Четвертая стрела вонзилась ему в спину, и он упал на ещё прохладные с ночи камни вымостки, и пробивающаяся сквозь щели между камнями сухая трава коснулась щеки, но этого Александр уже не почувствовал.
Последний рассвет Феодоро закончился гибелью его последнего защитника.
Последний рассвет Феодоро стал его закатом.
Глава 5. Путь
Христофор и Ишхан вели детей тайными тропами. Чтобы не столкнуться с нежелательными встречными, они не стали дожидаться рассвета, а шли всю ночь, пока не достигли полуразрушенного Кемиша, который татары называли теперь Эски-Керменом. Ближайшей целью путников был храм Трёх Всадников.
Почти двести лет прошло с тех пор как татары разрушили Кемишь, он был теперь необитаем, но маленькая церковь продолжала существовать. Здесь на развалинах города возник маленький тайный монастырь. По-прежнему в храме Трех Всадников свершались богослужения, и христианские путники находили здесь приют. Они молились перед старой фреской Трех Всадников, трех Святых, один из которых вёз на коне мальчика. Так было до недавнего времени. Теперь храм снова был разорён и пуст.
Когда-то, Христофор некоторое время жил в пещерном монастыре Кемиша, постоянно бывал в храме Трех Всадников и хорошо знал эту округу и тайные места самого храма.
Христофор и Ишхан решили дать передохнуть уставшим голодным детям. Они устроились в одной из келий. Она была темна, лунный свет пробивался лишь через маленькое оконце под потолком, всё остальное пространство было погружено в кромешную тьму, скрывавшую потайную дверь в глубине кельи.
Вымотавшиеся дети почти заснули, когда послышалось цоканье подков и резкие выкрики. Подъехавший отряд турок спешился и принялся рыскать по монастырю в поисках добычи. Из кельи вел тайный ход, и Христофор велел Ишхану уводить через него детей, а самвстал у входа в келью, загородив проход.
Они успели уйти, все, кроме Христофора. Едва последний ребёнок скрылся в глубине прохода, дверь в келью распахнулась, и появилось несколько турецких солдат.
С раскинутыми в стороны руками, выкрикивая слова молитвы, Христофор стоял на пороге, не давая солдатам проникнуть дальше. Рассвирепевший турок ударил старика кривой азиатской саблей и, перешагнув через упавшее тело, вошел в келью. Она была пуста и темна. И турок так и не понял, почему этот, как ему показалось, выживший из ума старик, не хотел пускать их сюда.
Ход привел беглецов в ущелье. Они спрятались в маленькой, заросшей со всех сторон кустарником и вьюном пещере, и прождали Христофора до утра, но он так и не появился. Не пришёл Христофор и на следующий вечер.
По темноте Ишхан засобирался к монастырю искать Христофора, но Микаэл упросил старика остаться с детьми, а сам в сопровождении одного из мальчиков пробрался к монастырю. Там в келье они и обнаружили бездыханное тело Христофора. Он лежал у входа с широко раскинутыми руками, как будто всё ещё заслонял собой своих подопечных от врагов.
Дети не хотели верить увиденному и звали его, и трясли, умоляя подняться. Наконец они поняли, что всё тщетно.
Мальчишки долго стояли над Христофором не в силах, даже пошевелиться. По щекам их катились слёзы. Потом они как-то интуитивно поняли, что надо делать.
Дети начали собирать валяющиеся невдалеке камни и обкладывать ими тело погибшего старца. Почти всю ночь они собирали и таскали камни. Закончив этот горестный труд, Микаэл отломил от росшего рядом с кельей дерева две веточки, очистил их от листьев и перевязал стеблем травы наподобие креста. Этот крест они воткнули в расщелину каменного бугорка, постояли ещё немного и ушли в темноту.
Ишхан весь извёлся, ожидая мальчишек и клянул себя за то, что пошёл на поводу у Микаэла. Наконец старик не выдержал и собрался идти следом. Он наказал оставшимся детям, чтобы они сидели в пещере и даже носа из неё не высовывали до его прихода. Но в это время в пещеру скользнули мальчишеские фигурки и со слезами бросились на шею Ишхану.
