на одном месте и на одной теме, и они вместе задают свой темп жизни.
– Но и это не всё. – Вновь берёт слово Аристотель Ариопагович, будоража разум Милы Андаревны, ещё не проснувшейся вначале, а сейчас не очнувшейся от всего того наваждения, в которой он же её и загнал, и её поэтому очень легко разориентировать в пространстве утренним поцелуем, если такой случится, и она к нему будет не так готова, как не с утра. – Мы с вами чуть ли не ежедневно, минуту в минуту, выходим из наших квартир, встречаясь здесь, на этой лестничной площадке. Из чего можно предположить, что мы и просыпаемся у себя дома с некоторой погрешностью на личностные приоритеты одинаково. И всё это указывает не только на то, что наше жизненное расписание идентично, а мы выбрали для себя темп жизни один и тот же. И наша душевная конституция чуть ли не синхронизирована. – На этом месте Аристотель Ариопагович, так набравший темп своего разговора, что Миле Андаревне на мгновение даже стало страшно за то, что он неподготовлена к тому, к чему всё это сейчас ведёт столь милый и интересный Аристотель Ариопагович, вдруг резко останавливается, что Мила Андаревна, летящая вместе с ним на этом звездолёте, чуть себе лоб не разбивает, наткнувшись на эту его остановку. Что, естественно, её выводит из себя, и она требовательно так интересуется: И к чему вы это ведёте?
– Да вот думаю. Может мы созданы друг для друга? – ещё и спрашивает Аристотель Ариопагович, так смотря на Милу Андаревну, как будто для него этот вопрос решённый. При этом он из вежливости и может какой-то там деликатности, оставляет последнее слово за Милой Андаревной. За которой последнее слово, конечно, всегда не заржавеет и остаётся, и за такое понимание факта такой жизни рядом с Милой Андаревной, особое уважение Аристотелю Ариопаговичу, но вот только в данном случае Мила Андаревна не считает за разумное предоставлять ей право решать, как с ними между собой дальше будет.
Получается тогда, что именно она стала инициатором этих, она надеется, что в будущем очень интересных и взаимовыгодных отношений. То есть она, красиво одеваясь и также выглядя, сама набивалась и напрашивалась на такой к себе подход. А Аристотель Ариопагович на всё это дело посмотрел-посмотрел, да и снизошёл до неё, раз никто другой на этот груз проблем и ответственности не соглашается. Что совершенно не устраивает Милу Андаревну, не привыкшую к таким удивительным отношениям.
– Уж и сложные загадки вы задаёте. – Даёт вот такой, ни к чему необязывающий ответ Мила Андаревна.
– Пожалуй, да. Над этим вопросом стоит ещё подумать. – Неожиданно легко с ней соглашается Аристотель Ариопагович. – И надо посмотреть, может между нами есть только внешнее сходство. – Здесь ошарашенная такой легкой сдачей позиций Аристотеля Ариопаговича Мила Андаревна хотела бы с ним не согласиться, приведя некоторые знаковые примеры из жизни, да вот только прибывший лифт не дал ей это сделать. Ну а когда они один на один оказались в лифте, и это осмысливалось с этого момента нечто по-другому, очень интригующе и сложно воспринимая для себя Милой Андаревной, такой беззащитной для любого вида действий в свою сторону со стороны ловкости Аристотеля Ариопаговича, то что делает этот подлый смутьян спокойной мысли и настроения Милы Андаревны? А ему, видите ли, смешно, и он всё переводит самое серьёзное в шутку.
– Вот же удивительная штука, – Аристотель Ариопагович делает насмешку над самыми серьёзными чувствами Милы, готовой уже стать для него просто Милой, – нам, как оказывается, ехать в одну и ту же сторону.
А вот здесь Мила Андаревна, не выдержала, и со злостью объявила об изменении маршрута своего следования. – Вы уж меня извините, Аристотель Ариопагович, но на этот раз вы изменили своей особой рассудительности и здравомыслию. Нам не так по пути. А мне нужно на верхний этаж. – И так это неожиданно для Аристотеля Ариопаговича прозвучало, что он искренне удивился, недоумённо позволив себе лишнее: спросить о том, что его не касается и не его дело, раз он на другой аспект отношений с Милой Андаревной не соглашается и над нею насмехается.
– Это к кому же? – с отпавшей челюстью и выпученными глазам вопрошает Аристотель Ариопагович. А вот это уже больше нравится Миле Андаревне, в очередной раз убедившейся в том, насколько все мужчины индивидуалисты и собственники, даже в том случае, если тебе и права никакого не давали на эксклюзивное право пользоваться тобой. Но при этом она всё равно не собирается его прощать с первой, вот такой искренней попытки показать, как всё в нём обстоит на самом деле. – Всё это в нём показное, тогда как на самом деле он испытывает ко мне природное влечение, может быть даже немножко чувства. – Облегчённо вздохнула только слегка успокоившаяся Мила Андаревна, но при этом весьма раздражённая тем, что ей приходится прилагать ещё усилия для того, чтобы ей отдали должное. Правда, по выходу из лифта ей пришлось вздыхать не так уж легко, придя к глубокому пониманию того, что за всё приходиться расплачиваться собою: ей теперь ждать заново лифта или же ещё чего вздумали, идти пешком. Но с этим пониманием мстительности судьбы она столкнётся буквально после того, как она очень значимо расстанется с Аристотелем Ариопаговичем, ведущим себя сейчас крайне непривлекательно, непонятно и как-то прямо странно.
