встретишь подобное чудо. Получается, что у тебя два нательных крестика, один дан при крещении, а другой Богом! «Удивительный мальчик» – сказал о тебе Ишхан – «отмеченный свыше».
Микаэл вспомнил Ишхана и по его лицу покатились слезы.
– Я ищу Ишхана, его вместе с детьми похитили генуэзцы. Мне надо попасть в Кафу.
– Ты точно знаешь, что это генуэзцы, а не татары?
– Да.
– Ты думаешь, генуэзцы их ещё не продали?
– Всё равно, я должен попытаться их найти. Я обещал Александру, своему брату, спасти последних феодоритов. И, кроме того, среди тех детей, мой младший брат, вернее племянник, Гаспар. Но он мне как брат.
– Ну, что ж, это божеское дело помочь обездоленным. Поживи пока в обители, наберись сил. А через неделю в Кафу отправятся наши монахи, их путь лежит в Трапезунд, а туда можно попасть морем из Кафы. Ты уедешь с ними. Но учти, в Кафе сейчас турки.
Микаэл остался в монастыре. Впервые за несколько недель пути он ел досыта и спал под крышей, в чистой мягкой постели.
Все дни Микаэл бродил по монастырю, помогал по хозяйству, наблюдал, как монахи-переписчики корпят над манускриптами или проводил время в беседах с иноками.
Он часто приходил в келью, где было собрано большое количество старых книг, и читал. Еще он любил разговаривать с настоятелем, который чем-то напомнил ему Христофора.
Мальчик рассказал отцу Багдасару о Христофоре и о том, как старый монах погиб, спасая детей. Настоятель отслужил молебен по Христофору и обещал, что отныне Христофора будут чтить в монастыре как заступника детей.
За дни, проведённые в монастыре, Микаэл поправился и окреп, но мысль о товарищах не давала ему покоя.
Однажды отец Багдасар позвал Микаэла к себе и долго расспрашивал о его дальнейших планах. Потом сказал:
– Я написал письмо генуэзскому консулу, как христианин христианину и попросил помочь отыскать детей. Конечно он не настоящий консул, а ставленник турок из перешедших на их сторону генуэзцев, но всё равно он остается христианином, и я думаю должен помочь. Во избежание непредвиденных осложнений, я не стал объяснять, что ты являешься князем Феодоро, а сообщил, что ты послушник и выполняешь моё поручение. Я думаю, так будет лучше. Чем меньше людей будут знать, что ты князь, тем тебе будет спокойнее, да и мне тоже.
Когда пришло время отправиться в путь, настоятель благословил Микаэла и проводил до ворот, где мальчика уже ожидали отправляющиеся в Кафу монахи. Микаэлу вывели коня, протянули котомку полную снеди, и отряд тронулся в путь.
Теперь Микаэл ехал к генуэзцам как официальное лицо, посланец настоятеля.
В пути маленький отряд сопровождал большой лохматый хорошо обученный и совсем ещё молодой сторожевой пес. Микаэл очень привязался к псу, а пёс явно выделял Микаэла среди остальных попутчиков.
Глава 7. Кафа
В Кафе всюду звучала турецкая речь, генуэзцев почти не осталось, большую часть их вывезли в Константинополь. Только горстка алчных до денег и власти генуэзских купцов и аристократов, продавшихся османам, оставалась в городе. Здесь надо было быть очень осторожным и опасаться как турок, так и коварных генуэзцев.
В Кафе они явились ко двору «консула», монахи испросить разрешения отправиться из Кафы морем в Трапезунд, а Микаэл передать послание настоятеля.
Новоявленный «консул» жил в бывшем консульском дворце. Здесь кишмя кишело турками, но встречались и генуэзцы, и Микаэл уже не знал, кто для него страшнее. В ближайшем окружении «консула» были те и другие.
«Консул» принял их почтительно и проявил к Микаэлу внимание соответствующее его статусу, указанному в письме. Этот маленький послушник не вызвал у него никаких подозрений.
