рейс. Ирина хотела поехать в аэропорт проводить меня, но мы с дочерью отговорили её. Мы трогательно попрощались с ней дома. Она поцеловала меня, заплакала и сказала: «Вот теперь, Толя, мы точно расстаёмся с тобой навсегда, а, если и встретимся, то только там» и, как когда-то в аэропорту Домодедово, показала рукой куда-то вверх, на небо.
Поздно вечером Елена Владимировна с мужем отвезли меня в аэропорт, и я улетел в Москву.
Да, это была наша последняя встреча с Ириной.

                          *

Многие говорят, что время придет, а оно только уходит...
Годы летят, и их не остановишь… Но всё ярче и острее в памяти моей оживает дорогой моему сердцу образ той, которая одарила меня чистой и трепетной Любовью Высшей Красоты! И я снова и снова переживаю те волнительные чувства, что испытывал к этой женщине, к моей Ирине – светлой и мудрой. Я благодарен судьбе и небесам за то, что ниспослали нам обоим счастье Настоящей Божественной Любви.


Мемуары опубликованы в электронной версии журнала «Южная звезда. НОВЫЙ ФОРМАТ» №3/2024 г.Ставрополь