– Тогда до встречи. – Выйдя из лифта и медленно развернувшись в сторону дверей лифта, вначале, правда, зафиксировав внимательную паузу к так необъяснимо никак складывающимся, казалось ей, что перспективным отношениям, Мила Андаревна с такой язвительностью попрощалась с Аристотелем Ариопаговичем, что он чуть не поперхнулся откуда не возьмись комком трения. Который появляется при своём обнаружении сухости во рту, когда перестаёт в горло поступать слюневая смазка.
Так что его ответ Миле Андаревне был скомкан и выдавлен из себя. – До встречи. – После чего лифт очень вовремя для Аристотеля Ариопаговича закрывается, и он уже с большей свободой действий справляется с этим вставшим в горле комком. Который он всё-таки сглатывает. А как только это у него получается, то уже дальше ехать легче, хоть у него и остался странный осадок от этой встречи.
– Интересное словосочетание, и на какой оно мне было дано? Вот только не для моделирования ситуации с этой Милой, – рассудил Аристотель Ариопагович, обращаясь сейчас и не пойми к чему. С чем он и добрался благополучно до первого этажа, и как ни в чём не бывало, с радостным настроением направился на выход из здания дома.
– Что и говорить, а удача меня сегодня с самого утра сопровождает. – Усмехнулся Аристотель, можно и без Ариопаговича, когда он один, во все глаза смотря на ясное небо, и теперь начиная вспоминать, а чего, собственно, он в такую рань сегодня выставил себя из дома. Как он понимает, то для этого должна быть уважительная причина. – И точно. У меня сегодня же экзамен! – Спохватился Аристотель. И как не самый исключительный студент, который всё-таки надеется, что он при этом не исключаемый за неуспеваемость студент, начинает вспоминать, а что он на данный момент знает из того, что предполагает собой этот экзамен.
– Это философский экзамен. – Как-то интересно перефразирует и обозначает ждущий сегодня экзамен Аристотель, уже довольный тем, что у него есть хоть какие-то об этой дисциплине знания. Ну а то, что он этот экзамен так для себя обрисовал, то это не блажь его разума, а в этом есть глубокая мысль и правда. Любой экзамен для человека, а особенно для лично тебя, это в чём-то философия его жизни. Где он проходит аттестацию своего я, с проверкой его готовности реагировать на хотя бы на вот такие стрессы. Даже если это и не экзамен в общем. И если перефразировать слова бургомистра из барона Мюнхгаузена: «Я каждый день хожу на службу. Не скажу, что это подвиг, но что-то в этом героическое есть», то для Аристотеля каждый день его жизни есть сдача экзамена на свою компетенцию и соответствие занимаемому собой месту в этой жизни.
– Надо заглянуть … – и только это сказал Аристотель, повернувшись в сторону выбранного для себя пути, так нате столь счастливый человек, там дорогу переходит чёрная кошка, и теперь уж решите, на что в этой жизни ориентироваться, на личностные суеверия или же на собственную карму.
– Если вытянутый мной счастливый билет предполагает эту встречу, то нужно идти к ней навстречу. – Говорит вслух Аристотель и…прежде чем сделать шаг по этому направлению, зачем-то оглядывается по сторонам. После чего в сторону идущей кошки выбрасывает угрожающий взгляд, в сопровождении шипящих несогласных гласных, в чей замысел входило отогнать назад кошку, и на этом как бы всё. И чего из всего этого добился Аристотель, то лишь приостановку хода кошки, которая с явным удивлением посмотрела в сторону этого странного человека, ведущего себя непонятно ей никак, и так уж и быть, она готова обождать немного для того, чтобы он объяснил, чего это сейчас было.
На что Аристотель смотрит с совершенно других позиций. Это ему непонятно, что этой животине ещё не ясно из того, что ясно, как день. Её здесь проход не считается благоприятным для некоторых лиц, и было бы лучше с этим делом повременить. Ну а если чьи-то права будут проигнорированы, то можно подкрепить свои усилия тем же выпадом, с ударной ногой вперёд.
Да вот только Аристотель не рассчитал степень упёртости и упорства этой зловредной, типа ходящей сама по себе животины. Которую, что интересно, сколько бы не пытаешься переубедить изменить маршрут своего следования, она тварь такая, всё равно прёт туда, куда прёт. Это, наверное, потому, что она принимает свои решения без оглядки на последствия и заодно она не может оглядываться в прошлое.
А вот Аристотель может и при этом очень для себя с последствиями. Как в данном случае, где он, уже следуя по мостовой, ощущал в ударной и выброшенной вперёд ноге растяжение что ли, а в душе стоял какой-то неприятный осадок при сторонней картинки того, как он некрасиво выглядел, когда попытался так ненавистнически прогнать теперь уже кота (так орут только они).
И за всем этим он проходит мимо ларька с выигрышными для него всегда билетами, видимо посчитав, что ему сегодня удача или точнее дополнительный стимул не понадобится, а он сам со всем, что его ждёт справится. Ну а эта встреча с чёрной кошкой, а если точнее, то с суеверием в себе, тоже что-то, да должно значить, если этот мир управляется логикой причинно-следственных связей и событий из них исходящих.
– И что всё это может значить? – двигаясь по мостовой с отстранённым выражением лица, задался вопросом к себе Аристотель. – Как минимум то, что этот мой сегодняшний путь будет сопровождать кто-то со стороны. – Сделал промежуточный вывод Аристотель. На чём он само собой не успокаивается и задаётся новым вопросом. – И кто?
А вот на этот вопрос он не сразу находит ответ, а он к нему приходит тогда, когда он уже оказывается у себя на рабочем месте, в конструкторском кабинете архитекторов новой реальности и её системного продвижения в жизнь современником-практиком и чуточку идеалистом. Кого в вас видят люди проектировщики того, чем вы живёте и дышите именно так,