Узнав, что стало с Христофором, Ишхан переменился в лице, а потом долго молился за упокой души своего погибшего друга. Следующей ночью он увёл детей из этой пещеры, и почти до рассвета они прошагали, а под утро укрылись в непроходимых зарослях лощины между двумя скальными останцами. Так началось это полное неимоверных тягостей путешествие.
Они шли долго, ночами, шли, сбиваясь с дороги и по бездорожью. Дети были ещё слишком малы, а Ишхан слишком стар, поэтому за ночь успевали пройти совсем не много.
Они шли по территории Крымской орды. Ишхан вёл детей на север, к руссам. Измотанные тяжёлым переходом дети были постоянно голодны, их мучила жажда. Они слизывали с листьев ночную росу, но эта мизерная влага не утоляла жажды. Если по пути встречался родник, дети припадали к нему и долго не могли оторваться, словно пытались утолить жажду впрок. Так продолжалось до тех пор, пока они не наткнулись в горах на заброшенное жилище, в котором обнаружили два целых сосуда. Теперь сосуды доверху наполняли родниковой водой и попеременно несли как самую большую драгоценность.
Днём отсиживались в укромных местах. Старшие мальчики, это были Микаэл и двое братьев–близнецов сыновей кузнеца–оружейника, выбирались из укрытий и рыскали по округе в поисках продовольствия. Если им удавалось отыскать что-нибудь съестное, а обычно это были плоды диких яблонь и абрикосов, дикий виноград и ежевика, семена пшеницы и гречихи, они несли эту скудную добычу товарищам. Лишь однажды близнецам удалось раздобыть у проезжего торговца хлеба. Он, пораженный их необыкновенным сходством, швырнул мальчишкам большую лепешку из дрожжевого теста. Когда близнецы притащили этот хлеб и разделили между всеми поровну, радости детей не было предела.
Наконец они вышли в степные районы. Здесь турок почти не было, зато встречались потомки готов и аланов, жившие небольшим поселениями. Несколько раз попадались конные отряды татар, в такие моменты, как только на горизонте появлялись клубы пыли, путники загодя укрывались в каких-либо укромных местах. Потом татары вовсе перестали встречаться.
Теперь можно было не прятаться днями, а идти вперёд. Но Ишхан стал почему-то ещё более тревожен. И однажды, отозвав Микаэла в сторону, признался, что он, кажется, сбился с дороги. Это было в одном из больших поселений, где они остановились на постоялом дворе. Тогда Микаэл отправился разузнать дорогу, он ходил довольно долго, выспрашивая у встречных путников интересующие его сведения, а когда вернулся, оказалось, что ни детей, ни Ишхана нигде нет. Генуэзцы, которых видел на постоялом дворе Микаэл некоторое время назад, тоже исчезли.
Микаэл в поисках метался по всему селению, но на его вопросы, куда подевались дети и старик, никто не желал отвечать. Все лишь опасливо озирались и отходили в сторону.
Так было до тех пор, пока один из бродяг под большой тайной не сказал ему, что видел нескольких детей и старика, в сопровождении отряда генуэзцев, и как показалось бродяге, старик и дети были пленены. «Их повели, скорее всего, в Кафу, и теперь продадут в рабство, генуэзцы, как и турки, любят этим заниматься. Только турки торгуют людьми открыто, а генуэзцы скрытно, при случае», – заключил он.
Бродяга был молод, весел и разговорчив. И догадлив. Он окинул Микаэла взглядом:
– В такой одежде и тебя сразу схватят, маленький грек. Тебе нужно достать турецкую одежду.
– Где же её взять, – опечалился Микаэл.
– Пойдём, – позвал бродяга, – я знаю где.
Он привел мальчика в соседнее селение.
– Здесь живёт несколько турок со своими семьями, их немного, но у них можно поживиться. Женщины часто вывешивают на верёвки мокрую одежду.