Прочитав послание настоятеля, «консул» обратился к окружавшим его людям, известно ли им что-либо о старике в сопровождении шестерых детей.
– Эти дети и старик христиане и наша задача отыскать их, и не допустить, чтобы они были проданы в рабство, не дать свершиться злодеянию – приторным голосом произнёс «консул».
Свита «консула» залопотала так быстро, что Микаэл с трудом разбирал слова. Но всё-таки основное он понял – детей никто не видел.
– Отрок, а ты уверен, что это были генуэзцы? – спросил его один из «консульской» свиты.
Это был высокий ещё достаточно молодой мужчина с красивым, но надменным лицом. Он был одет в черный бархатный камзол, расшитый золотыми и серебряными нитями, на голове его красовалась бархатная генуэзская шляпа, украшенная роскошными перьями. Этакий франт. А вот голос у него был очень противный, бабий какой-то.
Микаэлу стало не по себе от этого голоса. Но, как и подобает благовоспитанным отрокам, он смиренно ответил:
– Да, это были они.
Франт высокомерно продолжал:
– Мальчик лжёт. Не думаю, что это были генуэзцы. Христиане не продают христиан. Детей украли татары и вряд ли мы сможем их отыскать.
Но «консул» решил по-другому.
– Что ж, я сейчас же дам распоряжение об их поиске.
Монахи отправились дальше, а Микаэл остался в консульском дворце.
Он ждал, когда по просьбе старого епископа отыщут детей–христиан и вернут «в лоно христианской церкви», как говорилось в письме. Но время шло, а товарищей Микаэла не находили. Тогда он решил действовать сам.
На седьмой день пребывания в Кафе поздно вечером он достал из котомки свою старую одежду, ту самую, которую стащил для него у турок случайный знакомый. Она была чисто выстирана и заштопана монахами. И для того, чтобы выглядеть как можно правдоподобнее, Микаэл сначала основательно вывозил её в пыли. Потом он переоделся, нацепил котомку и снова превратился в маленького бродяжку.
Стараясь быть незамеченным, он выбрался из консульской башни через окно, и скрываемый ночной темнотой, пробежал к крепостной стене. Он вскарабкался по стене, цепляясь за малейшие выступы, как могли делать только феодориты, и перебрался на другую сторону.
Вдруг он почувствовал, как кто–то с силой толкнул его сзади, да так, что Микаэл растянулся во весь свой рост. А этот кто-то быстро и горячо облизал его уши и щёки.
Микаэл вскочил и увидел мохнатую морду монастырского пса. Все эти дни, пока Микаэл находился в консульском дворце, пёс терпеливо ожидал его у стен крепости.
– Как же тебя зовут, милая псина? Что ж я не спросил у монахов. Как бы тебя назвать? Не хорошо без имени ни человеку, ни зверью.
Вдруг лицо его просияло.
– Я назову тебя Доро! Это коротко от Феодоро. Запомни, ты назван в честь моей родины!
Пёс улыбался Микаэлу и, кажется, был со всем согласен. Доро так Доро!
Они ушли от крепости как можно дальше, потому как Микаэл опасался, что его будут искать. Они бродили по улицам, околачивались на базаре, заходили в гавань в надежде хоть что-нибудь узнать о похищенных. Микаэл, рискуя быть пойманным как воришка, залезал на заборы и заглядывал во все встречные дворы. Потом он приноровился лазить на высокие деревья и с них заглядывать в огороженные высокими каменными оградами дворики.
Друзей нигде не было. Но он чувствовал, что они по-прежнему где-то в Кафе.
В городе было полно турок и татар, иногда встречались и генуэзцы, в основном моряки, к услугам которых в морских перевозках иногда прибегали турки. Тут и там сновали оборванные мальчишки, поэтому никто не обращал внимания на маленького нищего с собакой.
Микаэл жадно прислушивался и приглядывался ко всему, что могло хоть каким-то намеком помочь выяснить судьбу его друзей.
Однажды в порту он услышал обрывок фразы, которая его изрядно заинтересовала. Говорили два подвыпивших моряка-генуэзца.
