Часть 2. Дети Мангупа
Глава 1. Сын князя
Око смотрело строго и вопрошающе. На недописанном лике, это только что прозревшее правое око казалось живым и требовательным. Всё остальное ещё было в стадии наброска, а оно уже жило своей собственной жизнью.
Око смотрело прямо перед собой на небольшую нишу в стене под узким окном, более напоминающим бойницу.
Солнечный луч, пробившийся сквозь бойницу, заплясал по противоположной стене пещерного храма. В какой-то момент он скользнул по недописанному лику святого и застыл на месте, озарив набросок тёплым золотистым светом и сделав око ещё более живым.
Дверь в храм приоткрылась и в неё протиснулась худая загорелая фигура мальчика.
По древнегреческой традиции мальчик был одет в короткий, выше колен, белый хитон и красную тунику, украшенную по вороту и вокруг коротеньких рукавов, меандрами. На голове у него была небольшая армянская шапочка, из-под которой выбивались, закрывая до половины шею, темные кудряшки.
Мальчик положил на столик перед росписью каменную досочку со свежерастертыми красками и взял в руки кисть.
– Стой, Микаэл, – послышалось вдруг, и в храм вошел высокий худой старик в черных монашеских одеждах. Он мягко отстранил мальчика и взялся за кисть.
– Лик я допишу сам, – сказал старик – а ты расскажи пока, что вы поделывали вчера после полудня? Опять лазали в княжеский сад за виноградом?
Он внимательно посмотрел на мальчика, и в глазах его мелькнула усмешка. Мальчик замялся и опустил голову.
– И где твой медальон? – продолжал монах.
Мальчик поднял на монаха большие блестящие глаза и выпалил на едином дыхании: «О, отец Христофор, медальон пошел на уплату горшечнику. Разве я не сказал, что мы с мальчиками купили у него пифос».
Монах отложил кисть и вновь взглянул на Микаэла. Вид у мальчика был несколько удрученный.
– Это очень опрометчиво, отдавать родовой знак наследника престола в чужие руки, – покачал головой старик и протянул мальчику несколько золотых монет, – сейчас же ступай к гончару и постарайся вернуть медальон, заплати столько, сколько попросит.
Мальчик снова опустил голову, смахнул незаметно слезинку, выкатившуюся из глаза, и вздохнул.
– Медальона у гончара нет, – признался он, – сын гончара ездил на днях на торжок в Чембало и продал медальон какому-то незнакомцу.
– Плохо, очень плохо, теперь им может воспользоваться кто угодно. Что же ты наделал, Микаэл! – опечалился старик, но, видя, что мальчик уже чуть не плачет, осенил себя крестным знамением и стал горячо молиться.
– Господи, помоги рабу твоему Микаэлу, не оставь в заступничестве своем, окажи великую милость, заступись за сироту, ибо он по младости своей, не ведает, что творит.
Отец Христофор перестал молиться, подошел к отверстию в стене, выглянул наружу и задумался. Микаэл терпеливо ждал.
– Пойдем, Микаэл, пройдемся, – сказал через некоторое время старик.
По неровным ступеням вырубленной в скале лестницы они поднялись на плато и подошли к сторожевой башне на самому краю Дырявого мыса. Отсюда хорошо просматривалась дорога, ведущая к главным воротам. По дороге, громыхая катилась повозка, гружённая амфорами, которую тащила понурая серая лошадь. В повозке сидел человек, и время от времени понукал лошадь длинным хлыстом. Это был земледелец из селения, притулившегося у подножья горы.
– Смотри-ка, отец Христофор, – сказал Микаэл, – а он ведь вином торговать на торжок в Каламиту ездил, а говорят Каламита в руках генуэзцев.
Но старый Христофор ничего не ответил, он был погружен в свои мысли.
Поглазев ещё немного на дорогу, Микаэл стал звать старца идти дальше.
Они медленно направились к воротам, ведущим из цитадели, прошли мимо восьмигранной церкви, и поравнялись с высокой башней – удивительным сооружением, являющимся с внешней стороны неприступным замком, а со стороны цитадели красиво украшенным дворцом.
На самом последнем этаже башни находилась небольшая комнатушка Микаэла. Широкое окно этой комнатки снаружи было украшено изысканной каменной резьбой. По стене к окну тянулся старый перевитый плющ, по одеревеневшему стволу которого было так удобно подниматься и спускаться, минуя всяческие лестницы и переходики внутри башни.
Микаэлу здесь больше нравилось, нежели в большом дворце в центре города, величественно возвышающемся над жилищами феодоритов. В большом дворце находился тронный зал, в котором его отец князь Исаак принимал иностранных послов. Там было красиво и просторно, но сердце Микаэла принадлежало этой старой башне в цитадели.
Они вышли из цитадели, и пошли мимо тарапанов к холму. Холм был самой высокой точкой плато. Именно здесь находился главный наблюдательный пункт, с которого денно и нощно четверо часовых неустанно озирали округу по четырем направлениям.
Отсюда открывался великолепный вид на округу. Всю территорию княжества можно было обозреть именно отсюда. Куда не кинешь взор – всюду владения феодоритов. На многие километры тянулись гряды невысоких гор, кручи, кряжи, изумрудные долины между ними, и так до самого горизонта. А на горизонте со стороны захода солнца в ясные дни можно было увидеть море. Со всех других точек этой удивительной горы под названием Мангуп тоже были видны широчайшие просторы, но отсюда можно было обозреть сразу всё.