– Взять без спросу? – удивился Микаэл.
– А ты хочешь, чтобы тебя схватили турки? – вопросом на вопрос ответил бродяга.
И Микаэл согласился, что он этого не хочет.
Под покровом темноты они пробрались во двор и сдёрнули с верёвки детские шаровары и кафтанчик. Микаэл напялил это облачение прямо поверх своей одежды.
– Ну, турок турком! – сказал бродяга, оглядев Микаэла со всех сторон, – шапки турецкой только не хватает.
Вздохнув, бродяга развязал котомку, вытащил из неё небольшую турецкую шапочку и протянул Микаэлу.
– А то идём со мной, вместе веселее будет, – предложил бродяга.
– Нет, – покачал головой Микаэл.
– Значит, всё-таки хочешь вызволить своих. Ну, ладно, решил, так решил. Храни тебя Бог! – и новый знакомый перекрестил Микаэла.
Глава 6. Всё ближе к Кафе
Микаэл отправился в Кафу. Он шёл, с единственной мыслью, освободить пленников, даже если бы для этого, ему пришлось расплатиться своим княжеским медальоном.
Он шёл всю ночь и на рассвете попал в Солхат.
Это было владение крымчаков, и Микаэл, боясь, как бы его не поймали, старался молчать, а при необходимости говорить только по–турецки. Юный князь даже придумал, что он сын бедного турецкого чабана, потерял в горах овечку и теперь ищет её всюду, боясь без неё возвращаться к отцу.
Так он прошел Солхат и окрестные деревни. Лишь один раз, какой-то крымчак, остановил Микаэла и после долгих расспросов, покачав головой, сказал своим приятелям, что не очень-то похож этот мальчишка на бедного турчонка, слишком правильно говорит по–турецки, не так как простые пастухи, и лицом очень уж смахивает на грека или армянина.
– Да тебе то что! Пусть идет, куда шёл, сейчас некогда с ним возиться, если будет ещё здесь болтаться, поймаем его и продадим, – резонно заметил один из татар, и, хлестнув коней, они поскакали по своим делам.
Напуганный Микаэл свернул с дороги и пробирался теперь сквозь непролазные заросли по звериным тропам. Он исцарапался, нацеплял острых колючек. От заноз саднили и ныли подошвы. Уставший голодный мальчик еле передвигал ноги.
Наконец он вышел в долину и среди высоких деревьев увидел блистающие в солнечных лучах кресты куполов монастыря. Это был Сурб–Хач, армянский монастырь Святого Креста. Здесь Микаэла приняли и накормили. Его вымыли, одели в чистую одежду и поместили в маленькой келье. Ему замазали каким-то снадобьем кровоточащие разбитые в кровь ноги, смазали царапины и ссадины целебным маслом.
Он тут же уснул и проспал очень долго, а когда проснулся – ощутил во всём теле необыкновенную лёгкость.
Потом его привели к седовласому настоятелю, по имени отец Багдасар и тот долго беседовал с мальчиком. Сначала они говорили на греческом, затем незаметно для себя перешли на армянский, а после на турецкий. Настоятель был удивлен, как свободно мальчик изъясняется на нескольких языках.
Микаэл признался настоятелю, что он князь Феодоро. Самое странное, отец Багдасар поверил ему сразу же не требуя никаких доказательств.
– Так ты Микаэл, сын Исаака. Так я и думал, – задумчиво произнес старик, – я слышал о тебе от старого Ишхана, когда ты был совсем маленьким.
– Вы знаете Ишхана? – удивился Микаэл.
– Да он приезжал на богомолье в Сурб–Хач, несколько лет назад.
– А как вы догадались, что это я?
– Ну, это не трудно, я узнал тебя по описанию. На твоей шее сквозь вырез рубашки видны четыре родинки, которые расположены так близко друг к другу, что напоминают крест. Об этом удивительном крестике на твоем теле я узнал от Ишхана, и это врезалось мне в память, не часто