– Вон идет слуга господина Якобо. Он только что приходил к нашему капитану. Завтра поутру мы погрузим товар и выйдем в море.
– А товар-то хоть стоящий?
– О да! Сделка обещает быть богатой! Живой товар – он всегда дорого стоит.
При словах «живой товар» Микаэл насторожился, а моряки продолжали.
– В таверну видать направился. Как же, надо выпить за удачную сделку, пока хозяин не видит. Пойдем-ка и мы, промочим глотки.
И они зашаги к таверне. Микаэл пошел за говорящими.
В таверне было тесно и жарко. Горький чад витал в воздухе, от него першило в горле и хотелось скорее выбраться на свежий воздух, но Микаэл терпел и не выпускал слугу из виду. Наконец тот вышел, и Микаэл, стараясь не попадаться на глаза, направился следом. Он прятался в тени домов и деревьев, делал короткие перебежки, останавливался и всячески старался остаться незамеченным. Доро неотступно следовал за ним.
Слуга шёл быстро, он петлял по кривым пестрым улочкам пока не вышел к роскошному трёхэтажному дому, стоящему посреди площади. Дом был огорожен высокой каменной оградой с крепкими окованными железом дубовыми воротами. На воротах стоял привратник. За оградой лаяли собаки и, судя по голосам, их было довольно много. Слуга зашел в ворота, и они за ним плотно закрылись.
Мальчику показалось, что он пришел именно туда, куда надо.
Он спрятался в укромном месте и до рассвета не сомкнул глаз, опасаясь проспать и не увидеть, что за живой товар повезут на продажу.
Едва забрезжил рассвет, ворота открылись и из них, в сопровождении нескольких всадников, вышла группа людей. Несколько маленьких фигурок и одна значительно больше.
У Микаэла бешено заколотилось сердце. Несомненно, это были они. В предутреннем неясном свете он узнал высокую худую фигуру старого Ишхана.
Кавалькада и пешие двинулись в сторону порта. Микаэл, прячась за выступами домов, последовал за ними.
Во главе кавалькады на красивом черном коне гарцевал синьор Якобо. Мальчик узнал его, это был тот самый надменный франт из консульского дворца, который так высокомерно говорил с Микаэлом.
– Ах ты крысиное отродье, предатель, – подумал Микаэл, – говорил, что не знаешь где дети, а сам скрывал их у себя.
В порту было много турок и крымчаков, встречались и генуэзцы, из тех, кого Микаэл мысленно называл не иначе как предатели.
Здесь в порту был развернут целый невольничий рынок. Ишхана и детей не стали выставлять на помост с остальными пленниками, а поставили неподалеку от пирса, к которому был пришвартован большой генуэзский корабль – трехмачтовая нава. Корабль, был пуст. Весь экипаж, включая капитана, околачивался на берегу.
Рядом с кораблем болталась на волнах небольшая фелюка. На фелюке тоже никого не было.
Дети и Ишхан видимо были уже проданы. Но грузить на корабль их не спешили. Было видно, что все чего-то ждут. Скоро доставили новую партию пленников.
К синьору Якобо подошел человек и что-то шепнул ему на ухо. Якобо переменился в лице, но потом совладал с собой и вновь принял свое обыкновенное надменное выражение лица.
Микаэлу пришла в голову сумасшедшая мысль. Он хорошо плавал. При жизни Исаака его каждое лето вывозили на море, где и обучили искусству плавания. Теперь он решил воспользоваться этим умением.
Микаэл зашел в воду, незаметно поднырнул и под водой подплыл к самому кораблю. Он достал из кармана нож, который стащил у какого-то подвыпившего матроса в таверне, и стал этим ножом дырявить подводную часть борта выше медной обшивки. Это было трудно, ведь он был совсем не большим мальчиком, и сил у него было ещё не много. Но он упорно ковырял сырое дерево. Микаэлу пришлось несколько раз выныривать, чтобы вдохнуть воздуха.
Наконец нож податливо вошёл