Микаэлу нравилось это старинное название – Мангуп. Он слышал его как-то от русских послов. А потом Христофор сказал ему, что слово Мангуп таврское и означает оно – Материнская гора. Мальчику это показалось очень интересным. Гора как заботливая мать хранила феодоритов от нашествий. Её отвесные скалы были естественными укреплениями, а в дополнении с оборонительными стенами гора была вообще неприступна. Гора-хранительница, Мать-хранительница, Материнская гора. Гора Мангуп, а на горе княжество Феодоро. В этом Микаэл усматривал особый смысл.
Они обозрели округу и отправились дальше.
Укрепление на плато было огромно. Двадцать тысяч шагов надо было сделать, чтобы обойти всю крепость и вернуться на прежнее место.
Они медленно брели по плато и думали каждый о своем. Точнее, у Микаэла мысли прыгали с одной на другую, а самая главная была чисто мальчишеской – какую бы причину придумать, чтобы скорее сбежать к приятелям.
Старик же думал о том, что будет с Феодоро, если случится страшное, и Бог призовет к себе князя Исаака. Микаэл еще мал, а враги поднимают голову. Турки, татары, генуэзцы… Для всех для них Феодоро как кость в горле. И вражеское кольцо вокруг Феодоро медленно, но неуклонно сжимается. Да тут ещё и Микаэл так неосторожно отдал в чужие руки знак княжеской принадлежности.
Старый монах был не на шутку встревожен. События весны и начала лета заставляли думать о гневе божьем, обрушившемся на княжество Феодоро, за какие-то давние грехи предков феодоритов.
Всю весну стояла нестерпимая жара. И начавшееся лето было столь же сухим и знойным. Безжалостные лучи выжгли поверхность каменистого плато до белизны. Даже ночи не приносили прохлады. От жары изнывали все влаголюбивые обитатели Феодоро. Одни лишь виноградные лозы, увивающие стены домишек, с радостью подставляли наливающиеся гроздья раскаленным лучам. Но не только природа не благоволила феодоритам.
Турки и генуэзцы устремили свои взоры на земли княжества. Они захватывали одно за другим владения Феодоро. Территория княжества сокращались с неимоверной быстротой. Совсем немного осталось у феодоритов подвластных земель. Вот-вот, пробьёт час самого Феодоро… Христофор старался гнать тревожные мысли, но они не давали покоя, неотступно сверлили мозг, заставляли сердце учащённо сжиматься.
Старец присел на камень около небольшого пещерного храма и погрузился в раздумья. Микаэлу нетерпелось к друзьям, но боясь обидеть старика, он присел рядом и от нечего делать стал швырять камешки. Они падали на раскалённую выцветшую землю, поднимая фонтанчики белой пыли.
Старый монах, заметив, что Микаэл томится от скуки, осенил мальчика крестным знамением, и тот убежал, помахав старику на прощанье. Монах проводил его долгим взглядом и вновь задумался. Христофору было о чём тревожиться.
Глава 2. Засуха
Мангуп никогда не испытывал нужды в воде. Несмотря на такую высоту, здесь всегда было вдоволь неимоверно вкусной обжигающе холодной воды. Какими-то неведомыми силами вода поднималась вверх из недр самой земли, а также в отверстиях скал скапливалась дождевая влага и превращалась в воду. Но теперь с водой были перебои. Влага больше не скапливалась в каменистом лоне горы.
Родник у подножья северо-западной стены не выдерживал натиска желающих утолить неутоляемую жажду, но добраться туда было тяжело. Нужно было выйти за городские ворота и по каменистым склонам добраться до стены с наружной стороны. Это могли сделать только самые молодые и здоровые, большинство же феодоритов добраться до родника не могли. Конечно, те, кто часто ходил на родник, набирали воду и для немощных стариков, а потом поднимали ее на плато, но много ли они могли принести в кувшинах и амфорах.
Осадный колодец в цитадели, где хранился неприкасаемый запас воды на случай непредвиденных обстоятельств, денно и нощно охранялся бдительными часовыми. Остальные колодцы уже давно были вычерпаны до донышка. Правда, по ночам, откуда-то из недр карста в колодцы по капелькам просачивалась, так много значимая для жителей, влага. Но она иссякала почти сразу же, так и не успев скопиться в достаточном количестве. В этом виноваты были мальчишки, они приноровились спускаться в колодцы по веревке и, достигнув воды, вычерпывали ее кувшинчиками в большой медный кувшин, который привязывали ко второй веревке и поднимали наверх.
В этих набегах на колодцы постоянно участвовал Микаэл, сын правителя Феодора. Княжескому сыну совсем не обязательно было заботиться о сборе воды, у них в цитадели помимо осадного, был ещё один колодец. Колодец был умело скрыт от посторонних глаз, он находился в башне, и был очень глубок. Пятьдесят ступеней вниз вело к его студеной влаге. Тайный водовод подгонял воду к княжескому колодцу и он в обычное время всегда был полон свежей проточной водой. Его так и называли «неиссякающий колодец». Но теперь и он был наполовину пуст.
Микаэл, один из самых отважных лазальщиков по колодцам, брал воду, конечно же, не для себя. В городке было несколько старых одиноких старушек и стариков, именно их снабжал водой княжеский отпрыск.
Феодориты вполне спокойно воспринимали тот факт, что единственный сын князя носится по улицам в компании сверстников, как какой-нибудь простолюдин и таскает воду бедным старушкам. Да и сам князь воспринимал подобнее выходки сына как нечто само собой разумеющееся. Он и сам в детстве разносил воду нуждающимся, и не гнушался играть с городскими мальчишками. Теперь, будучи взрослыми, эти ставшие земледельцами и воинами сверстники князя, выросшие бок обок с ним, были преданы своему правителю как братья. Поэтому дружбу Микаэла с мальчишками-феодоритами, князь считал нормой. Правда, в отличие от других мальчишек, Микаэл несколько часов в день уделял занятиям, которые проводил с ним его наставник – старец Христофор. Он обучил Микаэла
